Читать интересную книгу Полк прорыва - Владимир Осинин

— Сваливай его в воду! Вперед!

Минута тишины.

— Шорников! — зовет Морозов. — Иди ко мне, посоветуемся.

Он стоял где-то у самой кромки воды на противоположном конце дамбы.

Горящий грузовик опрокинули под откос, пламя расползлось по воде. Пламя белое, а дым черный.

Снова артиллерийский налет — видимо, дамба была заранее пристреляна. Шорников лег на землю, прикрыл голову руками, он всегда делал так, когда негде было укрыться. Его окатило пеплом и пылью. Но только наступило затишье, он вскочил и опять закричал:

— Вперед! Танки — вперед!

Танкисты, объезжая воронки, двинулись по дамбе, за ними потянулись бронетранспортеры, а пушки артиллеристы отцепили и покатили на руках.

— Ура-а!

Но где противник? Бежали и стреляли просто в темноту. Достигли перекрестка, затем и опушки леса, но никого не обнаружили.

Шорников подошел к Морозову:

— Теперь можно и посоветоваться.

И вдруг они увидели перед собой огромную угловатую тень с длинным стволом. Едва Шорников успел повалить Морозова, тень выстрелила и поползла на них. Они покатились в оказавшийся рядом овражек. Морозов застонал.

— Положи меня и руководи боем. Помни: отходить нельзя. Нас посылали…

— Все знаю!

Шорников приподнял голову и увидел еще одну такую же тень, как та, которая выстрелила, и еще… И с двух сторон над ним со свистом полетели болванки, оставляя искрящийся след, тянулись трассирующие разноцветные цепочки.

— Добровольцы — с гранатами! — прохрипел Морозов. — По опушке и в обход!

Три немецких танка были подожжены, остальные отошли. Замолчали и немецкие автоматчики.

Шорников приказал всем рассредоточиться и окапываться, а сам побежал к Морозову. Майор уже шел к нему навстречу. С одной рукой. На месте второй болтался пустой, влажный от крови рукав.

Шорников остановился в растерянности.

— Коля, разорви на мне рубаху и перевяжи, бинтами здесь не обойдешься. И не забудь про раненых.

В кузов грузовика уложили убитых и покрыли брезентом, в бронетранспортер — раненых и отправили в тыл. Остальные, как в лихорадке, дожидались утра…

— Я тогда считал, что ты не дотянешь до медсанбата, — сказал Шорников. — Ведь у тебя половины плеча не было. Ключица торчала.

— Зато сердце стальное было. Только теперь подкачало. Три месяца пролежал в постели. Видно, уж доля наша такая! На побегушках не сладко, а начальником быстро инфаркт заработаешь.

— И, однако же, все почему-то лезут в начальники!

— Пищат, а лезут! — засмеялся Морозов.

Они наполнили рюмки остатками коньяка.

— Слушай, Коля, а что там у вас в батальоне произошло после того, как меня ранило? — спросил Морозов.

Шорников молчал.

— Ладно, не надо. Я кое-что знаю. А как сложилась твоя личная жизнь?

— И это не простой вопрос. Живу…

— На меня тоже в последние годы сваливалось несчастье за несчастьем. Сначала жену похоронил, потом сына — совсем недавно. Поехал парень со студентами на целину урожай убирать и попал на провод высокого напряжения.

Морозов и сам почернел, будто начал обугливаться, — наверное, от горячих целинных ветров и песка.

«Зря я не рассказал ему обо всем. Кому же тогда доверяться?»

— Так что, брат, мы сюда привезли не только радость своих успехов, — сказал Морозов. — Мы привычны были в те годы ко всему и меньше всего к мирной жизни. Она легко нащупывала у нас слабые места.

— Нет, я с тобой не согласен. Мы просто стали забывать о том, что было. Стали забывать! Многие… Если им есть что забывать. — Шорников взглянул на огромную хрустальную люстру, и ему показалось, что она сейчас рухнет вместе с потолком, что это не люстра, а взорвавшаяся бомба.

Люстра плясала, как церковный колокол, который раскачивали за веревку, лучистые осколки ослепляли.

«Неужели я уже пьян? Или просто душно?»

Он выпил немного минеральной воды и опять посмотрел на люстру — она висела ровно. Но хрусталики дрожали. Видимо, потому, что в соседнем зале танцевали. Издали он видел, как там кружились пары, даже было слышно, как Зина смеялась.

А генерал Прохоров и маршал Хлебников тоже смотрели в зал, сидя на своих местах, и озабоченно о чем-то разговаривали. Долетали только отдельные фразы.

— Очень многое зависит от вас, товарищ маршал. Мы надеемся.

— Уговариваете меня? Но вы же отлично знаете, что я никогда не скажу «да», если думаю иначе.

На столе кто-то забыл газету. Шорников взял ее в руки, развернул. На второй полосе был помещен снимок: «Пахота». Танк тащил за собой плуги.

Он показал газету Морозову:

— Что ты скажешь?

— …Веселая эта девчонка Зина!

И опять качалась люстра, голоса и музыка сливались, и казалось, что он сидит где-то на солнечном берегу и перед ним шумит море.

Нет, то был вовсе не берег моря! Плацдарм на Одере. У знаменитых Зееловских высот.

Предполагали, что за передовым отрядом сразу же переправятся главные силы, но помешала вражеская авиация, мост навести не удалось, а о паромах и говорить было нечего. А потом пошли «тигры». Из усиленной роты осталось только четверо: капитан Неладин, девушка-санинструктор и один солдат. Четвертый — Шорников. Он там представлял штаб.

Ждали ночь, думали — придет подкрепление, не дождались. Перед рассветом вплавь переправились на восточный берег. Доложили и уснули.

Вскоре их разбудили и взяли под стражу — без приказа покинули занимаемый рубеж. Капитан Неладин попытался взять всю вину на себя, мол, остальные выполняли его распоряжение, но это не было принято во внимание. Тогда он попросил разрешения попытаться снова высадиться на западном берегу, в этом тоже им отказали.

Но на следующий день неожиданно им вернули оружие и ремни.

…Шорников вдруг почуял, что здесь кого-то не хватает.

«А где же он, наш комиссар?»

— Где гвардии полковник Демин?

— Я его здесь не видел, — ответил Морозов.

И опять все заслонил тот самый плацдарм у Зееловских высот.

Капитан Неладин тогда вскоре стал комбатом. Но говорили, что в одном из боев его разорвало в клочья тяжелым снарядом или миной.

…Играет оркестр, блеск парадных погон, у многих на груди золотые звездочки. И шум, и смех! Все как надо! О такой встрече не могли они и мечтать там, на путях к Берлину.

Шорников опять начал глазами искать комиссара корпуса. Может быть, он уже умер? Но почему же тогда никто не объявил об этом? Почему не сообщили, кто уже умер от ран?

Он подошел к Огульчанскому, но полковник не слушает его. Сложив ладони рупором, он кричит:

— Прославленному полководцу Тимофею Федоровичу Прохорову — ура!

Генерал Прохоров подозвал его:

— Огульчанский! Успокойтесь, а то мы не дадим вам больше водки.

— Я же от души, товарищ генерал!

— Не надо. Прошу вас.

Маршал улыбнулся:

— Если бы этот ваш полковник своей дивизией так командовал!

— Это верно!

Мимо проходил бывший порученец комиссара корпуса капитан Голябин. Шорников остановил его:

— Извините, я что-то не вижу здесь Демина.

— Вас это удивляет? Меня тоже.

— Как вам не стыдно! Вы же…

— Вы не так меня поняли, дорогой товарищ майор. Лично для меня он…

— Вы на что-то намекаете?

— Я намекаю на то, что многим из нас он вручал партийные билеты! И вам, и мне!

Шорников хотел подойти к генералу Прохорову и выяснить, почему нет Демина, но Морозов остановил его:

— Не надо, Коля, а то еще посчитают, что ты уже пьян. По-прежнему кипятишься.

— Нет, брат, я теперь тоже остепенился.

— Может, и к лучшему. А может, и нет.

Музыка оборвалась. Полковник Огульчанский — самозваный тамада — появился в центре зала и похлопал над головой в ладоши:

— Товарищи! Через несколько минут… — И замолчал, пока все голоса не стихли. Потом продолжал: — Через несколько минут о нас узнает вся страна! Нас покажут на голубом экране!

В углу засветился экран телевизора. Искрясь, подрагивает. Все замерли. Оглушает музыка песни «Вставай, страна огромная». Мелькнул портрет Верховного Главнокомандующего. Потом пошли кадры, заснятые в ЦДСА. Комкор в окружении Героев Советского Союза; Морозов — секретарь целинного райкома партии; солдат-разведчик, кавалер трех орденов Славы; экипаж танка… Полковника Огульчанского не было. И Зины тоже. Телевизор выключили, все потянулись к столам, почувствовав себя трезвыми.

— А ведь снимали и меня, гады! — пытался шутить Огульчанский.

— Вас покажут завтра! — ответил ему кто-то.

Поднялся высокий подполковник с узкими плечами и длинной шеей, встал и как-то не в тон всему металлическим, с картавинкой, голосом произнес:

— Представляюсь — подполковник Шамисов! Если помните… До некоторых из нас дошли слухи, что маршала…