Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При подготовке танков к перевозке Павел воочию увидел, какая это морока и головная боль. «Тигр» был танком не только тяжёлым — 57 тонн точно, но и большим. Ширина его превышала ширину железнодорожной платформы. Для его погрузки экипажи снимали по ряду внешних катков с каждой стороны, снимали боевые гусеницы и ставили транспортные, узкие. На «переобувание» одной стороны уходил день, и к вечеру экипажи падали от усталости.
Грузили танки на специальные железнодорожные платформы — 80-тонные. Заранее просчитывали маршрут следования, чтобы выдержали мосты. Тянули такой состав с танками сразу два паровоза. А по прибытии на место возня с катками и гусеницами повторялась снова. Танкисты, скрипя зубами и матерясь, терпели. Терпели потому, что толстая броневая защита и мощная пушка позволяли «Тигру» чувствовать себя на поле боя хозяином положения.
А дальше — неспешный марш. Именно неспешный, поскольку скорость танка на марше по грунтовой дороге была 10–15 километров в час. И даже при такой скорости бензинового бака в 540 литров хватало на 80–100 километров пробега. Даже после «Пантеры» «Тигр» казался неуклюжим, тихоходным монстром. Что уж сравнивать его с «КВ» или с Т-34? На «тридцатьчетвёрке» съехал с железнодорожной платформы — и можно сразу в бой. Рядом с «Тигром» Т-34 выглядел как легковушка рядом с грузовиком.
Но «Тигр» был явно не доведён до кондиции, «сыроват», и потому с 1942 года по август 1944 года его было выпущено всего 1354 штуки. А с января 1945 года в производство пошёл «Тигр-II». Однако до конца войны оставались считаные месяцы, и этот танк не смог оказать сколько-нибудь серьёзного влияния на ход танковых сражений.
Батальон Павла, не приняв ни одного сражения, был срочно переброшен в Белоруссию, в район Барановичей, где начиналось большое наступление русских армий. Павел с грустью смотрел на маячившую перед ним корму «Тигра», на которой красовался значок батальона — чёрный щит с вырезом в правом углу и изображением кузнеца, кующего меч. Какая от него польза Красной армии? Только одно сообщение и успел передать. Пройдёт время, война закончится — ведь немцы отступают по всем фронтам. Тогда с него спросят — почему отсиживался? А что ему сообщать? Тактико-технические характеристики «Тигра»? Так наши уже небось и сам «Тигр» трофеем взяли и испытали. Так что ничего нового он не скажет. Замыслов верховного немецкого командования он не знает, это удел командиров корпусов и армий. И зачем только он согласился вернуться к немцам? Лучше было бы остаться среди своих, даже в штрафной роте. Как говорится, кровью смыть свою вину перед Родиной. Хотя в том, что он раненым попал в немецкий госпиталь, Павел своей вины особо не видел. Можно было, конечно, сказать в госпитале немцам, что он русский. В лучшем случае отправили бы в концлагерь, где он умер бы от ранений. Немцы и в хороших госпиталях его долго выхаживали, а уж в концлагере, без лечения и кормёжки, он бы и недели не протянул. Скорее всего, сразу бы и расстреляли.
И решил Павел плюнуть на договорённость с майором-«смершевцем» и при первом же удобном случае перейти на сторону своих, а там — будь что будет. Двум смертям не бывать, а одной — не миновать.
Местность для действия танков в Белоруссии была неподходящей — много рек, ручьев, озёр и болот. «Тигр» и сухую-то грунтовку давил, оставляя на ней глубокие следы, а уж во влажной почве и вовсе увязал. Без предварительной разведки роты «Тигров» совершать манёвры не могли. Сначала мотоциклисты определяли, есть ли преграды, выдержит ли мост, и только потом командир батальона планировал маршрут передвижения.
Павел всё это видел и в душе удивлялся. Зачем был создан этот мастодонт? Ему бы стоять, как долговременной огневой точке или проламывать оборону противника в сухой степи, где твёрдая почва.
Танки каждой роты повзводно раскидали по пехотным полкам для усиления. «Тигры» загнали в отрытые экипажами капониры — лишь башни возвышались выше уровня земли.
Кстати, узнав от пленных танкистов о трудностях передвижения «Тигров», на советских картах синей штриховкой стали наносить «тигроопасные» направления, где местность не имела заболоченных участков и низин, не было мостов и рек. И достаточно было сосредоточить на этих участках современные противотанковые пушки вроде ЗИС-2 или самоходки СУ-85 или САУ-152, как оборона становилась достаточно неприступной. На других участках с немецкими T-III и T-IV справлялись полковые пушки ЗИС-З.
Павел расставил танки на позициях. Между ними получилась дистанция в 300–350 метров. Таким образом, простреливаемых зон практически не было. Свой танк он поставил последним, подальше от танка командира роты, в душе надеясь выбрать подходящий момент и сбежать. На данную минуту его останавливало пока то, что немцы укрепили свой передний край. Перед траншеями в два ряда была натянута колючая проволока, а на «нейтралке» установлены противопехотные и противотанковые мины. В самих траншеях через тридцать-пятьдесят метров были оборудованы пулемётные гнёзда. Немного вглубь от траншеи стояли ротные 50-миллиметровые и батальонные 80-миллиметровые миномёты. Ну а уж дальше — танки 507-го батальона «Тигров».
Перебраться через передний край, даже ночью, было затруднительно, практически невозможно. Павел, как и все командиры взводов и рот батальона, был в передовых траншеях для рекогносцировки и согласования действий с пехотой, и сам, своими глазами видел укрепления. И тем не менее надежды не терял. В минных полях были оставлены коридоры для прохода танков — танкисты их отметили на картах. Вернее, мины были, но только противопехотные. Если танк наедет на такую мину, ему вреда не будет, даже гусеницы не пострадают. А вот пехотинцу не поздоровится. Противопехотные мины срабатывают от небольшого нажатия и запросто отрывают ноги или калечат.
В последнее время немцы стали применять прыгающие мины, прозванные «лягушками». При нажатии ногой на взрыватель они взводились, а стоило убрать ногу, подбрасывались из земли на полметра и взрывались. От такой мины область поражения больше, убивало и ранило не только наступившего на неё, но и людей, находящихся поблизости.
Планам Павла в отношении побега сбыться было не суждено, жизнь его изменилась внезапно и самым неожиданным образом. В батальон прибыла инспекторская проверка. В штабе батальона суетились с бумагами, Павел же был спокоен. Танки его взвода технически исправны, экипажи к бою готовы, укомплектованы, боезапас в наличии. Да и если проверяющие найдут мелкие нарушения, то как накажут? На фронт пошлют? Так он и так уже на фронте. До передовой траншеи четыреста метров, дальше полкилометра «нейтралки» — и позиции русских. Потому Павел не дёргался, встретил проверяющего с достоинством. Он показал оберсту из инспекции проходы на карте, простреливаемые зоны.
— Я бы хотел лично осмотреть позиции танков взвода, — заявил оберст.
— Так точно! — вытянулся перед ним Павел.
Но когда вместе с Павлом и инспектором попытались пойти другие офицеры, оберст их остановил:
— Господа, я сам в состоянии оценить позиции и поговорить с командиром взвода.
Командир роты состроил страдальческую мину на лице.
Полковник, не спеша, шёл рядом с Павлом.
— Герр оберст, — решил предупредить его Павел, — участок впереди простреливается русскими снайперами. Может, обойдём? — он показал на рощицу слева.
— Дистанция слишком велика, у русских нет таких снайперов. А шальным пулям я, немецкий офицер, кланяться не привык! — вдруг высокопарно заявил оберст.
На его месте Павел не стал бы заявлять так опрометчиво. Не далее как позавчера здесь же, на этом месте, был убит пулей в голову немецкий пехотинец. И каска не помогла.
Оберст не спеша шёл по открытому участку, явно демонстрируя бесстрашие и презрение к смерти. Однако он не успел сделать и десятка шагов, как взмахнул руками и упал навзничь. Только потом до Павла донёсся далёкий звук выстрела.
Павел инстинктивно бросился на землю рядом с оберстом. Выждав с полминуты, повернулся к нему и увидел остановившиеся глаза полковника. Искать пульс было бесполезно. На правой стороне головы виднелось входное пулевое отверстие, по щеке не спеша сползала тоненькая струйка крови. Выходного отверстия не было — из-за большой дистанции выстрела пуля не смогла пробить голову навылет.
Павел, пригнувшись, кинулся назад — сообщить офицерам батальона о смерти инспектора. Все оторопели. Как же, полковник из штаба группы армий «Центр» убит! Понятно, что война без потерь не бывает, но начальство положено беречь.
Командир батальона от такого известия побагровел:
— Лейтенант, почему вы не уберегли оберста?
— Я предупреждал его о русском снайпере и предлагал обойти опасный участок, но он не внял моему предупреждению.
Офицер подошёл к точке, откуда хорошо было видно место гибели оберста, поднёс к глазам бинокль. Тело убитого так и лежало на прежнем месте.
- Добровольцы - Борис Земцов - О войне
- Война. Легендарный Т-34 и его танкисты - Александр Щербаков - О войне
- Мой прадед тоже воевал - Екатерина Шубочкина - Историческая проза / История / О войне
- Битва «тридцатьчетверок». Танкисты Сталинграда - Георгий Савицкий - О войне
- Трагедия и доблесть Афгана - Александр Ляховский - О войне