Читать интересную книгу Рожденные в завоеваниях - Селия Фридман

Когда у меня образовался первый вариант, на улице светало. К полудню второго дня я начала видеть в этом некий намек на шедевр. Что началось, как рассказ о славе, превратилось после добавления утонченности и беспощадной правки в нечто с большим размахом. Я видела, как текст улучшается по мере работы. Значения добавлялись уровень за уровнем: с рачетом на каждого. Для простых (на поверхности): кровавая история о божественном происхождении племени браксана. Для Затара и ему подобных, что как раз и являются людьми, ради которых живет и творит поэт, — тысяча уровней значений, которые можно раскрывать и раскрывать, плюс немного черного юмора. Он поможет мастеру Искусства одновременно рассказать вторую, третью и четвертую истории.

На четвертый день все было сплетено, вербальное переплетение войны, похоти и — конечно — Главного Предательства. «Я расскажу вам о смерти Создателя», — монотонно напевала я, засыпая у себя за письменным столом, и мой разум воспользовался возможностью помечтать о тысяче утонченностей, которые может содержать эта строка, если воспользоваться речевыми режимами браксаны…

* * *

— Ланства, поэтесса.

Я низко поклонилась, сердце учащенно билось в груди. Я знала, что двое из собравшихся по крайней мере умеренно враждебны к моему Искусству; и их мне нужно завоевать на свою сторону, если жизнь дорога. Остальных нужно удовлетворить, совратить… манипулировать ими. Это было истинное искусство, которое включало поэзию типа моей.

1 — Я расскажу вам о смерти Создателя (триумф/удовлетворение/конечность)

2 — И те из вас, кто оплакивает богов, будут тронуты, (превосходство, окрашенное удовольствием)

3 — А все, кто серьезно поклоняется глупости (подчеркнутое превосходство)

4 — Упадут на колени перед судьбой небес (приказ с насмешкой)

5 — И не посмеют поднять недостойные глаза к Пустоте, где живут боги

К тридцатой строке я завоевала их на свою сторону, и в процессе редактировала свою работу, как подсказывали их почти неуловимые отклики. Это один из вызовов чтению поэзии: даже прекрасно подготовившись, невозможно предвидеть реакцию публики, и многие поэты провалились из-за нежелания адаптировать свой ценный текст в угоду ожиданиям слушателей. Я видела свой текст как живое, полное сил существо, и когда он стремился к внимающим браксанам, я помогала ему стать чем-то более великим, чем когда-либо может стать заранее приготовленное слово.

Я рисовала славную картину жизни Создателя в самых ярких и ильных образах. Мои образы пришли из мифологии других народов, для которых величайшим божеством было то, что отвечало за создание Всего Сущего. Таким образом его падение становилось еще более драматичным. Между строк, глубоко под той скрытой иронией, что была превалирующим речевым режимом этой части, я вплела в работу достаточно тонких намеков, чтобы позволить им посмеяться надо мной — потому что Авра-Салос, создатель Вселенной и всего того, что он в нее поместил, мой Создатель, не являлся отцом браксаны.

Я позволила голосу стать зловещим от дурного предчувствия, когда рассказывала о создании Тазхейна, как подходящего соперника Единому. Я нежно оттенила стих хаосом, когда родилась Ар, жена Единого и форма для отлива женщин. Ее рождение не оставило ни одной свободной мысли в небесах, после этого ставших известными, как Пустота Сознания. Они были мои, эти браксаны, и я знала это. Я работала, руководствуясь инстинктом, декламировала по памяти в некоторых местах и импровизировала в других. И насколько я могла судить, делала правильный выбор.

Ар в своей зловещей славе пролетела над моими слушателями, богиня хаоса, свобода ее устанавливала связь мужчины с волей женщины. Я знала, что в тот момент управляю ими, и они боялись богиню, чего никогда не сделали бы по здравом размышлении — эти притворщики-атеисты. Хотя большинство из них не могли понять все уровни значения, которые я им представляла, подсознательно они впитывали все. Я четко видела, как услышанное целиком поглощается, что видно было по глазам, и продолжала.

Я окутала слушателей дымом войны миров-сестер, и мой голос восхвалял Тазхейна за предательство и разрушение его Создателя, даже когда оплакивала плоды его вероломства в псевдорелигиозном горе. Миры содрогались — человеческая кровь лилась рекой — для вас достаточно жестокости, кайм’эра Затар?

Затем, переключившись на речевые режимы, подразумевающие сексуальность и силу, я говорила о появлении Тазхейна на Бракси и зачатии браксаны. Казалось, это им нравится, и я подольше задержалась на этом вопросе, импровизируя более детальное описание, чем изначально планировалось.

Внезапно перестроив тон, я перешла на условную привязанность Ар. Намеки на угрозу я свела к минимуму; мифологическое обещание ее свободы в случае женского доминирования было излишне, тем более из уст женщины, поэтому следовало работать с повышенной осторожностью. Я почувствовала, что эти мужчины, с презрением относившиеся к мифу, когда мое выступление закончилось уже не были так уверены в собственном атеизме.

Моя заключительная часть показывала варварство браксанов, в безжалостности которых — залог будущей силы и власти. Преувеличение было бы дешевым подхалимством. Браксанская мифология поддерживает Социальные Кодексы и право браксаны на власть. Сказать это — и достаточно, если вопрос представляет поэт, передавая каждое слово в другом режиме, придавая каждой фразе тысячу значений.

Публика молчала.

Затем Затар медленно кивнул — дал знак, свидетельствующий, что я преуспела и мне следует уйти, и ни слова больше. Я низко поклонилась в ответ и подчинилась приказу лорда.

Я не успела дойти до входной двери, как меня поймала Хозяйка.

— Он хочет, чтобы ты задержалась, — сказала Хозяйка. Я остановилась. — Вот здесь, — она указала на небольшую гостиную, сбоку от вестибюля. Комната была изысканно оформлена в стиле центральных браксанов. Поскольку я не привыкла сидеть на полу, независимо от количества подушек, то села на краешек низкого столика.

Прошло совсем немного времени и вошел сам кайм’эра. Я встала и поклонилась.

— Отличное выступление, — сказал Затар.

— Спасибо, О Великолепный! — еще раз поклонилась я.

— И это была непростая задача.

— Я понимаю это, кайм’эра, — я позволила себе показать, что меня это позабавило.

— Это было сделано специально, — заметил лорд. — Ты хорошо и напряженно поработала, поэтесса. Я слушаю.

Сердце учащенно билось у меня в груди. Я знала, что зашла с ним дальше, чем кто-либо из моих коллег, а репутация Затара привлекала многих опытных поэтов.

— Вашему Дому не хватает моего Искусства, Великий.

— У моего Дома есть Хозяин, — сухо ответил он.

Я продемонстрировала глубокое уважение к его вербальным навыкам.

— Но есть ли в нем поэт? Несомненно вы занимаетесь политикой с умением, в котором вам нет равных, но есть ли рядом с вами творец, чтобы выбирать слова, которые помогут максимально эффективно выражать красоту нашего языка? — Затар ничего не ответил и я продолжала без пауз, чтобы не перепугаться. — Я могу дать удовольствие — боль — советы. Меня учили заставлять аудиторию чувствовать то, что я хочу. Я приношу свое искусство к вашим ногам. Я дам вам простое удовольствие, кайм’эра, или создам для вас легенды. Вам требуется только выбрать.

Я иссякла. Затар молча рассматривал меня, его эмоции были замаскированы под каменным выражением лица, сквозь которое, как я знала, мне не дано проникнуть.

— Хорошо, давай расмотрим каковы твои мотивы, — равнодушно произнес лорд.

Я задрожала, но кивнула.

— Ты — женщина. Как женщина, ты не можешь прокормить себя, работая в любой отрасли, которая требует власти над мужчинами. Искусство несет в себе особый риск, поскольку будучи независимой, ты не можешь требовать оплаты, если тебе в ней отказывают.

— Это так, кайм’эра. — «На любимую мозоль!».

— Как творец, ты стоишь отдельно от браксинской классовой системы. В глазах простого общества ты — в самом низу. Если ты станешь частью Дома чистокровного браксана, то это сделает твое занятие законным и ты будешь относиться к второму классу.

— Это так, кайм’эра, но…

— И также ты из восставших. Неужели ты думала, что я не проверю твое прошлое? Ты вдохновила толпу на восстание на Врески после «упражнения в ораторской манипуляции». Жизнь тебе сохранили только после того, как ты отказалась от своих классовых привилегий, чтобы посвятить себя более безвредным поэтическим занятиям — да и тогда голосование было большинством не в твою пользу.

Внутри у меня все похолодело. Я с тех пор изменила имя, внешность и все остальное, связанное с моей личностью. Кто бы мог подумать, что Затар станет копать так глубоко!

— В дополнение к этому, судя по твоему выступлению, я нахожу, что ты наслаждаешься тем, что манипулируешь мужчинами, — лорд поднял руку, жестом пресекая мои возражения. — Точно также, как мастерица нашего языка может работать на подсознательном уровне, мастер может читать самые глубокие уровни. Итак. Ты хочешь принадлежать к второму классу, хочешь денег и безопасности. И ты, браксинская женщина, хочешь играть в игры и манипулировать представителями главной расы, надеясь когда-нибудь понять ту природу, которую мы скрываем от личностей типа тебя, и управлять ею под прикрытием поэта. Пойми, тебе придется оставить свою свободу у моей двери! За каждым твоим шагом будут следить. Каждое твое слово будет записываться и присылаться мне. Твоя поэзия будет подвергаться цензуре. А если твой поэтический подход когда-нибудь вызовет у меня беспокойство, то я прикажу тебя убить и ничто не заставит меня колебаться, — может, даже подвергну тебя медленной смерти. — Он смотрел на меня у упор, не мигая, и я содрогнулась от этого взгляда. Затар заставил меня заново подумать над тем, хочу ли я в это ввязываться. Что я знаю об образе жизни браксаны, я, которая думала только об Искусстве и собственном удовольствии?