— Моменто, моменто! Он же вполне серьезно приписывает мне убийство этого ишака, провались тот пропадом вместе со своей неприкосновенностью!
И снова последовал окрик:
— Молчать!
Практикант Гиясабади, который, не обращая внимания на протесты присутствующих, отправился на поиски мотыги, вернулся и щелкнул каблуками:
— Докладываю: дверь сарая заперта!
Сыщик протянул руку к Маш-Касему:
— Ключ!
— Ей-богу, зачем мне врать… Ключ от этого сарая…
— Может, в ключе тоже пробки перегорели и его тоже отдали в починку?
— Нет, господин сыщик, нет! Зачем мне врать?! Этот ключ… то есть, доложу я вам, ключ этот… упал в бассейн… Как я ни старался багром его оттуда вытащить, не получилось.
Инспектор Теймур-хан с перекошенным лицом сверлил глазами Маш-Касема, а тот так же невозмутимо продолжал:
— Сами же знаете, ключ, он ведь махонький, его багром не подцепишь… Если хотите, я принесу лонг[16], пусть господин Гиясабади слазает в бассейн и его выудит… День нынче, как я погляжу, не больно жаркий, может, земляку моему…
— Молчать!.. Убийство, сокрытие трупа, оскорбление должностного лица и нанесение ему телесных повреждений при… — Внезапно сыщик замолк, а потом на цыпочках, подкрадываясь к самшиту, продолжил: — …при исполнении служебных обязанностей… насмешки и издевательство над служителем закона… Так, так! А вы что тут делаете?
Притаившийся за ветвями самшита отец был застигнут врасплох.
— Молчать!.. Что вы здесь делаете? Отвечайте! Быстро, немедленно, срочно, точно!
Дядюшка вздрогнул и с круглыми от удивления глазами наблюдал за этой сценой. Я невольно шагнул от Лейли к отцу.
Сыщик обошел самшит кругом и остановился лицом к лицу с отцом. Придвинувшись к отцу вплотную, он спросил:
— Почему за самшитом спрятались? Почему не подошли к нам? А? Отвечайте! Быстро, немедленно, срочно, точно!
— Потому что по эту сторону дерева я нахожусь на своей территории, а по ту сторону — владения людей, которые из-за пустякового имущественного спора с полным хладнокровием безжалостно убили ни в чем не повинного молодого человека! Да еще и разрубили его труп на куски, а потом закопали!
Дядюшка от ярости лишился дара речи, но я, даже стоя на внушительном расстоянии от него, слышал его учащенное дыхание.
Вдруг Азиз ос-Салтане оглушительно разрыдалась и заголосила:
— Видит бог, глаза выплачу, убиваясь по муженьку моему ненаглядному, по телу его несчастному, на куски разрубленному, в сырую землю закопанному!
Асадолла-мирза, передразнивая ее, тоже слезливо запричитал:
— Видит бог, глаза выплачу, убиваясь по животу его толстому да жирному! За какие ж грехи не дали ему, несчастному, попировать на празднике по случаю его обрезания!
Сыщик заорал так, что все вздрогнули:
— Молчать! Это еще что за комедия!
Отец воспользовался общей паузой:
— Инспектор, как я уже вам говорил, у меня имеются важные и достоверные сведения об этом происшествии. Если вы позволите, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
— Молчать! С глазу на глаз запрещено!
— Но, инспектор, ваша система мгновенного ошарашивания знаменита на весь город, и вы сами должны знать, что, если я дам показания в присутствии убийцы и соучастников преступления, это может помешать раскрытию истины.
Лесть сделала свое дело. Оглядев кучку людей, столпившихся возле шиповника и ожидающих авторитетного решения, сыщик приказал:
— До моего возвращения никто не имеет права уходить отсюда. Молчать! Практикант, карауль их здесь, пока я не приду!
Дядюшка, стараясь сохранять присутствие духа, сказал:
— Надеюсь, вы разрешите моей дочери вернуться в дом и пообедать?
— Пусть идет. Но из дому — ни шагу! Возможно, мне понадобится ее допросить.
По знаку дядюшки Лейли вернулась в дом. Я был рад, что она ушла, потому что мне не хотелось, чтобы ее невинные уши слышали все эти дурацкие истории.
Асадолла-мирза подбежал к моему отцу и закричал:
— Братец, всяким шуткам есть предел! Этот осел Дустали кутит у каких-нибудь своих подонков-приятелей, а тут не в шутку, а всерьез меня обвиняют в его убийстве! Жена у него сумасшедшая, а дочка и того хуже. Сделай же что-нибудь! Если у тебя спор с твоим шурином, то я-то тут при чем? Если ты или кто-то другой прервал рассказ аги непотребным звуком, то мне до этого какое дело?! Ханум хотела сделать своему мужу обрезание, но мне что до того?! Ты же знаешь, что я тут ни в чем не виноват!
Не глядя ему в глаза, отец покачал головой.
— Я ничего не знаю… Где Дустали и кто его убил — мне не известно. Все, что знаю, сообщу господину инспектору Теймур-хану. Он в этой области специалист, сам выводы и сделает. Справедливость должна восторжествовать. Разве не так, господин инспектор? — И отец двинулся вслед за сыщиком.
Азиз ос-Салтане, чтобы придать своей истории пущую убедительность, присела на корточки возле куста шиповника и, воткнув палец в то место, где, по ее утверждениям, закопали тело ее мужа, читала заупокойную молитву. Сыщик окликнул ее:
— Ханум, вы тоже идите со мной!
Я увязался следом, но у гостиной сыщик прогнал меня прочь.
Собираясь вернуться к кусту шиповника, я заметил, что дядюшка и Асадолла-мирза сидят в беседке и о чем-то тихонько разговаривают. Неподалеку от них Маш-Касем беседовал с помощником сыщика. Шамсали-мирза в одиночестве расхаживал перед дядюшкиным домом.
Меня охватило искушение подслушать разговор дядюшки и Асадолла-мирзы — уж больно таинственные у них были лица. Я бесшумно подкрался к беседке сзади.
— Да вы понимаете, что вы говорите?! Как это я…
— Дослушай же до конца, Асадолла! Я почти наверняка знаю, где спрятался Дустали. А этот мерзавец подучил Азиз ос-Салтане, чтоб она сказала, что нужно копать под моим шиповником. Негодяй знает, как я люблю этот куст. Если в это время года повредить корни, то он, конечно же, засохнет. Надеюсь, ты обратил внимание, что землю под кустом кто-то уже слегка разворошил лопатой…
— Моменто! Значит, из-за того, что могут повредить корни вашему любимому шиповнику, я должен заявить, что убил Дустали?
— Мне нужно всего два-три часа, и я доставлю Дустали домой целого и невредимого. Тебе достаточно будет сознаться в убийстве и под предлогом, что ты собираешься показать, где спрятан труп, увести отсюда этого идиота сыщика, а я тем временем найду Дустали… Дело в том, что я должен непременно сам разыскать Дустали и успеть с ним переговорить.
— А предположим, вы его не разыщете. Или даже если разыщете… Теймур-хан арестует меня по обвинению в обмане должностного лица! Вы ведь и не подумали, какой это будет для меня позор на службе!
— Как бы то ни было, ты сейчас находишься под следствием, Асадолла! И, возможно, тебя и так арестуют!
— Моменто, моменто! Нельзя же арестовать человека только на основании заявлений сумасшедшей бабы! Если это произойдет, будет скандал!
— И тем не менее, если это произойдет, ты ничего не сможешь поделать. Пока дойдет до суда, ты будешь оставаться под арестом!.. Я даю тебе слово, что найду Дустали еще до вечера, а об остальном не беспокойся — у меня в полиции много друзей, и тебе вряд ли придется ночевать в тюрьме.
Асадолла-мирза вскипел:
— Не понимаю, как вы с вашим умом и порядочностью вообще можете предлагать мне подобные вещи! Уж лучше бы я сломал ногу и не появлялся здесь!
— Послушайся меня, Асадолла! Я тебя очень прошу! Это же так просто. Когда сыщик вернется сюда, сделай вид, что тебя замучили угрызения совести, и немедленно заяви, что это ты убил Дустали, а труп закопал у себя во дворе. А я тем временем найду Дустали, поскольку почти наверняка знаю, где он. Потом я пришлю к тебе Маш-Касема с сообщением, что Дустали найден, и, даю тебе слово, я не допущу, чтобы у тебя были неприятности.
— Нет уж, увольте!.. Пусть лучше меня арестует Теймур-хан!.. Безвинного человека не повесят! Я не собираюсь ради того, чтобы ваш шиповник цвел пышным цветом, становиться убийцей! — И Асадолла-мирза поднялся, намереваясь уйти.
— Сядь! Я еще не все сказал. Дустали оставил мне записку.
— Записку?! Тогда почему же вы об этом молчали? Почему не сказали, чтобы меня, несчастного…
— Слушай! Наутро после того, как он у меня ночевал, я пошел в его комнату. Постель была пуста, но там лежала записка на мое имя. Дустали написал, что некоторое время будет скрываться, а мы, члены семьи, должны в его отсутствие утихомирить его жену и замять историю, связанную с мясником Ширали.
— Моменто, моменто! Этот ишак где-то развратничает, а его несчастные родственники должны еще покрывать его распутство!
— Не спеши, Асадолла! Члены нашей семьи, как выяснилось, не такие уж святые. Если у Дустали будут неприятности, пострадают очень многие из нас!