Читать интересную книгу Везунчик - Виктор Бычков

Не смотря на сильный мороз, ему было жарко, и он расстегнул свой полушубок.

– Семен, возьми еще одного, и лестницу сюда! – повторил свое требование, и вытер вспотевшее лицо снегом.

Через час злополучный флаг был сорван, и лежал у ног старосты деревни. Люди разошлись, оставив на морозной площади Антона и Ваську.

– Листовки все снял? – староста повернулся к своему помощнику. – Или где остались?

– Нет, вроде все понаходил, – Худолей стучал замерзшими сапогами нога об ногу. – Может, пойдем по домам, да погреемся?

– Не терпится выпить, что ли?

– Да какая выпивка, Антон Степанович! – помощник в сердцах махнул рукой. – Дома скандалы, вот что. Не верит моя супруга, говорит, если меня порешат, как ей одной детишек поднимать? А вы говорите – выпить. Тут спастись бы, вот главное!

– Боишься? Ну и правильно. Страх заставит думать головой, – Щербич то ли упокоил Ваську, то ли высказал свои мысли. – Иди домой, а я в комендатуру. Надо доложить, а то плохо нам будет, если это сделает за нас кто-то другой.

Вечером Антон долго сидел на скамеечке у печки, смотрел на огонь, и думал. А думы уже были не такие веселые, как месяца три-четыре назад. Было самому себе не приятно, но заставил посмотреть на свое теперешнее положение критически, как будто со стороны. И не таким радужным вдруг стало видеться его будущее, не таким. Если раньше строил планы на землю, сады, винзавод, то теперь – как бы раствориться, исчезнуть, пропасть старосте деревни Борки Щербич Антону Степановичу, а появиться, воскреснуть снова тому довоенному Антошке – беззаботному, жизнерадостному, которому были рады все жители Борков, и, в первую очередь, мама.

«Что-то я рано раскис, – укорил самого себя. – Только что успокаивал Худолея, а сам взял и сопли развесил. Выше голову, Антон! Ведь ты же везунчик! Все у тебя получится! А то, что немцам дали под Москвой по морде, так не беда, это еще ни о чем не говорит – злее будут! – После таких мыслей немножко отлегло на душе, полегчало. Но опять вернулся к событиям прошлой ночи.

– Надо будет что-то предпринимать. Вишь, как осмелели деревенские, хамить начали. Я этому Петракову не прощу, нет! При первом удобном случае он не жилец. Как сказал сегодня комендант – чем меньше врагов, тем крепче сон. В этом что-то есть – слабину, вишь ли, почуяли. Расслабился, видно, я, дал повод так думать. Конечно, листовка подействовала, воспаряли духом, даже гранату кинули. Кто, кто это мог сделать? – уже в который раз Антон перебирал в голове всех деревенских мужиков, но так ни на ком и не остановился. – Быстрее всего Скворцовы за отца могут мстить. И дома их нет который месяц. Валентин Собакин говорил, что где-то по лесам прячутся, вот только не ведомо где. Это на них похоже. Лосев? Вряд ли. Он на такое не способен был. До войны, а сейчас – кто его знает? Война все и всех поставила с ног на голову.

Друзья стали врагами, враги – приятелями. Вот как жизнь то закрутила, хрен распутаешь. Но о себе надо думать, Антон Степанович! Кроме тебя самого о тебе ни кто не позаботится. Только не надо сепетить, сучить ножками. Спокойно надо все обдумать, разложить по полочкам. И о будущем надо продумать несколько вариантов: если победят немцы – это первый вариант, и победу Красной Армии тоже скидывать, судя по всему, не стоит со счетов. Это будет второй вариант. Но для решения этих вариантов надо одно общее, что их объединяет – это моя жизнь, это я сам! А вот ее то, жизнюшку мою, надо сохранить во что бы то не стало во всех случаях. Вот этим сейчас и надо заняться. Все надо обдумать хорошенько. Горячку пороть не стоит, не тот случай. На кону слишком высокая ставка – жизнь! Даже погибнуть красиво, как тот солдатик на берегу Березины, мне не надо. Это не мое. Пускай дураки гибнут, а мы, Антон Степанович, будем жить! Везло же до сих пор, повезет и дальше! Молодец, цыганка! Вселила надежду, а это сейчас главное – надежда. Как бы без нее я жил, ни кто не знает, и я в том числе».

Антон взял фонарик, и начал обследовать дом, сени, подпол. В уме видел уже не жилище, как таковое, а место, где можно не только поспать и поесть, но и укрыться от любых неприятностей, в том числе вооруженного нападения и пожара. В любом случае он должен остаться в живых. Вот на такой предмет и исследовал родительский дом староста деревни Борки Антон Степанович Щербич.

Решил, было, вырыть и оборудовать схрон в сенцах с хорошей крышей и вентиляцией на улицу, чтобы в нем можно было даже переждать пожар. Но потом отказался от такой идеи: а вдруг ранят в избе, и не доползешь? Нет, надо что-то другое, более надежное.

Долго сидел в подполе, и пришел к выводу, что лучшего варианта и не придумать: отсюда, из подпола, прорыть ход под глухой стеной дома в огород, под яблоню «антоновку», что растет прямо за хатой. Выход замаскировать, и в случае чего, в ямку с картошкой прямо с печки, оттуда – через черный ход, и ты спасен! А чтобы не произошло заминки, люк в подпол оставлять всегда открытым. Вот и все!

Окрыленный такой идеей, откладывать в долгий ящик не стал, а сразу же приступил к выполнению своего плана.

Работал по вечерам, тайком, после того, как тетя Вера подоит корову, и поставит молоко на стол. Поужинав, Антон приступал рыть, предварительно плотно закрывал окна, и заперев двери на засов. Подсвечивал себе керосиновой лампой.

Первым делом картошку отодвинул от предполагаемого входа, отгородил ее досками. Землю выносил в сени, высыпал под доски, что лежали там вместо пола.

Через две недели, как раз к Новому году, убежище было готово. Стены и свод укрепил горбылем, так что взрывы не опасны, обвала не будет. На входном люке снизу прикрепил хорошие засовы, чтобы нельзя было постороннему быстро открыть. Люк на выходе делать не стал, решил, что в случае чего, он сможет промерзлый слой земли просто выдавить спиной. А сейчас ни чего там делать не стоит. Можно только выдать себя. А вот по весне хорошую крышку надо будет смастерить, и замаскировать.

После этого спать на печке ложился спокойно: даже если что-то и случится, у него есть надежный способ спастись, переждать лихую годину. А там видно будет, что делать. Главное – сберечь себя!

Глава восьмая

На Новый год комендант пригласил в комендатуру с окрестных деревень всех полицаев, где накрыли для них праздничный стол. Васька Худолей еще с утра где-то нажрался, и к начальнику пришел уже в хорошем подпитии.

– Я смотрю, ты не хочешь меня понимать? – Антон с презрением наблюдал, как неуклюже пытается сесть на скамейку его починенный. – Как мне тебя показать на глаза Вернеру? Он же тебя пристрелит, или посадит в гестапо на пару ночей, и все – Васьки Худолея больше не будет! Неужели ты этого не понимаешь?

– А с кем вы, Антон Степанович, останетесь? – пьяно икнув, полицай уронил голову на стол. – Хорошими кадрами разбрасываться нельзя! – назидательно закончил он, и сделал попытку уснуть здесь же, у Антона за столом.

– Пошел к чертовой матери, алкоголик несчастный! – хозяину с трудом удалось вытолкать Ваську из дома на мороз. – Иди, проспись, придурок!

– Да, конечно, придурок! Вот и жена так же говорит, и ни кто без меня обойтись не может – ни она, ни начальник. Васька туда, Васька сюда. Всем я нужен, и все меня ругают. Где справедливость? – незлобно бранясь, Худолей направился вдоль улицы.

На свое Рождество немцы не приглашали ни кого, праздновали одни. Щербич и еще несколько полицаев с других деревень тогда патрулировали всю ночь в Слободе, обеспечивали спокойное проведение праздника. Спасибо, хоть накормили в столовой комендатуры.

А Новый год майор Вернер решил встретить вместе. Правда, актовый зал был один на всех, только столы были разные. Немцы сидели за отдельными столами по четыре человека, а полицаи – в противоположном углу за сдвинутым вместе длинным столом. Во главе всей компании расположились Карл Каспарович и Эдуард Францевич за столиком на двоих.

Выпить и закусить на столах было достаточно. Для этой цели только с Борков Антон с Васькой доставили заранее два кабана и с десяток гусей, а чего и сколько с других деревень привезли, он не знал, но столы ломились. Правда, полицаи все-таки прихватили с собой не одну бутылку самогона: все у немцев хорошее, а вот водка – дрянь. Чтобы упиться от такой, надо вылакать ведро.

– Вроде умные люди, – сидящий рядом с Антоном староста Слободы Петька Сидоркин крутил в руках бутылку шнапса. – А пьют такое дерьмо, что в рот брать противно. Меня на их Рождество Шлегель угощал этой гадостью. Знаешь, такое впечатление, как будто пузырек с лекарствами заглотил: стало поперек горла, и ни туда, и ни сюда. Только лишний раз за сарай сбегал.

Щербич особо не увлекался выпивкой, и ему было совершенно безразлично, что и как будет стоять в горле.

– Не знаешь, а девки будут? – перебил он товарища.

– Здесь – нет. Карлуша боится, что мы с солдатами передеремся из-за баб, и запретил. Но у меня есть хата, – доверительно сообщил он Антону, наклонившись к уху. – Будут ждать. Бабенки что надо! Держись за меня, не пропадешь! А то живешь в своих Борках как бирюк. Забыл, наверное, как и что у девок пахнет.