– Ну-ну, Марта! – проворчал Арбитр, однако в глазах его появилась улыбка.
– О, я не критикую. Вы поставили его в положение, при котором наши шансы осуществить эту работу заметно возросли. И тем не менее, вы сделали это, заставив его думать, будто мы и не подозревали об этом жалком заговоре.
– Но мы не знаем об этом заговоре всего, Марта. И Гамильтон будет полезен. Он уже раскопал один существенный факт: в нашей конторе есть утечка.
– Так вот почему вы уволокли меня из Клиники! Что ж, значит, предстоят некоторые перемены.
– Не слишком поспешные. Будем исходить из предположения, что женщинам мы можем безоговорочно доверять – вся эта затея по своей природе чисто мужская; женщины в ней не участвуют, и интересы их во внимание не принимались. Но с мужчинами будьте осторожны. Думаю, лучше вам самой заняться помещением в банк плазмы Гамильтона – и сегодня же. Впрочем… На всякий случай присматривайте и за женщинами.
– Хорошо. Но если говорить честно, шеф, не думаете ли вы, что следовало объяснить Гамильтону, во что он ввязывается?
– Вы забываете, что это не мой секрет.
– Я помню. И все-таки – он слишком драгоценной породы, чтобы рисковать им в подобных играх. Как вы полагаете, почему они его завербовали?
– Он считает, что из-за богатства и умения владеть оружием. Но я думаю, что вы сами уже ответили на свой вопрос. Он – из элитной линии. Прекрасный материал для разведения. «Выжившие» не так уж глупы.
– Ого! Об этом я как-то не подумала. И все равно – чертовски стыдно рисковать им в таком деле.
– Стражи общества не должны позволять себе роскоши личных симпатий. Им необходимо иметь более широкие взгляды.
– Может быть… Но должна признаться, в человеке с широкими взглядами есть нечто пугающее.
Глава 6
«Мы говорим на разных языках…»
Не без удивления Гамильтон Феликс обнаружил, что конспиратор может быть до крайности занятым человеком – особенно если он при этом занимается тайным сыском. Перед Мак-Фи Норбертом и другими членами «Клуба выживших» он разыгрывал роль этакого энтузиаста-неофита, готового всеми силами и способами содействовать общему делу. Как и следовало ожидать, курс индоктринации, весьма скучный, но необходимый для продвижения вверх внутри организации, занял немало времени. Гамильтон все это терпеливо сносил, стараясь поддерживать в себе романтически-приподнятое мироощущение, чтобы его поведение и ответы не возбудили подозрения у инструкторов.
Помимо изучения основ Нового Порядка в обязанности недавно принятых в организацию членов входило также выполнение отдельных поручений. Поскольку здесь царила жесткая вертикальная иерархия, смысл этих поручений никогда не разъяснялся и задавать вопросы было не принято. Задание с равным успехом могло действительно иметь значение для успеха заговора или же попросту служить очередным испытанием – новобранец этого знать не мог.
Гамильтон видел, что произошло с одним из новичков, который пренебрег серьезностью инструкций.
Судили его на общем собрании, где присутствие младших членов клуба являлось обязательным. Мак-Фи Норберт выступал в роли главного обвинителя и судьи одновременно. Адвоката у обвиняемого не было, однако объяснить свои действия ему все-таки было разрешено.
Подсудимому было поручено передать некое послание определенному человеку – причем непременно из рук в руки. Он так и поступил, но, узнав в адресате человека, знакомого по заседаниям клуба, он не счел нужным скрыть от него свою принадлежность к «выжившим».
– Вам говорили, что этот человек заслуживает доверия?
– Нет, но…
– Отвечайте однозначно.
– Нет, мне этого не говорили.
Мак– Фи повернулся к собравшимся и бледно улыбнулся.
– Вы несомненно заметили, что обвиняемый не имел возможности точно определить статус человека, с которым вступил в контакт. Тот мог быть и попавшим под подозрение братом, которого мы хотели испытать, и правительственным агентом, которого мы разоблачили; наконец, обвиняемый мог быть введен в заблуждение внешним сходством. К счастью, поступок его не повлек за собой отрицательных последствий – человек, к которому он был послан, является лояльным братом высшего ранга. – Мак-Фи вновь повернулся к подсудимому. – Брат Хорнби Биллем, встаньте.
Обвиняемый встал. Он был безоружен.
– Каков первый принцип нашей доктрины?
– Целое больше любой из его частей.
– Правильно. Теперь вы понимаете, почему я считаю необходимым избавиться от вас.
– Но я не…
Продолжить он не успел – Мак-Фи сжег его на месте.
Гамильтон оказался в числе тех, кому было поручено вынести тело и положить его в одном из дальних коридоров таким образом, чтобы создавалось впечатление, будто человек погиб на обычной дуэли, – для полиции это имело только статистический интерес. Командовал этой группой сам Мак-фи, и Гамильтон невольно восхитился искусством, с каким тот управился со щекотливой ситуацией. В свою очередь, и Феликс заслужил одобрение брата Норберта понятливостью и рвением, которые проявил, выполняя эту миссию.
– Вы быстро растете, Гамильтон, – заметил он, когда все вернулись в клубную гостиную. – Вскоре вы уже достигнете моего ранга. Кстати, что вы думаете об этом инциденте?
– Не представляю себе, что бы вы еще могли сделать. Нельзя же приготовить яичницы, не разбив яиц.
– Не разбив яиц! Вот здорово! – рассмеявшись, Мак-фи игриво ткнул Феликса пальцем под ребра. – Вы сами это придумали или где-нибудь слышали?
Гамильтон молча пожал плечами, решив про себя, что за этот тычок со временем отрежет Мак-Фи уши – пусть только вся эта история сперва завершится.
Окольными путями он сообщил Мордану все подробности случившегося, не скрывая и своего участия. Поиски этих самых окольных путей вообще занимали изрядную долю времени и мыслей Гамильтона, поскольку нельзя было допустить, чтобы хоть одна из его тайных жизней на мгновение выступила бы над поверхностью. Внешне поведение Гамильтона должно было оставаться привычным и неизменным – ему нужно было по мере необходимости встречаться со своим агентом, бывать на людях и вообще вести прежнюю светскую жизнь. Нет нужды перечислять все уловки, с помощью которых он находил в этом коловращении безопасные каналы для связи с Морданом – методы ведения интриги за тысячелетия изменились мало. Достаточно одного примера: Мордан снабдил Феликса адресом пневмопочты, на который – по утверждению Арбитра – можно было безопасно направлять донесения; посылать их с собственного телефона было заведомо рискованно, и даже выбранный наугад городской телефон-автомат вполне мог оказаться подсоединенным к записывающей аппаратуре, так что кассеты с рапортами казалось предпочтительнее всего доверять анонимности почтовой системы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});