Марины был покладистый, доброжелательный к людям характер, она не любила никого обижать и теперь, подчиняясь желанию Олега и требованию старика, испытывала чуть ли не стыд за то, что Ирину, по сути, выгоняют из дома. Не то чтобы ночное происшествие оставило ее равнодушной, но Марина не видела в нем той угрозы, о которой ей говорили. Вернее, не хотела видеть, чтобы не терять своего душевного спокойствия, которое сейчас, в силу известных обстоятельств, ценила дороже всего на свете. Этими обстоятельствами была ее долгожданная беременность. Марина была так счастлива, что все остальное ей казалось безразличным, и даже более — она хотела, чтобы весь мир был так же счастлив, как и она. Однако, судя по всему, это была несбыточная мечта. Тяжело вздохнув при этой мысли, Марина направилась в комнату, где находилась их провинившаяся гостья.
По пути Марина вспомнила, что ночью, до того, как их разбудил шум за дверью, ей снился сон, в котором над ней кружилась стая каркающих ворон. Марина знала, что это плохой сон. Однажды она вычитала в «Сновидце», древней, времен язычества, книге, которую нашла на полке в кабинете мужа, что человеку, которому приснилось подобное, угрожает смертельная опасность. Там же было сказано, что спасти его может только молитва. Марина всегда думала, и даже говорила об этом мужу, что современному человеку глупо и стыдно верить в приметы и сны. Однако сейчас, после недолгого размышления и сомнений, она все-таки решила при случае зайти в храм и помолиться. Свое решение она оправдывала тем, что давно уже не была в церкви, и при встрече отец Климент ее может осудить. А ведь пройдет не так уж много времени, как ей придется обратиться к нему с просьбой о крещении ее младенца.
Эта мысль сделала ее счастливой. Улыбаясь, Марина вошла в кабинет мужа. И словно споткнулась на бегу, услышав долгий и протяжный стон, которым ее встретила Ирина, казалось, не заметившая, что она уже не одна в комнате. Молодая женщина все еще лежала на медвежьей шкуре. Она, словно младенец в утробе матери, свернулась калачиком, подтянув колени к голове. Даже поза Ирины выдавала те физические и моральные страдания, которые она испытывала. А ее глаза, когда она подняла голову и взглянула на Марину, были полны слез.
Увидев это, Марина испытала невольную жалость к той, по отношению к которой от нее требовали проявлять непреклонность и даже жестокость. Она опустилась на шкуру рядом с Ириной и, будто любящая мать, погладила ее по голове, утешая.
— Бедняжка, — сочувственно произнесла Марина. — Вам очень больно?
— Мне стыдно, — опуская голову, произнесла сдавленным голосом Ирина. — Я такого натворила этой ночью, что вы никогда меня не простите.
— Но ведь вы же не виноваты, правда? — спросила Марина. И сама же поспешила ответить: — Конечно же, нет! Я это знаю, а потому вам нечего стыдиться.
Ирина, получив индульгенцию, чего она явно не ожидала, заметно приободрилась. И даже дракончик на ее шее словно повеселел.
— Это все проделки Велеса, — заявила она, вытирая ладонью и без того уже высохшие слезы. — Так и Олег Витальевич сказал. И зачем я только вошла в это проклятущее капище!
— Но вы ведь не знали, — опять оправдала ее Марина. — И это вышло случайно. А насчет Велеса вы правы — с ним надо быть осторожнее. Этот языческий бог не так милосерден, как христианский.
— И как вы только не боитесь? — с любопытством, которое не смогла скрыть, спросила ее Ирина. — Жить в одном доме…
Она не договорила, показав жестом, что опасается, как бы их не подслушал грозный языческий бог. Это вышло так по-детски и мило, что Марина не смогла сдержать улыбки.
— Я никогда не вхожу в эту комнату, — сказала она.
Ее слова прозвучали как невысказанный упрек, и это было единственное осуждение ночного происшествия, которое позволила себе Марина. Но Ирина, основной чертой характера которой был эгоизм, не оценила деликатности хозяйки дома. Молодая женщина даже не заметила ее.
— Но я ведь не знала, — повторила она в свое оправдание то, что немного раньше подсказала ей Марина. — За что же Олег Витальевич меня наказывает, прогоняя из вашего дома и даже из Куличков?
Марина смутилась. Все, что она сказала раньше, противоречило тому, что она могла бы сказать, встав на защиту мужа. Попав в это прокрустово ложе, с одной стороны которого находилась лояльность к мужу, а с другой — ее собственное понятие о справедливости, она не знала, как ей быть. Марина не была настолько ловка, как ее гостья, чтобы выйти из этой ситуации без потерь. Она не сразу ответила.
— А вы хотите остаться? — спросила она после долгой паузы, хватаясь, как утопающий за соломинку, за возможный ответ.
— Да, — сказала Ирина. — А иначе зачем бы я сюда ехала, как говорится, за семь верст киселя хлебать, да все лесом?
Марина опечалилась. Ее невинная хитрость не удалась, и ей приходилось делать выбор — поддержать мужа или стать на сторону Ирины.
— Но ведь Олег, наверное, уже сказал вам, что школа еще не достроена, и работы для вас в Куличках нет, — попыталась она снова остановиться на развилке. — Что же вы будете здесь делать?
Неожиданно глаза Ирины снова наполнились слезами, и она даже всхлипнула. Взяв руку Марины в свои, Ирина прижала ее к сердцу и срывающимся голосом произнесла:
— Я должна признаться, Марина, что обманула вас и Олега Витальевича. Я знаю, знаю, что это нехорошо, не говорите мне об этом! Но я надеюсь, что вы простите меня, когда, в свою очередь, узнаете, что явилось тому причиной.
Марина была озадачена. Она осторожно попыталась высвободить свою ладонь из рук молодой женщины, но та не отпускала ее, орошая слезами. Тогда Марина, стараясь, чтобы ее слова звучали как можно мягче, сказала:
— Вы расскажите, и я подумаю, прощать ли мне вас за ваш обман.
Ирина, у которой в эту минуту был вид сжигающего за собой все мосты человека, глубоко вздохнула, словно собираясь с духом, и выпалила:
— Мне нужен ребенок!
Глава 17. Марина стоит перед выбором
Сначала Марина подумала, что ослышалась, поэтому она переспросила:
— Извините, кто вам нужен?
— Ребенок, — повторила Ирина. — Младенец.
Ей казалось, что она выразилась предельно ясно. Ее лицо сияло, как это бывает, когда человек снимает со своей души бремя, долгое время тяготившее его. Но Марина ничего не понимала.
— И?.. — спросила она.
Но услышала совсем не то, что ожидала.
— И я приехала в Кулички, — сказала Ирина, глядя на нее ясными