– Боже, какой ты сейчас злой стоишь… – тихонько усмехнулась Мери, глядя на раздосадованное лицо брата. – Не переживай, у тебя же ещё есть целый завтрашний день.
– Полагаешь, можно многое за это время успеть? – мрачно спросил Зураб, комкая в пальцах пустую коробку из-под папирос.
– Укради её, – посоветовала Мери.
– Идёт война, Мерико, – отрывисто сказал Зураб.
Больше они ни о чём не говорили и в «заведение», где сегодня было на удивление пусто и тихо, вошли молча.
Мери, заметно расстроенная разговором с братом, сразу поднялась к себе. Зураб всерьёз собирался лечь спать, когда услышал призывающий его из гостиной голос Анны Николаевны. Недоумевая, зачем он мог понадобиться тётке в такой час, Зураб отправился на зов.
Анна ждала его, сидя за круглым столом в пустой гостиной и нетерпеливо перебирая бахрому скатерти. Огонь не горел: привычно экономили свечи, да и летняя ночь за окном стояла совсем светлая и прозрачная. Можно было даже различить серебристо-белые цветы жасмина в тёмных розетках листьев под самым окном и лёгкие муаровые узоры на платье тётки.
– Доброй ночи, Анна Николаевна, – сдержанно произнёс Зураб, стоя в дверях. – Вы меня звали?
– Да-да, Зурико, присядь, пожалуйста, – торопливо и, как показалось Дадешкелиани, немного смущённо проговорила тётка. – Я не займу тебя надолго.
– Что-то случилось?
– Нет… То есть да. Мне нужно поговорить с тобой.
– Я весь к вашим услугам, – недоумение Зураба росло с каждым мигом.
– Где вы были сегодня, мальчик мой?
– В «Летучей мыши»… на Вертинском.
– А вчера?
– На вечере Брюсова.
– А третьего дня?
– В театре Корша…
– С тобой были Мери и Дина?
– И Сенька Смоляков, – зачем-то добавил Зураб, начиная понимать, к чему ведётся этот разговор. В лицо ему ударила кровь.
– Разумеется, как же без этого… Узнаю цыган, – усмехнулась Анна. – Зурико, пожалуйста, выслушай меня без сердца. Поверь, я люблю тебя как сына и желаю тебе только добра. Мальчик мой, оставь это.
– Но… я не понимаю…
– Понимаешь. Дина – красавица, с этим нельзя спорить. Она эффектна, умна и на удивление хорошо образована. До сих пор не понимаю, зачем Дашке это понадобилось и как Яшка позволил. Я вижу, что ты всерьёз влюблён… и не спорь, пожалуйста, я не слепа и не первый день живу на свете! Все цыгане только и говорят о том, как ловко Динка зацепила князя! Впрочем, для них это пустая трата девочкиного времени, поскольку, кроме титула, богатств у тебя нет.
– Анна Николаевна!!!
– Сядь и успокойся! – железным голосом приказала тётка, и Зураб невольно опустился на место. – Мальчик мой, поверь, я знаю, что говорю, я всю молодость прожила среди этих людей! Ни-ког-да, ни-ког-да у цыганки не может быть романа с гаджом!
– С кем?..
– Ты до сих пор не знаешь этого слова? Однако Дина действительно хорошо воспитана… Гаджо значит – чужой, не цыган. Это невозможно, Зурико. Более того, ухаживая за Диной, ты ставишь под удар её репутацию…
– Вздор, ничего подобного! Я никогда не позволял себе!.. – вскинулся Зураб. – Мы ни разу не встречались наедине! Постоянно вокруг эти братья, тётки, сёстры, черти бы их взяли!..
– Вот видишь, видишь! Я, честно говоря, вовсе не понимаю, почему Яшка разрешает эти ваши встречи. Впрочем, неважно… Я понимаю тебя, Зурико, ты не знаешь, как я тебя понимаю… но остановись, умоляю. Ваше с Диной будущее невозможно. И не только потому, что она цыганка. Не забудь, как мы бедны.
– Но…
– Зурико, двоюродную бабку этой Дины выкупали из хора за сорок тысяч! Но прямо накануне венчания она сбежала из Москвы с таборным цыганом! За тётку Дины обещали тридцать тысяч, это было на моей памяти, – и всё равно она уехала, и опять же – с цыганом! Браки цыган с чужими случайны, не равны, коротки и несчастливы, поверь мне!
– Но вы же сами, тётя!..
– И мой пример – замечательное тому доказательство, – шумно вздохнув и отвернувшись к темнеющему окну, произнесла Анна.
Увидев её поникшие плечи и дрогнувшую руку в узоре теней на столе, Зураб опомнился.
– Простите…
– Пустое, мальчик, – глухо, устало проговорила она. – Просто я должна была тебя предупредить.
– Вы… любили его, Анна Николаевна? – в упор спросил Зураб. – Больше, чем дядю?
– Любила страшно, – медленно, словно с трудом вспоминая, ответила Анна. – Но не больше, чем Дато… Нет, не больше. Просто это была совсем другая любовь. А он… он не любил меня ни капли. Знаешь, что он сделал после, мой первый муж? Увёл у другого цыгана беременную жену с тремя детьми!
– А вы?..
– Я к тому времени, слава богу, уже была замужем за твоим дядей. И довольно об этом, – Анна встала, обошла стол. Наклонившись, поцеловала хмуро молчащего Зураба в лоб. – Не сердись, Зурико. Я только хочу твоего счастья.
– Анна Николаевна, через три дня я буду на фронте, – сквозь зубы сказал Зураб. – Боюсь, что для счастья у меня уже нет времени. Может случиться всё, что угодно, и…
– О-о-о, только в молодости можно свободно нести такую чушь! – вспылила Анна. – Зураб! Ничего не случится, бог милостив, он сохранит тебя! И я, и Мери постоянно молимся за тебя…
– Благодарю.
Анна хотела сказать что-то ещё, но, глядя на застывшее лицо племянника, не решилась. Молча погладила его по плечу и вышла.
Поручик остался один. Он не помнил, сколько времени стоял не двигаясь у подоконника, покрытого мелким бисером ночной росы. Над садом неумолимо догорала узкая розовая полоса, с востока приближалась тьма, соловьи заливались всё сильней, остро пахла молодая мята, благоухал жасмин. «Скоро ничего этого не будет…» – с горечью подумал Зураб.
Сзади послышались осторожные шаги. Сначала Зураб решил, что они почудились ему. Но когда шаги стали явственными, поручик быстро обернулся.
– Кто здесь?
– Ой, не шумите, за-ради господа, Зураб Георгиевич… – шёпотом попросили его из темноты.
Недоумевая, Зураб сделал шаг вперёд, протянул руку, и вытащил к окну крайне смущённую Соньку – самую молоденькую девицу заведения, которой едва исполнилось шестнадцать.
– Что ты здесь болтаешься? – сурово спросил он. – Давно пора спать, и…
– Вот и пойдёмте с божьей помощью, ваша милость… – пролепетала Сонька. – Моё дело маленькое, мне мадам сказали – уведи как знаешь, потому я сегодня бесклиентная и вовсе зазря помещение пропадает… А вам здоровье поправить надобно, в ваши-то годы сам господь велел… И на войну скоро опять же, так что и не грешно…
– Соня! – Зураб не знал, смеяться тут или браниться, глядя на сконфуженную веснушчатую рожицу и решительно сжатые, почти детские губки. – Сделай одолжение, иди спать! Выдумала – здоровье мне поправлять! И тётя тоже хороша…