послышался голос Омаева, – батя на связи. Срочно.
Если комбат до сих пор не вызывал Соколова, значит, все было хорошо. По крайней мере, Никитин не мешал поискам и не позволял мешать другим. Но если он вышел на связь, да еще и потребовал «срочно»… Это могло означать неприятные новости или требования вышестоящего командования. А командование, как известно, имеет свое мнение по всем вопросам, и оно сильно отличается от мнения командиров среднего звена.
Соколов сидел в люке башни своей «тридцатьчетверки» и смотрел на деревню, от которой остались только трубы да два десятка свежеструганых крестов над могилками на погосте в стороне. Сердце танкиста сжалось. Когда смотришь на погибших солдат, на солдатские могилы, сердце так не сжимается. На то она и война, на то они и солдаты, чтобы сражаться и умирать. А вот когда мирные жители, старики, женщины и детишки погибают, смотреть очень тяжело. Неправильно это.
– «Зверобой», я «Береза», – донеслось сквозь треск эфира. – Как идет охота на кабана?
– «Береза», взял след. Судя по повадкам, это кабан. Нахожусь в двадцать третьем квадрате, двигаюсь на северо-запад. Два ствола при мне.
– «Зверобой», «Третий» нервничает из-за кабана. Требует активизировать поиски.
– Понял, «Береза». «Зверобой» уверен, что взял след, охота будет удачной.
– Будь на связи, «Зверобой». Выходи в эфир утром и вечером. Удачи!
Логунов вылез из люка и уселся рядом с лейтенантом. Шлемофон он сдвинул на затылок и с наслаждением подставлял лоб встречному ветерку.
«Тридцатьчетверка» пошла мимо поста военных регулировщиков. Светловолосая девушка с полными красивыми губами улыбнулась танкистам. Логунов не удержался и крикнул: «Красавица, не скучно тут одной?» Но тут из землянки вышел суровый боец с большими усами. Наводчик тут же поднял руки: «Все, сдаюсь! Я ушел, меня уж нет!»
– Хорошие девочки – регулировщицы, – сказал он, глядя назад, где девушка флажками подавала команды колонне грузовиков. – И ведь не боятся! Одни, и в снег, и в дождь, а все стоят.
– Ты сам знаешь, Василий Иванович, что на войне боятся только первые дни, а потом либо ты привыкаешь, либо тебя убивают. Вот и все. Тут нельзя бояться – не выживешь.
– Это точно, – согласился Логунов, а потом схватил лейтенанта за рукав комбинезона: – Приехали!
Брод впереди перегородили грузовики. Река была не очень широкой, но брод был слишком узким, почти в одну колею. Два водителя устроили затор. Одна полуторка окунулась капотом в воду и теперь была не в состоянии выбраться, буксуя и зарываясь в речной песок. Вторая машина, которая с лихостью попыталась обойти завязшего собрата еще в самом начале, едва не перевернулась и теперь, свесив в воду край брезента, которым был накрыт кузов, стояла под таким наклоном, что казалось, вот-вот рухнет на бок. Со стороны села шел гусеничный трактор «ДТ» – на выручку горе-водителям.
– Что делать будем, Алексей Иванович? – раздался в шлемофоне голос Бабенко. – Это надолго. Поможем ребятам? Вытащим?
– Нет, к ним вон трактор из села едет, – ответил Соколов, доставая карту. – Семен Михалыч, давайте назад. Возвращаемся до поста регулировщиков, а потом едем строго на север. Там проселок есть, выведет нас к железнодорожному переезду. Сделаем крюк в пару километров, но по времени будет быстрее.
– Понял, – отозвался механик-водитель. – Самоходки все равно ко времени не успеют. Еще будем их ждать.
«Тридцатьчетверка» развернулась на месте, содрав гусеницами дерн и мелкий кустарник, и двинулась назад по грунтовой дороге. Соколов, сидя в люке башни, посмотрел на часы. Время еще есть. «Зверобой» на месте будет через два часа, а самоходки не раньше чем через три. Будет время осмотреться, расспросить местных жителей. Пока серьезных зацепок у лейтенанта не было. Могила умерших немецких танкистов – это, конечно, хорошо, но она дает только приблизительное местоположение вражеской группы танков. Если делать поправку на два дня, то уйти они могли далеко и в любом направлении. Сейчас главное – понять логику передвижения вражеских танков. Или у них есть боевая цель, или их задача – скрыться до наступления фашистских войск на этом участке.
Соколов позвал по ТПУ Логунова и сдвинул шлемофон на затылок. В люке показался наводчик.
– Слушай, Василий Иванович, сейчас выйдем на развилку, будем ждать самоходки. Давай разделимся. Я и Бабенко останемся возле танка, а ты потолкайся среди маршевых подразделений, с регулировщиками – где-то там пост должен быть. Может, танкистов встретишь.
– Понял, командир. Надо слухи пособирать? Не слышал ли кто, не рассказывал ли?
– Именно. Если бы была официальная информация, шуму поднялось бы много. А так, может, есть что на уровне солдатского фольклора. Типа проснулся по нужде в четыре утра, а мимо немецкий «Тигр» с потушенными фарами крадется. А за ним еще один. И в темноте исчезают.
– Бывает такое, – засмеялся старшина. – А Омаева я пошлю пройтись по окрестным лесочкам. Есть там пара мест, где можно найти следы, если группа там проходила. Лощина одна есть коварная. С дороги ее не видать, звук моторов она заглушает. А еще за дорогой есть лес с коридором в глубине, как будто специально природа оставила двадцатиметровый проход для танков. Местность для колесного транспорта не очень подходящая, а на гусеницах можно… А вообще столько войск в полосе фронта ежедневно перемещается, что звук двигателей двенадцати танков скрыть несложно. Иногда и стрельба поднимается. А еще разминирование – саперы взрывают снаряды в оврагах. Даже сейчас, слышите?
Соколов покрутил головой. Из-за рокота мотора «тридцатьчетверки» и лязга гусениц он не сразу различил стрекот пулеметных очередей. То ли правда кто-то стрелял, то ли показалось.
Алексей в который раз подумал, что штаб корпуса действует как-то неправильно. Надо серьезнее относиться к танкам в своем тылу, не прорываться к директиве окруженных подразделений. Оперативный отдел штаба фронта вполне может определить основные направления возможного немецкого наступления. Туда будут стягиваться все окруженцы, чтобы в нужное время ударить в спину обороняющимся советским войскам. Но у нас боятся наверх сообщать – как бы не влетело!
Через двадцать минут «Зверобой» прошел то место, где недавно Логунов махал рукой и улыбался регулировщице с пухлыми губами. Поста уже не было.
– Сняли пост! – крикнул он старшине и кивнул на перекресток, изрытый колесами и гусеницами военных машин.
– Почему сняли? – пожал Логунов плечами. – Он на месте. Вон портянки сушатся. Просто ребята опытные, спрятали хозяйство подальше, чтобы начальство не взгрело за демаскировку. Я, помнится, прошлым летом был на батарее зенитчиц – вот там еще и не такое можно было увидеть! Но только когда начальства нет. Лифчики там всякие…
– Стой! – заорал Алексей. Потом спохватился, прижал к горлу ларингофоны и снова крикнул по ТПУ: –