помогут заснуть глубоким сном, позволят забыть о боли во всем теле, о шуме в голове, о сухости в горле и о рези в глазах. Если бы это было возможно, тогда он хотел, чтобы было пол-одиннадцатого или одиннадцать вечера и оставалось восемь, девять или десять часов для наслаждения крепким сном, после которого может наступить выздоровление. Поль предполагал, что он заразился каким-нибудь гриппозным вирусом, который наиболее активно действует в первые сутки. По опыту он знал, что лучше всего это время проспать. Но если его опять ждут те же кошмары, то пусть уж лучше будет четыре или пять часов утра. Он считал, что в предутренние часы болезнь протекает тяжелее, страшнее, более зловеще.
Но не желание узнать, который час, а другая, случайно пришедшая в голову мысль заставила Поля сдвинуться с места. Желание сменить пижаму и особенно выпить стакан воды оказалось таким сильным, что ради этого стоило затратить огромные усилия, чтобы встать. А уж поскольку он решил встать, надо зажечь свет и узнать время. Он повернулся, протянул руку и дернул за небольшую цепочку ночника. Ощущение было таким, словно он плыл в патоке или дегте. Каждое движение было болезненно. Свет включился, но вокруг было по-прежнему темно. И тогда он понял, что его глаза плотно зажмурены. Он открыл их на мгновение, мигнул и сразу же снова зажмурился. Слабая шестидесятиваттная лампочка, находившаяся внутри плотного пергаментного абажура, ослепила его, как прожектор. Волны света как будто бы кололи глаза. Но если он действительно хотел выпить стакан воды и надеть cухую пижаму, то надо было преодолеть все трудности, вытерпеть в течение нескольких секунд и эти вновь возникшие неудобства ради будущего облегчения. Ведь так поступают взрослые люди, не правда ли? Разве нельзя отказаться от сиюминутных удобств ради более существенных выгод в будущем? Поль открыл глаза и, щурясь, словно перед ним было солнце пустыни, заставил себя сесть. Он посмотрел на будильник на ночном столике. Было пять минут первого. К сожалению, совсем не то время, которое он мысленно выбрал. Но в конечном счете, все равно. До утра можно было вполне выспаться, если, разумеется, удастся снова заснуть. Кроме того как раз пришло время принять пару таблеток аспирина.
Аспирин. Ну конечно же! Надо думать об удобствах, но нельзя забывать и о лекарстве. Аспирин снимает боль в мышцах. Надежда на это послужила Полю моральным стимулом, устранившим у него последние колебания и заставившим его все-таки подняться. С большим трудом, преодолевая головокружение и свинцовую тяжесть в ногах, Поль прошел через комнату к комоду и достал свежую хлопчатобумажную пижаму. Сняв ношеную, он отшвырнул ее ногой в угол комнаты. Затем, опираясь на комод, надел сухую пижаму. Он чувствовал такую слабость и головокружение, что едва не упал, просовывая ногу в пижамные штаны. Поль не сомневался, что его скрутил действительно сильнейший грипп. Минуя маленькую переднюю, он прошел из спальни в ванную комнату, взял там две таблетки аспирина, бросил их в рот, запив стаканом воды. Потом выпил второй стакан. Странно, что и после этого сухость во рту не прошла. Губы потрескались и запеклись, а язык был весь обложен. Поль поставил стакан на место и оперся руками на умывальник, переводя дух. Неожиданно его охватил такой сильный озноб, что застучали зубы. Самое страшное было то, что вызванная ознобом дрожь в руках и ногах пронизала все тело и отозвалась в каждом мускуле.
Поль вернулся из ванной в спальню и, надев теплый халат, пошел закрыть окно. Это отняло у него так много сил, что он вынужден был сесть на стул прямо около окна и отдышаться, прежде чем преодолеть три - четыре метра до кровати. Некоторое время он сидел и дрожал, зубы сильно стучали. Неплохо бы выпить горячего бульона или чая. Куда же запропастилась Мариан? Она вскипятила бы чаю. Но потом он все вспомнил.
Это напугало его еще больше, чем озноб, температура и боль. Неужели он настолько потерял память, что забыл о том, что случилось с Мариан? Неужели он настолько болен, что отсутствие Мариан вызывало у него раздражение?..
Словно в наказание самому себе и во искупление предательского срыва в памяти Поль с огромным напряжением выбрался из спальни, миновал переднюю и вошел в кухню миссис Дженкинс. Он решил приготовить куриный бульон или чай. Надо было сначала вскипятить воду, а уж потом бросить в чашку то, что попадется под руку.
Щёлкнув выключателем, он снова невольно зажмурился от яркого света, причинявшего боль, но тут же заставил себя чуть-чуть приоткрыть глаза, чтобы хоть что-то видеть. Он подошел к плите, взял чайник и направился к раковине. Наклонив чайник, он подвел его под струю воды, не прикасаясь к горе грязной посуды, заполнявшей раковину.
Затем он открыл глаза пошире и осмотрелся. Очень странно. Миссис Дженкинс аккуратна и чистоплотна до фанатичности. Трудно было предположить, что она могла оставить все в таком беспорядке. Просто невероятно. Он не мог поверить, что продемонстрированные ею порядок и чистота в доме были рассчитаны только на него, а когда рядом не было ни гостей, ни жильцов, она превращалась в такую жуткую неряху. Нет, этого не могло быть.
Поль закрыл кран и поставил чайник на плиту. Затем, вернувшись мысленно к проблеме неприбранной кухни, он вспомнил события, показавшиеся ему далеким прошлым, но в действительности происходившие лишь вчера вечером, когда он узнал, что болен сын Праттов, болен владелец магазина — Смит. Да, еще доктор говорил, что больны Эдисоны. Что-то непонятное творилось вокруг.
Проводив маленького Пратта домой, он поспешно пришел сюда, открыл входную дверь и… видел ли он миссис Дженкинс? Поль попытался припомнить. Нет, он лишь окликнул ее, сказав, что неважно себя чувствует, и затем поднялся наверх, чтобы лечь. Она отвечала ему с кухни, где находилась в тот момент, но он ее не видел. Неужели она тоже больна? Это могло бы объяснить беспорядок в кухне. Ну конечно же!
Поль соображал страшно медленно. Процесс мышления был почти таким же болезненным, как и физические движения.
Он вышел из кухни и направился через холл к спальне миссис Дженкинс. Дверь была закрыта, и он постучал, сначала тихо, затем громче. Подождав немного, он позвал:
— Миссис Дженкинс! Миссис Дженкинс, вы здоровы, вы дома?
Ответа не последовало. Поль забеспокоился; чувствуя некоторую неловкость, он приоткрыл дверь и осторожно просунул голову в спальню. Там царил обычный порядок, кровать аккуратно застелена, но миссис Дженкинс не было.
Поль стоял в недоумении около дверей, стараясь придумать правдоподобное объяснение