– Все-таки мне не удалось отвертеться от назначения, придется ехать в Польшу собкором. Так что собирайся.
На жену он не смотрел. Его лицо, выражавшее растерянность, боль и решимость, было обращено к репродукции картины Константина Маковского «Деревенская девушка». К его удивлению, бури не последовало. Лиля встала со своего места, подошла к мужу и поцеловала в чуть-чуть поредевшие на затылке волосы:
– Не волнуйся, за три дня соберусь. И я всегда хотела посмотреть Варшаву.
Она поняла, что муж прочитал книгу, но извиняться и вообще выяснять отношения не умела.
Лариса Гуляева купила не одну книгу, а сразу пять. В книжном магазине она не удержалась и, счастливо улыбаясь, сообщила продавцу:
– Вы знаете, эту книгу написал очень близкий мне человек. Это и для меня событие. Он такой талантливый, – продавец дежурно поднял брови, что-то вежливо сказал и принялся бечевкой перевязывать тяжелую стопку.
Потом, осторожно неся труд Вадима, она отправилась за шампанским и тортом. На все это Лариса потратила деньги, отложенные на колготки и туфли для дочери. Еле дотащив покупки домой, она сначала («А вдруг Вадим заедет?!») накрыла стол – белая парадная скатерть, в центре стопка книг, ведерко для шампанского, бокалы, торт. Тщательно накрасившись и причесавшись, Лариса уселась в кресло и открыла книгу.
Гунар Бем, сотрудник отдела информации, только что вернулся домой из командировки. Бросив на пол кофры с фотоаппаратурой, он плюхнулся в кресло – обратная дорога была тяжелая, ехали ночью, под дождем. «Так, в душ, потом прилягу на часок поспать, а потом – в редакцию. Сдам материал, узнаю последние новости». Гунар прикрыл глаза, и сон, не церемонясь, завладел им. Ему снилась редакционная летучка, на которой Георгий Николаевич в полной тишине зачем-то стучал карандашом по стеклянному графину. Пустой графин звенел особенно пронзительно-противно. «Господи, оглохнуть можно». Гунар открыл глаза и понял, что графин и ответственный секретарь – это сон, а оглушительно звонящий телефон – это реальность. Гунар нехотя поднялся из кресла и снял трубку:
– Привет, это Валдис из третьего отделения, у нас труп, скандальный! Самоубийство, отравление. Подъезжай, никому больше не звони. Адрес…
– Еду, спасибо, – Гунар записал все на листочке бумаги, накинул куртку, схватил кофр с фотоаппаратом и бросился из квартиры. Предутренний город еще светился неоновыми рекламами, но асфальт и булыжники мостовых из черных уже превратились в серые. Окна отражали посветлевшее небо, а гулкое эхо пустынных улочек заставляло умерить шаг. Припарковав машину на углу Янова двора, Гунар вошел в подъезд старого четырехэтажного дома. На лестничной площадке третьего этажа было всего две квартиры. У дверей одной стояла крупная женщина без возраста. Одной рукой она придерживала необъятный халат, другой утирала слезы и что-то бормотала, рядом с ней стояла фельдшер «Скорой помощи». Тут же что-то записывали в блокноты сотрудники милиции. Другая дверь была настежь раскрыта, и санитары готовились вынести носилки с маленькой фигурой под белой простынкой.
– Ага, это ты?! – Валдис выглянул из-за плеча одного из санитаров. – Давай фотографируй, а потом я тебе подробности сообщу.
Один из санитаров откинул простыню, и Гунар в самоубийце узнал сотрудницу их газеты Ларису Гуляеву.
Часть II
Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек!
Х.Р. Хименес, испанский поэт
Когда на уроках истории класс начал проходить Первую мировую войну, Берта поняла, что ее жизнь, превратилась в настоящую пытку: надо же было немцам назвать пушку Большой Бертой.
Из Берточки-конверточки (кто это только придумал!) она молниеносно превратилась в Большую Берту. Класс ликовал – наконец-то эта долговязая воображала получила по заслугам. Прозвище было не в бровь, а в глаз!
К своему имени она относилась со стоическим спокойствием. Что делать, если в их большой семье была тетушка, известная общественная деятельница, писательница и ученый. Последнее обстоятельство, впрочем, не мешало ей верить в мистику, пророчества и утверждать, что женщинам их рода выпадает любовь исключительно роковая. И что поделаешь, если именем тетушки названа одна из центральных улиц одного небольшого города, научно-исследовательский институт и один немаловажный закон в такой сложной науке, как физиология. Что делать, если бабушка, слово которой в этой семье было законом, провозглашала:
– Это самый знаменитый член нашей семьи. Это первый представитель интеллигенции в нашей семье. Светлая голова и редкой душевности человек.
Родственники поджимали губы, поскольку, с одной стороны, мемориальную доску с решительным профилем тети Берты они, конечно, видели, а с другой стороны, они знали историю ее трех замужеств. Так, свою дочку тетя Берта оставила на попечении второго мужа, когда уходила к третьему. Легенды о ее романах были столь же известны, как и выведенный ею закон физиологии. В альбоме, сохранившемся от тети Берты, можно было найти исключительно мужские фотокарточки. Мужчины все как один были усаты и щеголеваты.
Маленькая тезка тети Берты считала, что имя это неблагозвучно и подходит, скорее, какой-нибудь старой высохшей тетке, а не изящной белокурой девочке. При этом она не обращала внимания на клички, прозвища и ухмылки. Только один раз, в пятом классе, когда она случайно познакомилась с симпатичным мальчиком по имени Андрей, неожиданно для себя соврала:
– Меня зовут, – тут Берта запнулась, а потом уверенно продолжила: – Марина.
И все же на всю свою жизнь она осталась Бертой.
В школе к ней относились по-разному. Ситуация осложнялась тем, что по семейным обстоятельствам она пропустила полтора года учебы и в классе была самой старшей. Девочки в свою компанию ее не принимали, потому что не любили. И было за что – ноги длинные, носик идеальный, коса толстая. К тому же всезнайка – Берта училась почти на «отлично». Мальчики сначала не обращали внимания, потом, с наступлением пубертатного периода от них не стало житья – только самый ленивый ее не дразнил, не дергал за косу, не подставлял подножку и не ржал, когда вслух произносили ее имя. Берта научилась быть терпеливой. В десятом классе эти же мальчики объяснялись ей в любви, пытались проводить до дома, звонили и дышали в трубку. От ее взгляда из-под челки сердца поумневших школьных шалопаев замирали – глаза изумрудного цвета были такими красивыми. Двадцать пятого мая, когда в школе звучал «последний звонок», девочки их класса в белых фартуках и с бантами-капустой на головах суетились, организовывая по случаю окончания занятий вечеринку, в школу вошел молодой человек характерного облика. Он был по-спортивному крепок, плечи обтягивала дорогая черная кожаная куртка, а его широкая шея, украшенная золотой цепью, была втиснута в узкий ворот темной рубашки. Молодой человек поигрывал ключами от машины, на брелке можно было разглядеть логотип культового автомобильного бренда.