завалился на спину – да так и пополз лицом вверх, пока не уткнулся затылком в стену. Сел, весь дрожа. Сердце било в грудную клетку, как в бубен. Воздуха не хватало.
Существо сдвинуло лапищей развешенный на жердях хлам и распрямилось. Пришелец оказался человеком, однако наружности столь дикой, что немудрено было ошибиться. Высокий, с лицом сплошь покрытым чёрным волосом, он повёл из-под нависших бровей тёмными глазищами, будто взглядом своим, как саблей, намеревался распороть надвое сумрачную утробу хижины.
Март сжался и замер – не соображая, инстинктивно, будто что-то внутри него решило: это единственный способ остаться в живых.
Взгляд дикаря скользнул по Марту, не причинив, однако, никакого вреда, и упёрся в старика-отшельника – тот уже стоял на ногах, выставив перед собой плошку с дрожащим огоньком, наподобие пистолета. И тут они оба, дикарь и маг, загалдели, загыкали друг на друга! Магуш при этом усиленно помогал себе жестами, став похожим на шатаемое ветром дерево с подожжённой веткой.
Затаив дыхание, Март наблюдал за диалогом. Ничего ужасного пока не происходило, однако напоминать о своём присутствии он всё же не спешил.
– Это пастух… – вспомнил о своём постояльце старый отшельник, когда взгляд его случайно упал на Марта.
И снова – дикарю:
– Гы-ым гэлег!
– Гы-ым?! – возмутился дикарь, который так и не удостоил Марта ни каплей внимания, будто того вовсе здесь не было.
Старик же успевал говорить с обоими, бросая Марту фразы в перерывах между очередной серией тарабарщины:
– Они иногда забредают сюда… Эгщ-щ, гэлег-мэ гмэ-э!.. Этого я знаю: Малик… Ы-ыг гмэ-э!.. Глухонемой он…
– Гмэ-э, гы-ыг! – не глядя на Марта, кивнул в его сторону глухонемой Малик.
В ответ старик разразился длинной нечленораздельной тирадой, сопровождаемой яростной пантомимой.
Пыхнув, как паровоз, сбрасывающий лишнее давление в котле, Малик достал из-за пазухи увесистый свёрток и сунул его в руки мага:
– Ы!
Старик в задумчивости отставил светильник и свободной рукой зачесал в ухе, поглядывая то на свёрток, то на своего юного протеже: прикидывал что-то. Наконец решился – «Хэх!» – и спрятал свёрток в ларь.
– Бывает, что за мелкую услугу, вроде ночлега под крышей, кто-нибудь из пастухов дарит мне ненужную шкуру или кувшин молока… – пояснил старик Марту, тщательно приладив на ларь крышку и вытерев об себя руки. – Но сейчас дело серьёзное: брат Малика, Максуд, искал отбившуюся от стада козу и упал то ли в пещеру, то ли в колодец – я не разобрал. А вход, как на зло, привалило камнем, и в одиночку Малик не может сдвинуть его.
Помимо старика, и ночной гость уставился на Марта, и теперь оба глядели на него: пастух – набычившись, как, должно быть, смотрели древние люди на врага, прежде чем броситься в драку, а маг – выжидающе и, кажется, с затаённым ехидством.
Под прицелом двух пар глаз Март почувствовал себя захваченным в плен солдатом, которого вот-вот приговорят к расстрелу, но дальнейшая судьба несчастного целиком зависит от его последнего слова.
– Ну… Э-э… Я готов помочь… – сдался он.
4
Окраина земли… Иссохшая, безмолвная и глухая ровесница начала времён – теперь она ещё и ослепла, лишившись сияющего ока, что так беззастенчиво выставляло напоказ всему миру её неказистую внешность. И при дневном-то свете унылая, чуждая любому проявлению жизни, с наступлением темноты эта страна камней и песка подавно наводила жуть: выходы скальной породы, перемолотые вдрызг, будто над ними хорошо поработала камнедробилка, рассыпались обширными пластами погасших, однако не успевших остыть после дневного жара углей – чёрных, дымящихся пылью, а косые ряды похожих на борозды образований, впечатляя своими размерами, порождали в уме фантастический образ некоего огромного зверя, который вцепился когтями да и вспорол обгоревшую плоть земли так, что скрытое доселе нутро её вывалилось из глубоких рваных ран грядами валунов. Предгорья – смятая в морщины и складки шкура вдоль охладевающего в ночи хребта, кое-как прикрытая отрепьем больше похожей на песок почвы, – они тоже отнюдь не добавляли привлекательности убогому, нищему краю, и потому, тяжело поворачиваясь на бок и протискиваясь вслепую под теряющим звёзды небом, старуха-пустыня совсем не спешила прозреть так кстати запропастившейся где-то луной…
Пастух шёл первым. Факел в его руке шипел и потрескивал, выплёвывая рои искр, которые рождались, казалось, только лишь для того, чтобы сразу быть проглоченными ненасытной тьмой. Той пародии на освещение, с грехом пополам исполняемой чадящей головешкой, едва хватало, чтобы не споткнуться о камни, которых под ногами становилось всё больше. Старик и Март изо всех сил старались не отставать от круга света, который двигался вместе с пастухом: риск переломать себе ноги возрастал с каждой минутой. Малик же нёсся, как по автобану, и до сих пор ни разу не оглянулся. Троица давно покинула холм, на котором стояла хижина Магуша, и теперь двигалась ложбиной к нагромождению скал – ряду кривых крокодильих зубов, черневших на фоне исцарапанного метеорами неба.
«Темнотища – хоть глаз выколи! – думал Март. – И луна куда-то подевалась… Может, прячется где-то за скалами? Будто мир весь пропал разом, только звёзды остались… Так будет, наверное, в конце времён, когда Солнце погаснет и Земля станет холодной и мёртвой, превратившись в одну большую, погружённую в вечную ночь пустыню. Даже небо исчезнет, и звёзды будут висеть прямо посреди черноты, прикидываясь живыми…»
Звёзды действительно казались живыми: подмигивали вразнобой, пялясь свысока, – должно быть, им казалось забавным безрассудство трёх крохотных искорок жизни, в своём путешествии через тьму вооружившихся утлым огоньком, который даёт больше дыма, чем света. Март поёжился.
– В наших краях считают, что звёзды – это глаза ангелов, – сказал, отдуваясь, Магуш: видно, и ему, давнему обитателю этих мест, неуютно было чувствовать себя в глухой ночи одному. – Ангелы глядят на нас с неба и иногда, видя, как много страданий выпадает на долю людей, плачут. Их слёзы падают с небес, обжигая. А от неприглядного зрелища грехов людских эти тонко чувствующие созданья и вовсе готовы разрыдаться так, что слёзами своими могут спалить целый город. И подобное бывало не раз… Хэ-э-х… Такая мощь!.. – в голосе мага смешались восхищение и сожаление. – Ага! Вот она! Смотри! Смотри! – старик вдруг ткнул пальцем в небо, указывая на чиркнувшую по алмазному полю искру. – И ещё!
– А у нас когда-то, давным-давно, был мудрец, который занимался изучением ангелов, – поддержал разговор Март, лишь бегло взглянув на метеоры: как бы ни завораживало зрелище звёздного неба, а пялиться вверх, одновременно прыгая через камни, себе дороже. – Он описал их, рассортировал, дал имена… Даже подсчитал, сколько этих существ может разместиться на кончике