Увидеть столицу, в конце концов! Воочию, а не по телику или обнюхавшись клеем. Лихо единственный кормилец в семье, как думаешь, он может позволить себе такую поездку? Нет! Так что на будущее: если хватило духу грубить, позаботься, чтобы хватило и ответить за дерзость.
– И твоей здесь вины, конечно же, ноль!
– Со своей виной он пару минут назад разобрался, – лениво встревает Лиховский. – В итоге мы едем на экскурсию, а Беда в одну каску драит полы в спортзале. До конца учебного года. – Вопреки ситуации он заходится весёлым смехом. – Трусы папиной тёлки? Чувак, как деканша вообще на это повелась?
– Ты же сам слышал: я трудный ребёнок и вообще редкостный придурок, – напряжённо передёргивает плечами Тимур. – Причём последним весь в отца.
– А если б Лукреция сообразила брякнуть твоему бате?
– Вряд ли нашим с ним отношениям есть куда портиться.
Я впервые вижу, как Беданов сходит с лица. От прежней невозмутимости – только ровный голос. Если бы не бульдожья хватка Матвея, от которой начинают гореть суставы, то мне бы никак не удержать нелепый порыв сжать его пальцы, успокоить...
Да – того самого, кто пару дней назад хладнокровно заставил меня пройти через ад. Я точно свихнулась. И всё же…
– Извини, Матвей, – негромко, но искренне говорю, глядя в пол.
– Так-то, куколка, – довольно басит Лиховский, разжимая тиски, и тут же с оттяжкой шлёпает меня по ягодицам.
Я едва успеваю открыть рот, чтобы возмутиться, как Тимур одним коротким ударом кулака отбрасывает его на преподавательский стол, а вторым валит на зашарканный пол.
– За что? – недоумённо шипит парень, приваливаясь спиной к стене. Из-под зажимающих нос пальцев на бежевый свитер густо срываются бурые капли.
А ведь правда – за что?
– Ещё раз облапаешь мою сестру – сломаю руки.
Господи, ну почему всё так сложно? Минуту назад я сама была готова ему вломить, но когда это сделал Тимур, выяснилось что вид стирающего кровь Матвея не вызывает во мне ничего кроме сострадания и чувства вины. Что с нами всеми происходит?
Кусая губы, перевожу взгляд на бледного и тяжело дышащего сводного брата, который всем своим видом выказывает едва сдерживаемое рвение добить. Тонкие ноздри ритмично и тяжело раздуваются, взгляд из-под сведённых вместе бровей давит свинцом, губы поджаты в бледную линию. Жуткое зрелище. Всё-таки я была права – у парней скорее общие интересы, чем дружба. Сомневаюсь, что Беданов в принципе на неё способен.
В оглушающей тишине слышно как судорожно сглатывает Стёпа.
– Твою ж дивизию… так это она? – наконец отмирает Лиховский. В отличие от пышущего яростью Тимура, он вполне расслаблен, можно даже сказать бодр. – Очуметь вы парочка – оба шибанутые. Зато теперь история про пятерых качков заиграла новыми красками. Тебя реально фиг сцапаешь.
– Пошли, – сквозь зубы бросает Беданов, но, смерив хмурым взглядом мою покрасневшую кисть, вместо того, чтобы идти с Матвеем к двери, встаёт ко мне вплотную. От неожиданности задерживаю дыхание, наверное поэтому так отчётливо слышу скрип его зубов. Длинные вымазанные кровью пальцы подхватывают прядь моих волос, и содранные костяшки невесомо проскальзывают от виска вниз по щеке к подбородку. Тимур прикрывает глаза, беззвучно шевеля губами. Что он чёрт подери, делает… считает?! – Больше так не дури, а то сам припечатаю, – уже обычным тоном произносит он пару секунд спустя и, отстранившись, перекидывает через плечо оба наши рюкзака. Ненормальный.
Лиховский должно быть живёт где-то по соседству потому что, распрощавшись со Стёпой за первым же поворотом, большую часть пути мы идём втроём. Я плетусь чуть позади, тайком разглядывая профиль Тимура. Следы проколов на мочке уха, тонкие, почти незаметные полосы шрамов – несколько на нижней челюсти и один, подлиннее, на шее. Точно такие же, только в гораздо большем количестве покрывают его руки, искусно прячась под чернилами татуировки. Сейчас их не видно, но тогда в машине они чётко врезались мне в память.
Словно забыв о моём присутствии, парни шутят, совсем невесело и на предметы далёкие от беззаботности, а в частности – на что готов пойти человек ради денег. Я ловлю себя на том, что то и дело задерживаю дыхание, боясь пропустить хоть слово.
Матвей считает, что главное не переступать через свою совесть.
Тимуру тема неприятна. На мгновение это отчётливо проступает под маской ленивой иронии, но только на мгновение. Затем он так же едко напевает слова песни, припев которой стоит у него на рингтоне:
– Живи по совести – звучит красиво. Кому-то совесть позволяет детей насиловать.
– Кто ищёт, тот найдёт, – подхватывает Лиховский, – сухарь вкуснее с голоду. Не опускай руки, а то пропустишь в бороду.*
– Да уж… – напряжённость во взгляде Тимура перерождается в угрюмую тоску.
Матвей поджимает губы и задумчиво трёт переносицу.
– Слышал, Арман перебирается в столицу. Поедешь за ним?
– Время покажет, – отзывается Беда безликим голосом. – Лих… там будет совсем другой уровень. Другие расценки и условия тоже другие. Не соскочишь.
– Кстати, он заметил, что ты покоцал его Ауди?
– Нет. Он только вчера приехал. Повезло царапина мелкая, хватило воскового карандаша. Ночь проторчал в гараже, зато никто ничего не прочухал.
– Больной, – качает головой Матвей, пиная осколок бутылки, валяющийся под ногами. – Зачем ты вообще её трогал?
– Нужно было впечатлить одну красотку.
Я невольно усмехаюсь, мигом сообразив о какой Ауди идёт речь. Значит, Тимур считает меня красоткой?..
Он замечает эту усмешку и неожиданно улыбается в ответ. Задумчиво и как-то искренне, что ли, отчего сердце замирает пугливым котёнком. У меня нет ни одной причины для симпатии, но взгляд так и тянется к растянутым в улыбке красивым губам.
– До завтра, чудики! – прощается Матвей, в который раз удивляя легкостью, с которой он воспринимает жизнь.
Получив в нос, пусть даже заслуженно, я бы вынашивала обиду не один месяц, и уж точно не смогла б так непринуждённо продолжать общение с агрессором. Мне тяжело их понять: Тимура, Иру, Лихо – каждого. Мы словно слеплены из разного теста. Мы не то, что разные – между нами пропасть.
С уходом Лиховского появляется нервирующая неловкость. Я почти не смотрю на своего спутника, тот в свою очередь благополучно делает вид, будто идёт один. Мирное общение нам пока даётся со скрипом, вернее сказать вообще никак, но мы не сговариваясь ползём со скоростью