Почему ее постоянное неприятие его так глубоко уязвляло? Он пошел прочь, глубоко впечатывая каблуки сапог в землю разоренного осенью сада, чтобы немного рассеять свой слишком сильный гнев. Но этого было недостаточно.
Он остановился и, развернувшись к ней, поднял крепко сжатый кулак.
– И объясни, что он служит только для того, чтобы сжимать рукоять меча. Ты понимаешь, Катарина? Это оружие. И ничего больше. Он не вмещает в себя любовь к коту маленькой девочки. И не вмещает любовь к моему отцу. – Полковник замолчал, прерывисто дыша, затем добавил с обманчивой мягкостью: – И не вмещает моей любви.
Он вытащил шпагу, опустил ее вниз и вонзил в землю.
– Вот что вмещают мои рука и сердце. Но не утруждай себя рассказами своему ребенку, что я чудовище, Катарина. Просто скажи ей, что я солдат, а остальное она прочтет в твоих глазах.
Катарина, не отводя от него взгляда, подошла к его шпаге, вытащила ее из земли и ударила его рукоятью по груди.
– И она прочтет правду.
Не оглядываясь, она ушла.
На следующее утро при бледном свете зари Катарина медленно просыпалась с чувством какой-то тревоги. Она лежала в кровати Изабо, а ее одурманенный дремотой мозг пытался прислушиваться, но, укрытая уютным покрывалом, она слышала только тихое потрескивание огня в камине.
Ах, благословенная тишина. Пора вставать, говорила она себе. У нее так много работы в преддверии наступающей зимы. Она зевнула и потянулась, потерев друг о друга обтянутые черными чулками ноги. Еще одна ночь почти без сна. Боже, как она устала!
Ужин заставил ее поволноваться. Александр со сверхъестественной проницательностью солдата, прошедшего войну, догадался, что возбужденная Изабо притаилась за дверью, когда на ужин подавали ее репу, обильно приправленную маслом. Он произнес все необходимые похвальные слова, и до Катарины донеслись довольное хихиканье Изабо.
«Черт бы его побрал!» – мысленно выругалась Катарина. И черт бы побрал этот глупый фальшивый брак, который привел к тому, что она не может больше есть вместе с Изабо, Францем, Лобо, поварихой, Луизой и Страйфом на кухне, а должна выносить эти официальные обеды с золотоволосым поддельным мужем.
Она пригласила Луизу присоединиться к ним за столом, что вполне соответствовало ее положению, но та отказалась, понимающе усмехнувшись.
Рука Катарины скользнула под подушку, пальцы сжали рукоятку пистолета, который она там держала. То был новый кремневый пистолет фон Леве, заряженный и готовый к выстрелу в любой момент. Порох в пороховнице она тоже хранила поблизости.
Быть вдовой много лучше, чем женой! Она провела подушечкой большого пальца по замку пистолета, и ее полусонный мозг принялся придумывать историю о бедной жене с помрачившимся сознанием, которая по ошибке приняла своего мужа, входящего в спальню после ночной прогулки, за вора. Она самую малость отвела замок, затем позволила пружине вернуть его на место. Намного, намного лучше быть вдовой.
Но она вспомнила довольный смешок Изабо и, выпустив рукоять пистолета, вытащила руку из-под подушки. Слишком много людей уже погибло. Она подумала о своем брате и об Александре и злорадно добавила: «какая жалость».
Во всяком случае, если так мало спать, можно не попасть в цель. Она натянула покрывало до подбородка и уютно устроилась на подушке. Если бы только она могла хоть немного поспать! Однако то, что она просыпалась каждый час, удерживало ее от кошмарных снов. Она больше не пробуждалась среди ночи от своего крика, а слышала только потрескивание огня и дыхание Александра.
Он спал подолгу, хотя, судя по его дыханию, он все еще не полностью оправился после перенесенных тягот и долгой верховой езды.
Если он мог спать, то и она тоже сможет. Еще несколько минут…
В огне обрушилось полено, издав прозрачный, словно хрусталь, звук. Она тотчас же открыла глаза. Потрескивание огня. Это все, что она слышала. Только огонь. Из кровати, когда-то принадлежавшей ей, не доносилось мужского дыхания. Она резко выпрямилась, словно кто-то отпустил пружину.
Постель была пустой. Она застонала и сбросила покрывала. Негодяй одержал верх над ней. Кто-то оставил фаянсовый кувшин, наполовину заполненный водой, у огня, чтобы она оставалась теплой. Катарина, постоянно оглядываясь на дверь, быстро умылась, вода с ее лица стекала на пол.
Что он собрался делать так рано? Она не доверяла ему ни на йоту. У нее не было сомнения, что он утаивает большинство своих замыслов.
Она поспешно вытерла лицо, подошла к сундуку у окна и откинула крышку, попутно выглянув на улицу. Работники на полях собирали в снопы последние стебли пшеницы. Все выглядело вполне обычно. Но где он?
В спешке она отбросила нижнюю юбку и корсет, вытащила темно-синюю юбку, корсаж, и, поколебавшись секунду, достала свои потайные карманы. Через несколько минут она прикрепила их с помощью шнурка поверх ночной сорочки и надела через голову юбку, затем зашнуровала корсаж как можно крепче, чтобы восполнить отсутствие корсета. Еще слишком рано, чтобы он пошел беспокоить Трагена.
Кружевной воротник ее сорочки красивыми складками выступал вдоль выреза корсажа, и это наряду с тугой шнуровкой придало ее одежде неожиданно привлекательный вид. Она нахмурилась и, опустив руки на бедра, бросила взгляд на свою слишком высокую грудь. В памяти невольно всплыли слова Александра: «Вы стоите того, чтобы на вас поглазеть, мадам фон Леве». Она разозлилась на свои глупые фантазии. «Если этот негодяй подумает, что я нарядилась для того, чтобы доставить ему удовольствие, то мне…»
Ее напугало, что это ей не безразлично. Ей хотелось пнуть что-нибудь ногой, но вместо этого она сбросила подушку с кровати и сунула пистолет в один из карманов сквозь разрез в юбке, затем схватила башмаки и запрыгала на одной ноге к двери, пытаясь на ходу застегнуть пряжки.
Уже в дверях ее осенило, и она вернулась пощупать простыни на его кровати. Холодные. Ее пальцы невольно принялись гладить вмятину, оставленную его телом. Когда она осознала, что делает, то отдернула руку и выбежала из комнаты.
Конюшня? Он упоминал, что пошлет всадников наблюдать за передвижениями фон Меклена. Она поспешно сбежала по ступеням. Может, он уже рассылает их? Что, если кто-нибудь из них проявит беспечность и тем самым привлечет внимание ее брата к долине Карабас? Панический страх сжал ей грудь.
Она заставила себя остановиться. Иллюзия, иллюзия… напомнила она себе. Может, у нее и нет власти или войска, но есть порох и верные ей люди… а еще решимость защитить тех, кого она любит.
Она мысленно выругалась и двинулась дальше по особняку. Какую глупость она допустила, когда оставила его в живых. Мгновение слабости ставит теперь всех под угрозу. А он что-то болтает о наслаждении и чуде, чтобы отвлечь ее от мыслей об опасности.