Читать интересную книгу Дурилка. Записки зятя главраввина - Алексей Меняйлов

В сущности, выяснилось, что вообще нет никакой истории и достоверного зафиксировано не так много: разве только день начала вторжения гитлеровцев, день подписания Договора о капитуляции стаи, покинутой самоубийцей-фюрером, грубо-ориентировочная численность павших русских, да, благодаря педантичности немцев, динамика потерь гитлеровцев и расход ими боеприпасов.

Стало выясняться, что мемуары и «научные работы» всего лишь «подтверждали» предписанные официозные лозунги; после же эволюции «желтого» коммунизма в демократию эти мемуары и результаты «научных изысканий» стали своей несуразностью попросту смешны.

О каком повальном героическом отстаивании «до последней капли крови» «каждой пяди земли» могла идти речь, если только освобожденных в 45-м из фашистских концлагерей военнопленных насчитывался 1 миллион 850 тысяч человек? Откуда за годы войны без малого 6 миллионов пленных — и это только доведенных до концлагерей! — а ведь были массы замученных и расстрелянных непосредственно в прифронтовой полосе (действительно, что с ними чикаться, если немецкая воинская часть временно оказалась в отрыве от остальных сил и стремительно продвигается вперед)? Почему сдалось в плен такое количество здоровых и физически сильных, способных держать оружие верных сталинцев?!

Вопросов множество.

Трагедия ли для России то, что сдавшиеся зимой 1941-1942 годов комсомольцы погибли практически поголовно, — от сыпного тифа и голода в концлагерях под открытым небом?

О каком всенародном сопротивлении можно говорить, если более 800 тысяч жителей Советского Союза перешли служить в немецкую армию??!!

О какой защите земли до последней капли крови может идти речь, если немецкая армия вторжения состояла из 3,2 миллиона человек — и в 41-м не погибла? Иными словами, если бы двое-трое из числа пленных и погибших комсомольцев, что были воспитаны на преданности Сталину, сообща убили или ранили хотя бы одногонемца, то война закончилась бы еще в 1941 году —так почему же они этого не сделали?!

Почему они все сдавались?

Какой психологический тип сдавался первым?

Кем был глава государства—сверхвождем или субвождем?

А кто не сдавался? Ведь немцы, в конце концов, в 41-м убитыми, ранеными и пропавшими без вести потеряли около миллиона человек — кем они были уничтожены?

Каков смыслВеликой Отечественной?

Кто против кого сражался?

Почему в первый день войны, о времени начала которой было известно Сталину и армейскому руководству вплоть до командиров корпусов более чем за полгода, безоружные красноармейцы разбегались с криками: «Измена»?

Какой смысл вкладывали они в это слово?

Почему запрещалось выносить на публику истину о том, что сталинские политруки вели себя в точности так же, как и православные священники эпохи Наполеона — то есть сдавались первыми? И это несмотря на то, что они знали, что их-то немцы уж точно расстреляют еще в полосе фронта! Кстати, вопрос о том, кто должен расстреливать политруков, был предметом напряженного препирательства между вермахтом и малочисленным по сравнению с армией гестапо. И те и другие считали для себя это бремя непосильным. Сам факт напряженности этого препирательства косвенно указывает на обилие сдавшихся политруков-сталинцев — хотя в тылу перед рядовыми они выпендривались и насчет защиты до последней капли крови, и насчет последнего патрона, который надо оставлять себе. Прямые доказательства инициативности комиссаров при малейшей возможности сдаться тоже сохранились — это и засекреченные сводки политуправлений фронтов, и следственные дела НКВД (см. главу «„Странное" поведение политруков — источники к истории Великой Отечественной»), это и послевоенные воспоминания участников, пусть и цензурированные (см., напр., в кн.: Вершиго pa П. Люди с чистой совестью. М.: Современник, 1985). Надо, однако, учитывать, что память о самых сочных случаях предательской деятельности «совести эпохи» не сохранилась — в «котлах» 41-го исчезали почти без сопротивления дивизии и целые армии вместе с политотдельскими донесениями.

Итак, что же было во Вторую мировую на самом деле?

Как ни странно — а может, напротив, закономерно, — но все три концепции Второй мировой:

— гитлеровско-геббельсовская,

— англо-американская,

— советская — в основе своей идентичны. Победил, якобы, сильнейший.

Сила же, согласно этим концепциям, есть объединение усилий суверенных личностей, все действия и поступки которых осознаны и есть плод напряженных мыслительных процессов и духовных исканий. В общем, носители одной философии сражаются с философами другой школы.

Стало быть, будь Гитлер поумнее — не следуй он дискриминационным расовым теориям, оттолкнувшим от него часть его потенциальных союзников, — и. победа могла быть за ним.

* * *

Некоторые мыслители, хотя и ограничены прокрустовым ложем суверенитизма, относятся к тотальному извращению Великой Отечественной — и прокоммунистическому, и антирусскому — спокойно: дескать, слишком мало прошло времени, чтобы успели стихнуть эмоции, чтобы умерли те, кто лично несет ответственность за позорные поражения и реки напрасно пролитой крови и кто в оправдание себе, пользуясь доступом к власти, извращает и перевирает все — делая из себя героев, а не мерзавцев. Дескать, в конце концов, когда Толстой в конце 1864 года сел писать «Войну и мир», прошло 52 года со времени окончания Отечественной войны 1812 года — нужно-де время, чтобы появилась возможность…

Если быть более точным, то спустя 52 года (без месяца) после окончания той Отечественной.

Для тех, кто не равнодушен к «случайным» совпадениям: эта книга тоже была начата — ненамеренно! — спустя ровно 52 года (без месяца) после окончания Великой Отечественной!..

* * *

Согласно теории стаи, русские Отечественные войны нового времени не могут друг от друга отличаться — по сути. Ведь участвующие стороны все те же самые:

— нападающий сверхвождь-невротик, рассуждающий о своей цивилизаторской миссии в мире вообще, но особенно — в России;

— исполнители сверхвождя — по составу все те же объединенные (за исключением сербов) народы Европы;

— все те же немцы, отличающиеся от своих союзников особой жестокостью и солдафонством (даже Геббельс отзывался о немцах с презрением как о холуйских душах);

— все те же маячащие за спинами сражающихся «демократы» — очень богатые и умеющие стравливать «внешников» между собой;

— и все те же, почти не изменившиеся, русские…

Кое-что, правда, изменилось.

Появились самодвижущиеся повозки. Те из них, которые были покрыты листами вязкой броневой стали от 15 до 300 миллиметров толщиной, стали называть танками. Орудия резко увеличили свою скорострельность, потому что заряжали их не с дула, как в 1812 году, а, наоборот, с казенника. Появились снаряды, начиненные напалмом (нефтью, способной с помощью добавок самовозгораться); такие снаряды использовали для залпового огня — в местах их падения сгорало подчистую все. У немцев такие системы назывались шестиствольными минометами. Немцы очень радовались эффективности этого нового оружия. У русских, которым в отличие от немцев экономить нефть нужды не было, чуть позже тоже появилось нечто похожее, только одновременно выпускалось 32 таких снаряда — знаменитые «катюши». Первый залп «катюши» произвели в 41-м по железнодорожной станции, забитой гитлеровскими эшелонами с боеприпасами и техникой. Вот как это было: стояла станция — потом вдруг после странного надрывного стона в воздухе разом загорелась — вся! — и разом взорвалась. И все видевшие и слышавшие побежали. Немцы со своей линии обороны — в свой тыл. А советские — в свой.

Были еще сконструированы самолеты, огнемет и телефоны с рациями…

Гитлеровцев численно вторглось только в семь раз больше, чем наполеоновцев, но одних только орудийных систем (без минометов) было больше не в семь раз и не в пятьдесят, а в тысячи!

И все это разом 22 июня в 4 часа утра обрушилось на советских пограничников и на армейские казармы, в которых у самой границы почему-то оказались безоружными так называемые «неблагонадежные»…

Но потом все развивалось во многом идентично тому, что происходило в 1812 году: молниеносный захват больших пространств России; разъединение российских армий подвижными соединениями сверхвождя, ополчение в обороне, подобно дивизии Неверовского дравшееся эффективнее регулярных войск (примеры и обсуждение — ниже), цивилизаторская вакханалия грабежей и убийств, большие потери русских регулярных войск; партизаны и странные относительно них распоряжения (вплоть до приказов об уничтожении) правящей советской верхушки, заболевший на нервной почве спустя несколько месяцев после начала кампании фюрер-сверхвождь, схожие обстоятельства бегства из России очередной стаи цивилизаторов…