Читать интересную книгу Анна Герман - Александр Жигарев

После концертов десятки зрителей пробирались за кулисы, приглашали артистов отужинать вместе, вспомнить родину. Однажды Анна согласилась и потом очень жалела. Ужин получился утомительным, сентиментальным, каким-то даже унизительным. Ее собеседники - седенький старичок, эмигрировавший из Европы после окончания войны, и его спутница, Анина ровесница, американка польского происхождения, говорившая по-польски с сильным акцентом, поначалу долго расспрашивали о Варшаве и Кракове (Анне казалось, что вот-вот они расплачутся). А потом как-то забыли о родине, и началась обычная похвальба американским благоденствием. При этом старичок, стараясь заглянуть ей в глаза, прилипчиво выспрашивал: "А что вы имеете? А какая у вас квартира?" Ей вдруг захотелось их подразнить:

- Шикарная! Вилла на Маршалковской, с окнами на Вислу. Сейчас строим подземный гараж!

Граждане США заметно стушевались, разговор увял, и они судорожно старались придумать, чем бы еще поразить в самое сердце певицу из коммунистической Польши.

Однажды после концерта Эндрю Джонс пригласил Анну на ужин. Это показалось ей странным: за две недели их странствий по Америке менеджер никого никуда не приглашал. В обеденное время он неизменно куда-то испарялся, никто его не видел и во время совместных ужинов после концертов. Анна сначала отказалась. Она чувствовала себя измученной после семичасового переезда на автобусе и двух концертов. Джонс настаивал, уверяя, что действует в ее же интересах. Когда они спустились в гостиничный бар, Эндрю представил ее моложавому, коротко подстриженному человеку в темных очках.

- Майкл, тоже Джонс, - представил его Эндрю, - по-польски не говорит: он ирландского происхождения. Зато Майкл - большой знаток искусства. Он был на концерте и считает, что у вас все задатки стать звездой в Америке.

- Я польщена, - растерянно ответила Анна.

- Майкл, - уверенно продолжал Джонс, - предлагает вам хороший контракт. Но прежде всего надо в корне изменить репертуар. Кажется, я вам уже говорил, что в Америке надо петь по-американски?

Официант принес холодную закуску. Мужчины принялись есть, запивая испанским вином. Анна отпила глоток и почувствовала прилив сил... В принципе предложение Майкла Джонса казалось ей заманчивым. Он готов был заключить контракт с ней сроком на два года. Месяц интенсивных репетиций с одним нью-йоркским коллективом - и потом участие в программе "Интер-шоу" в лучших концертных залах США и Канады... Майкл дружелюбно посматривал сквозь темные очки в сторону Анны, когда Эндрю явно подавал "товар лицом", одобрительно кивал головой. Потом заговорил. Смысл его слов был понятен и без переводчика: для "пользы дела" и во избежание длинных и хлопотных формальностей, и самое главное (он повторил еще раз: "самое главное") - для суммы гонорара, было бы проще поменять гражданство, стать гражданкой Соединенных Штатов Америки.

- О, не беспокойтесь! - Он заметил, как Анна побледнела при этих словах. - Я не предлагаю вам "выбрать свободу". Я предлагаю вам нечто более удобное и простое - фиктивный брак... Да-да, фиктивный брак с американцем! Впрочем, при вашем обаянии, мастерстве и потенциальном богатстве я не сомневаюсь, что в скором времени вы найдете не фиктивное, а подлинное личное счастье в Америке. Решайте, Анна. - И с долей иронии он добавил: - На худой конец, Америка обойдется и без вас. Я в этом не сомневаюсь. А вот вы без Америки... Запомните, такие предложения делаются лишь раз.

- Ну а если я не соглашусь изменить гражданство? - ровно, бесстрастно спросила Анна.

- В таком случае, - хмуро пояснил Майкл, - дело существенно осложнится и вряд ли может стать и для вас и для меня экономически выгодным.

Вопрос для нее был ясен и решен однозначно - и во время разговора и после него. Если бы ей предложили, скажем, небоскреб в центре Нью-Йорка и волшебник-джинн перенес бы через океан ее родных - она и тут отдала бы все, чтобы вернуться назад в Польшу! Одно дело - выступать с концертами, пусть и долгое время, и совсем другое - остаться здесь навсегда! Среди чужих, деловых, холодных людей, пропахших бензином и виски, кичащихся своим благосостоянием и материальным превосходством. Да нет, конечно, и здесь люди влюбляются, страдают, ненавидят, ревнуют, любят песни, ценят талант... Но она не могла и подумать, чтобы остаться здесь навсегда, на чужой земле с чужими законами и понятиями.

Когда через несколько дней под большим секретом Катажина Бовери сообщила ей, что решила фиктивно выйти замуж в Америке, Анна взглянула на нее не столько с осуждением, сколько с состраданием. Как же должен быть плохо воспитан человек, как низменны должны быть его инстинкты, как неустойчивы нравственные критерии, если он может в течение нескольких дней, почти не задумываясь, поменять свою родину, забыть отца, мать, друзей во имя пресловутого благосостояния, сомнительного, "фиктивного" счастья...

Конец лета, осень, зима прошли в постоянных зарубежных гастролях. На несколько недель Анна выезжала в ГДР и Чехословакию, потом колесила по дорогам Франции и Португалии, десять дней провела в туманном Лондоне. В Европе она себя чувствовала лучше, чем в Америке. Что ни говори, нет постоянной спешки. Люди кажутся более открытыми и добрыми. Есть время оглянуться, осмотреться, побродить по тротуарам и бульварам европейских столиц, купить билет в музей и затеряться в толпе любознательных туристов.

Сборные концерты с ее участием проходили хорошо. Почти всякий раз ее заставляли бисировать, засыпали цветами, десятки поклонников провожали от служебного входа до дверей гостиницы. Но сама она чувствовала, что радость успеха уже проходит, что ее мало волнуют и дружные овации в зале, и многочисленные просьбы оставить автограф на программке. Она чувствовала, что необходимо сделать перерыв. Репертуар, за который она боролась годами, ей уже приелся, "Эвридики", с которыми она связывала свое творческое рождение, теперь вызывали у нее чуть ли не физическую неприязнь...

Ей казалось, что она заштамповалась в интонациях, в ее исполнении нет искренности чувств и ее спасает только профессионализм. А там, где нет искренности, кончается святое искусство. И вот-вот зрители это заметят... Она забирала с собой клавиры новых песен, после концертов долго не ложилась спать, проигрывала их про себя, пытаясь найти хоть одну песню, которая смогла бы по-настоящему взволновать ее. Но такой песни не было. И она снова выходила на сцену со старым, проверенным репертуаром, боясь, что не сумеет скрыть равнодушие.

Анна давно мечтала отдохнуть. Хоть недельку! Побыть одной, поваляться в скрипучем желтом песке на Балтийском побережье. Или снять комнатушку в заброшенной деревеньке на Мазурских озерах, со всех сторон окруженных непроходимыми лесами. Не слушать радио. Не смотреть телевизор. Просто побыть одной. Или вместе со Збышеком: он такой тактичный, заботливый, предупредительный... Жаль, что он не умеет говорить нежных слов. А может быть, наоборот, это и хорошо? Пылкие слова быстро надоедают. А вот доброта и искренность - никогда.

Но отдых не получался. Расписания концертов составлялись надолго вперед, и практически не было ни одного свободного дня. Даже возвращение из-за границы с подарками становилось только своего рода антрактом между концертами. Дома задерживалась ненадолго: на день, в лучшем случае - на два. На журнальном столике около кровати ее уже ждало заказное письмо с маршрутами гастролей.

Качалина через знакомых, едущих в Польшу, а иногда и по почте регулярно присылала ей заветный пантокрин. На первых порах лекарство помогало: нормализовывало давление, снижало тяжесть в голове. Анна становилась бодрой, ее охватывал прилив энергии, казалось, что она в состоянии свернуть горы... В такие минуты ей хотелось безудержно веселиться, танцевать, петь. Не для зрителей, просто для себя. Через несколько месяцев она обнаружила, что пантокрин действует уже не так эффективно, как раньше. "Чего же вы хотите? сказал ей врач. - Лекарство помогает, а не вылечивает, К тому же ваш организм уже привык к пантокрину, его нельзя пить, как компот! Вам нужен отдых, свежий воздух. Ваша нервная система истощена!"

"Не было бы счастья, да несчастье помогло". Отдых получился зимой совершенно неожиданно. Началась очередная эпидемия гриппа, принявшая такие размеры, что власти вынуждены были закрыть на неопределенный срок помещения театров и концертных залов. Они бежали со Збышеком на лыжах по петляющей горной дороге в Закопане - утомленные, счастливые, едва поверившие в возможность отдыха, Солнце ослепительно сверкало. Еще утром его лучи пробивались сквозь малейшие щели в шторах, а за окнами гостиницы слышались веселые, бодрые голоса. Анне казалось, что здесь течет какая-то своя, непонятная ей, счастливая жизнь.

Три-четыре дня они не думали ни о чем на свете, кроме отдыха, который, по ее понятиям, выражался в долгом безмятежном сне, четырехчасовых прогулках по сугробам в заснеженном лесу, ужине при свечах в местном ресторанчике.