Хоксуэлл и Себастьян долго молча попыхивали сигарами, глядя в залитый лунным светом сад.
— Можешь поблагодарить меня, — прервал наконец молчание Себастьян. — Одрианна заметила на дальнем конце бухты две фигуры и испугалась, что ты затеял что-то недоброе. Она настояла на том, чтобы мы поскорее причалили к берегу, но ветер переменился, и мы не сразу справились с парусами.
— Спасибо.
— Мне показалось, что твоя невеста выглядела не слишком счастливой сегодня вечером.
— Я выглядел не лучше. Такова плата за то, что я сделал доброе дело, а не воспользовался обстоятельствами. Если бы я был менее тактичен, мы оба были бы более довольны. — Это было не совсем так. Его останавливали не соображения такта, а то проклятое обещание, которое он дал в оранжерее в Камберуорте.
Саммерхейз тихо засмеялся.
— Полагаю, что для удовлетворения желания у тебя впереди много времени. Вся жизнь.
— Когда я увидел, что ты никак не можешь справиться с парусами, то подумал, что ты мой союзник. Сначала ты советовал мне соблазнить ее, а теперь проповедуешь мудрость воздержания. В этом вопросе ты находишься под влиянием жены. Не делай вид, что возмущен. Ты же не станешь отрицать, что это она приказала тебе плыть к берегу? Может, она к тому же сочувствует бедняжке Верити?
— Она понятия не имеет, что произошло. Когда она увидела Верити, то подумала, что вы просто поругались.
— Мы действительно поругались. Правда, это продолжалось недолго.
— Думаю, к утру шторм утихнет.
— Возможно. А возможно, и нет. В любом случае через три дня мы отправимся в Лондон.
Они замолчали. Саммерхейз умел отвлекать своими разговорами. И сейчас он отвлек мысли Хоксуэлла и от ссор, и от ярких воспоминаний о страсти, пробудившейся в Верити.
Весь следующий день Верити почти не отходила от Одрианны. Она старалась как-то оправдать свое неподобающее поведение с Хоксуэллом. К тому же ее беспокоило то, что она проиграла всю войну, проявив непростительную слабость в первой же битве.
Она была почти уверена, что когда он привел ее на эту крошечную полянку, то намеревался сказать что-то совсем другое. Возможно, сегодня, выспавшись, он поймет, что поступил неразумно.
Однако ее надежды не оправдались. Он вообще больше не поднимал этот вопрос и не извинился за то, что случилось на той лужайке.
Напротив. Он говорил с ней и смотрел на нее так, будто после этих скандальных объятий и поцелуев у них появился общий секрет. Его присутствие каким-то невидимым образом давило на нее, даже когда она пыталась его игнорировать. Воспоминания все время всплывали у нее в голове, хотя она очень старалась следить за болтовней Одрианны.
Прошлым вечером он ушел к себе почти одновременно с ней. Она слышала его шаги, когда он поднимался вслед за ней по лестнице, и ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Она ненавидела то, как ее беспокоит и волнует его близость.
На первой же площадке лестницы она обернулась.
— Не вздумайте пытаться целовать меня сегодня. Не смейте. Вчера вы получили достаточно поцелуев, так что сегодня я вам ничего не должна.
— А вы, Верити, получили достаточно поцелуев?
— Более чем. Слишком много. — От того, как он на нее посмотрел, у нее почти подогнулись колени. — К тому же они мне не понравились. Вообще все было неприятно. Когда дело касается поцелуев, мы тоже друг другу не подходим. Вы должны изменить ваше решение. Я имею в виду ваше «нет».
Он поднялся на две ступеньки и оказался прямо перед ней. Его явно рассмешил ее протест.
— Когда дело дойдет до настоящих поцелуев и наслаждения, вы увидите, что мы очень подходим друг другу, Верити. А через какое-то время вы перестанете этого бояться.
— Я вовсе не боюсь. Вы ошибаетесь. Мне было неприятно…
Он приложил палец к ее губам, чтобы она замолчала.
— Может, мне сегодня ночью доказать вам, что я не ошибаюсь? Вы просто бросили мне вызов, дорогая.
Он ощутил, как дрожат ее губы. Да и вся она дрожала от его взгляда и близости.
Она стиснула зубы, чтобы перестать реагировать на него.
— Напоминаю вам о вашем обещании, — сказала она, когда ей наконец удалось от него отвернуться.
— Я не нуждаюсь в напоминаниях. Однако мне, наверное, придется провести ночь в вашей комнате, чтобы быть уверенным, что вы не воспользуетесь еще одной редкой возможностью и не сбежите.
Его предположение напугало ее. Она была уверена, что он не усидит всю ночь в кресле в ее гостиной. Этот мерзавец намерен сделать с ней все те ужасные вещи, которые едва не стоили ей девственности.
Воспоминания об этих «вещах» всколыхнули в ней чувственность, и она ужаснулась.
Она не должна так реагировать, если хочет сохранить остатки своей гордости, когда они навсегда расстанутся. Ей ни за что не удастся убедить его изменить свое решение, если он будет продолжать целовать ее и прикасаться так, как вчера. А когда она выйдет замуж за человека, которого сама выберет, ей не придется объяснять, почему она сблизилась с этим мужчиной перед тем, как он согласился отпустить ее.
— Нет, — ответила она. — Вы прекрасно знаете, что, оставшись в моей комнате, вы будете искушать дьявола и пострадает ваша честь.
Он рассмеялся.
— Как это мило, Верити, что вы беспокоитесь о моей чести.
— Меня это заботит настолько, что я обещаю — вам не придется меня сторожить. Клянусь, я буду в своей комнате завтра утром.
Он задумался. Потом, улыбнувшись, отступил.
— Да будет так. А теперь бегите, пока я не решил, что ваше раскрасневшееся лицо выдает надежду на мое скорое появление возле вашей двери.
Ночь Верити провела плохо. Хоксуэлл не сказал, что не появится у ее двери, поэтому она прислушивалась к малейшему шороху. Она ворочалась с боку на бок, думая о том, как она теперь сможет сбежать, если ей вообще это удастся.
Сложившаяся ситуация беспокоила и раздражала ее. Она сделалась нервной и не в меру осторожной. Она решила, что ей надо отдалиться и от Одрианны. Поэтому утром она поднялась с рассветом, надела свое простое голубое платье и, подвязав передник и закутавшись в шаль, спустилась во двор.
Садовники уже начали свою работу — окучивали, подстригали кусты и ветки деревьев, свозили мусор на тачках. Она стала наблюдать, как они обрезают деревья. Потом восхитилась землей, которую главный садовник привез с поля, лежавшего под паром с прошлого года.
Верити почти забыла про Хоксуэлла, его поцелуи и про свое смущение. Но по тому, как головы садовников повернулись в сторону дома, а главный садовник слегка поклонился, она поняла, что Хоксуэлл вышел на террасу.
Он выглядел хмурым и серьезным и смотрел на нее с нескрываемым интересом. Ей не понравилось, что ощущения, которыми откликнулось ее тело, были вызваны словно по его приказу.