лестнице. Смутные подозрения одолевали и его, но Ги был уверен, что Фонтанж никогда не станет действовать на благо бунтовщиков. Да он даже к самому Солерну относился как к холопу — и только потому, что Ги родился к югу от Тийонны. А уж на байольских горожан граф и вовсе смотрел, как на грязь под ногами. Нет, тут что-то другое…
— Фонтанж не будет выступать против короны, — сказал Солерн. — В этом можете не сомневаться. Но он не питает никакой любви к герцогу фон Тешену, как и большинство даларцев. Я даже не знаю, кто его ненавидит сильнее — аристократия или народ. Так что странные советы вполне объяснимы.
— По отношению к регенту — да. А к венценосному младенцу? Ваш граф отказался вывозить ребенка и его мать, что наводит на некоторые мысли.
— Фонтанж воспринимает их как залог власти фон Тешена, так что чему тут… — Ги заткнулся. А ведь и правда: стоит убрать с доски принца, в смысле, уже короля, и регент тут же лишиться права на власть. И пусть лишь формально (за ним все равно армия и мощь Амалы), но… но… Какой отличный предлог для тех, кто давно мечтает о короне! Монфреи, Фриенны, герцоги де Суаз, принцы Тийонны — эти, впрочем, скорее хотели отколоться от Далары… У дознавателя волосы зашевелились, едва он представил, сколько тех, кому по силам устроить войну за трон и разорвать Далару в клочья.
— Он не станет этого делать, — прошептал Солерн, хотя в глубине души прекрасно понимал, что это всего лишь вопрос выгоды.
— Оптимисты такие забавные, — хмыкнул Николетти. — Ни разу в жизни не видел, чтоб их вера в лучшее хоть чем-то подтверждалась, но они никогда не сдаются. Думаете, Турвель согласится, чтобы его солдаты бродили вместе с вами черт знает где?
— Согласится, — мрачно буркнул Ги. — А если нет, то вы его убедите во благо монархии.
***
Никто не позаботился убрать трупы у Моста Невинных — даже амальский капитан все еще покачивался в петле, хотя Ги полагал, что регент пошлет за телами своих солдат. Гвардейцы Турвеля невольно сомкнули ряды, озираясь и не убирая рук с оружия.
— Здесь никого нет, — пробормотал Николетти. — А мертвые еще никому вреда не причиняли.
Лужи крови на площади перед мостом уже присыпал снег. Наступала зима, и Солерн мог только молиться, чтобы регент не воплотил в жизнь мысль насчет голода в Байоле. Вдруг Ги осознал, насколько давно не появлялся в своей квартире — хозяин уже, поди, считает его мертвым, как бы не начал распродавать вещи…
— Они подкрались здесь, — сказал лейтенант де Ларгель. — Мы даже не сразу поняли, что это не просто мужичье.
— Мастер мог обеспечить им прикрытие, — заметил Солерн. — Верно?
— Верно, верно, — проворчал старик, слез с коня и подошел к тому месту, где схватился с мастером бунтовщиков. Он прикрыл глаза и поднял лицо к небу. Вокруг него за считанные секунды расползся такой тяжелый ореол принуждения, что Солерн сразу осознал, как сильно сдерживался ренолец все это время.
"Почему, интересно, на меня это так действует, если он соорудил мне защиту?" — недовольно подумал Ги. Незримые щупальца ореола пробрались в улочки и переулки, оплели мост, нырнули в реку. Прошло несколько минут, и мастер зашагал к мосту. Дознаватель спрыгнул с коня и двинулся следом.
— Мессир, вас сопровождать? — неуверенно спросил Ларгель.
— Как хотите, — ответил Ги. Приказывать людям Турвеля он все равно не мог. Старый ренолец меж тем спускался к опоре моста, при чем не открывая глаз. Невидимые щупальца стелились вокруг, как водоросли; Солерн старался на них не наступать.
— Интересно, — прошептал Николетти. — Неожиданно, я бы сказал…
Ги достал из кармана ведьминский фонарик, который ему подарила Илёр в приступе хорошего настроения. Он надевался на руку, как браслет, и напоминал толстый стеклянный круг. Ги встряхнул рукой, и вокруг растекся зеленоватый свет. Ореол принуждения стал рассеиваться.
— Эй! — рявкнул Николетти.
— Но я без него ничего не вижу!
— Погасите эту дрянь и дайте мне руку.
Солерн подул на браслет, и свет угас. Старик взял дознавателя за руку. В висках Ги болезненно кольнуло, в глазах на миг потемнело, но уже через секунду он с удивлением понял, что достаточно ясно различает окружающие предметы. Перед ним находилась опора моста, с каменной кладкой которой было что-то не то.
— Видите? — спросил Николетти. — Тут тайная дверь, замаскированная под камень. Если не всматриваться, то можно и не отличить тонкие плитки от настоящего камня.
Старик обвел пальцем несколько плиток. Их края образовывали одну вертикальную линию. Приглядевшись, Ги рассмотрел очертания двери, но как ее открыть? Ни замка, ни петель… Солерн ощупал дверь в поисках какой-нибудь пружины, приводящей ее в действие.
— Знаете про Теодоро дель Фьоре? — прошелестел ему в ухо Николетти.
— Нет, — буркнул Ги, — не встречал.
— Вы и не могли, он строил мосты Байолы при Людовике Третьем, еще в начале шестнадцатого века. Очень любил всякие шифры, коды и головоломки.
— И что?
— И то, что эта дверь наверняка открывается не ключом, а нажатием в правильной последовательности… — мастер смолк. Давящий ореол вокруг сгустился, и Солерна затошнило. Хотя, может, дело в речной вони…
Николетти быстро нажал на несколько плиток. Раздался натужный скрежет, и дверь откатилась в сторону. За ней оказались ступеньки, ведущие наверх, хотя Ги ожидал лесенки вниз.
— Удивительно, как это все не проржавело насквозь и до сих пор работает, — заметил Ги, заглядывая внутрь.
— Может, оно и проржавело, но кто-то позаботился привести дверь в порядок. Можете зажечь вашу ведьминскую штучку. Я пока отдохну.
Солерн при свете браслета поднялся по винтовой лесенке, до того узкой, что идти можно было только по одному. Он оказался в тесном низком коридоре, который тянулся внутри моста. Воздух был сырым, спертым и затхлым. Конец коридора терялся в темноте.
— Позовите гвардейцев, — сказал Ги, наклонившись над хлипкими металлическими перилами. Его голос отразился от стен и гулко разнесся по тоннелю. Николетти ушел, а дознаватель тщательно осмотрел лесенку, пол и стены. Никаких следов бунтовщики и мастер не оставили.
"А жаль…"
Однако это объясняет, как спасители