— Ты хоть себе представляешь последствия? Нет, я должен собрать консилиум и уже потом….
— Не губите! Давайте, как я прошу! И потом, я уже связался с патроном, и он мне сказал, что можно….
— Что, так и сказал?
— Ну, не совсем так…
— А как? Я ведь все равно узнаю, так что лучше сам, Анатолий Борисович, говори.
— Ну, сказал, что больше ты ей уже помочь ничем не можешь…Болезнь–то неизлечимая.
— Неизлечимая? Не обманываешь?
— Неизлечимая, ей богу!
Заведующий подбросил монетку, а цена ей жизнь и…
Так Наташка вернулась к себе домой, ничего не рассказывая матери о том, что с ней приключилась, и как позволила мужчинам свою жизнь ловить, словно монетку на лету: решка или реверс, орел или аверс!..
Что делает талант?
— Почему ты просила, чтобы меня не пускали? — Упрекал Элен Борька.
— А я и сейчас не хочу, чтобы нас видели вместе. Кстати, ты как представился?
Говорила она, аккуратно откладывая на тумбочку в больнице красивый букет ярких роз.
— Сказал, что твой брат, младший.
— И поверили?
— Нисколько, тогда им паспорт вынул и ткнул. Сказал, что я сын, от второго брака нашей матери.
— Ну, какой еще общей матери, Борька? Что ты придумал? Не было никакого второго брака!
— Ну, общей, как будто бы.
— Ах, Борька, Борька и когда ты уже поумнеешь и, главное, — повзрослеешь?
— А что, для тебя это так важно? — Сказал и пристально посмотрел ей прямо в глаза.
Элен смутилась. Ну, что она могла с собой поделать? Любила она его и вот сейчас молчала, и все думала, зачем он опять к ней?
Неужели за расплатой за мое спасение? Подумала.
И что я теперь ему должна? Дать?
Сама внимательно стала смотреть, как бы играя с ним в молчанку, и кто кого пересмотрит. А потом, не выдержав его такого открытого и влюбленного взгляда, первая отвела взгляд и сказала, отворачивая лицо обреченно.
— Выйди, я сейчас.
Он вышел и стоял у окна в коридоре больницы, пораженный произошедшими с ней изменениями. Она всегда такая подтянутая и ухоженная сегодня была перед ним на десять лет старше и какая–то взъерошенная. Но не тем, что ей инкриминировали растрату, нет, чем–то еще. А чем, вот он стоял и силился это понять.
Минут через пятнадцать. А он уже подумал, что она запрется и не впустит его, она вышла. Но, то опять была она! Красивая, причесанная, слегка и аккуратно подкрашенная, правда, вместо ее обычного делового костюма и туфель, на ней больничный халат… Но от того ему еще сильнее захотелось к ней прикоснуться, обнять ее и целовать, целовать… В чем он еле сдерживался, и как только она шагнула, он тут же взял ее за руку, а она попыталась вытянуть руку и даже остановилась, попыталась освободить ее силой, второй рукой. А он, не обращая внимания на все ее старания, потянул ее, увлекая к лестнице с этажа. И со стороны люди видели, как высокий парень, пытается силой куда–то вытянуть красивую женщину, а она, как бы сопротивляясь, и это все видели, что нехотя она так делает, пытаясь вырваться.
Когда они подошли к двери, то женщины расступились, признавая в ней ту самую бабу, и только со злостью прошептала одна:
— Совсем совесть потеряла, воровка! Еще тут и сношаться начнет!
— Не потеряла, тетя, и не воровка! А насчет этого, ты лучше у нее спроси?
Сказал Борька, отставая от нее сзади на шаг, но теперь уже она его потянула за собой, за дверь, приговаривая.
— Ну, не связывайся ты с ними, Борька! Отстань!
Потом она все–таки вырвала руку и зашагала перед ним, не оглядываясь по дорожке парка, высоко подняв подбородок. Как бы этим подчеркивая свое презрение и нежелание слышать их комментарии. Он плелся теперь сзади, от его решимости и желания не осталось и следа.
— Вот же суки старые! Как они могут настроение испортить! — В сердцах выругался.
Она остановилась и, подождав его, когда он к ней подойдет, сходу и беспощадно ему:
— А я тоже старая и могу тебе жизнь испортить, понял? Все, больше не приходи!
Оттолкнула его и быстро, не оборачиваясь, пошла назад в свой корпус.
Борька стоял и хлопал растерянно ресницами, и на глазах его от обиды даже выступили слезы. Потом вздохнул и сказал.
— А зря ты так, родная! Я же ведь не отстану! Я своего добьюсь.
Потом началось такое?
Каждый день ей передавали букеты красивых цветов, которые она тут же кому–то передаривала. Потом принесли целую корзинку фруктов и записку.
Она, смущаясь и оправдываясь, взяла ее и, читая, со слезами на глазах говорила, что это ее сумасшедший младший брат старается! Думала этим скрыть, оправдать к ней нежные чувства с его стороны.
А женщины разделились тут же на два лагеря, узнав все подробности. Одни, улыбаясь, и немного растерянно смотрели на нее и только осуждающе качали головами. А другие, собравшись между собой, возмущались?
— Это надо же, такая старая, а ей молодые любовники цветы каждый день и фрукты ящиками!
— Наверное, столько стырила, что думает, ей на три жизни хватит?
— А следователь приходил к ней и все слышали, как он на нее кричал.
— А что, что кричал?
— Как что? — Умничали. — Где деньги? Вот что! Спрятала и не отдает!
И уже совсем молодые, кто подходил и нехотя прислушивался, с насмешкой им:
— И правильно сделала! И я бы не отдавала! Что упало, то пропало и мое!
Потому, когда в очередной раз к ней пришел Борька, красивый в новом костюме, в белой рубашке и галстуке, то все замерли в ожидании интересных событий.
Подтянулись, высыпали из палат, сестрички выглядывали. Все как бы спрашивали друг дружку. Выйдет она или не выйдет? Станет при всех говорить или снова он ее будет тащить за собой?
Борька все прекрасно видел и чувствовал. Он их суть знал и понимал. А в чем загвоздка?
Дело в том, что у большинства женщин, что лежали подолгу в больнице, уже не было личной жизни, и никто им не приносил каждый день цветов и фруктов. Лучшее, на что они смели надеяться, так это на редкие посещения их мамой, товарищами по работы. Еще реже мужьями и еще реже детьми. А тут?
И не муж, а любовник, как все уверяли и что самое примечательное, молодой, красивый, цыганской внешности и… богатый! Так почему — то считали! Хотя, по этому поводу спорили до хрипоты, доказывая, что ей не надо ничего, у нее всего завались! Во! Показывали рукой под самое горло.
— А вы что же думаете, что директор ресторана, она значит нищая?
И только потом они увидели, что этот цыган, вытащил скрипку и замерев на секунду…
Никто не ожидал! Никто!