Надмирные селения, куда можно и не попасть ввиду неизвестности их месторасположения. Она взглянула в перспективу лесных пространств под зеленеющим ясным небом, окружающих холм, где и мерцала в утренних цветниках её «Мечта». И вынужденно признала, что с последним умозаключением она поторопилась. Мир по-прежнему прекрасен, а она молода и хороша собой.
Да и подушечки вместе с куклами и прочими хрупкими изысканными вещичками настолько пригожи, насколько и дороги. И не потому лишь, что не дёшевы, а памятны. А иные сотворены их творцами в те особые минуты и часы, когда руки приобретают небесную лёгкость, а душа воздушную фактуру. И она как художник это прекрасно понимала. А вот со слезами, жалобными стонами и плаксивыми откровениями пора заканчивать. Вот уж этого больше не повторится. Она навсегда стряхнёт с себя сладкую пудру, девического самообмана. Она давно уже не юная девушка, кому простительно раскисать.
После завтрака она передумала делиться сокровищами со своими служащими.
Лата и её странности
— Вы такая счастливица, госпожа Нэя! — ворковала Лата, придя за заказом, как и обычно. На этот раз хотя бы не ради привычной ревизии всего наличного хозяйства, с тонким выманиванием очередного подарка.
— Вы всегда окружены завидным всеобщим обожанием. Уж умолчу о том, как оно весомо и в материальных благах, о чём вы умалчиваете по вполне понятным причинам, за что вас и не осуждаю. Жалею лишь о собственных упущенных возможностях, когда не всегда использовала свою привлекательную внешность для будущего обеспечения.
— То есть, всё же использовали, пусть и редко? — подцепила Нэя её за язык.
— Как и сказать. «Использовала» не то определение. Кое-что свалилось свыше от щедрот полубога на бескорыстную абсолютно, юную дурочку, то есть на меня, — поначалу. А потом-то уж я вкалывала годы и годы, живя, как и положено законопослушной жене при муже, полностью от меня закрытом и скупом по необходимости как бы. На самом деле, вы же знаете, поскольку все это знают, Дарон всё тащил в параллельную семью. У меня нет обольщений по поводу мужчин, но согласитесь, желать их обожания это же в природе женщин.
— Вас тоже не обделяют вниманием. Вы настолько заметны, а уж ваши роскошные волосы с вашим умением создавать столь затейливые причёски, когда вы освобождаете голову от шляпок или тончайших накидок, вызывают такой всплеск восхищения…
— Женской зависти, так будет ближе к правде. Тогда как животный рефлекторный «всплеск восхищения», как вы обозначили, со стороны мимо проходящих самцов, разогретых жарой, плотной едой или бодрящими напитками, меня не греет.
— Как вы ко всем беспощадны, госпожа Лата!
— Пустое дело такое вот внимание, потому разговор о том пустой. А тот седовласый господин отменной наружности, хотя и не юн, тоже ваш знакомец? Вы сидели с ним на бревне в лесопарке, а потом пошли по направлению к «Зеркальному Лабиринту». Вы были столь увлечены беседой, что меня не заметили. Впервые его увидела. Он тут недавно?
— Кажется, он тут давно. Но он коллега Рудольфа, и я мало что о нём знаю.
— Наверное, работает на каком-нибудь засекреченном объекте? — Лата тут же забыла о вопросе, утонув восторженным лицом в своей обновке, обнюхивая её как букет цветов. — Что за чудо! Ваша «Мечта» пропитывает своим ароматом абсолютно все изделия. У вас внутри здания стойкий и такой тончайший аромат, как в аристократическом цветнике.
— Вам виднее. Я не вхожа в аристократические цветники, — ответила Нэя.
— Как же нет? — спросила Лата.
— Вам же известно, я лишь по происхождению аристократка, а не по образу жизни, — ответила Нэя.
— А ваш бывший муж? — спросила Лата.
— Он вовсе не был континентальным аристократом, — ответила Нэя.
— И господин Руд тоже не аристократ? — спросила Лата.
— Нет, — ответила Нэя.
— А настолько похож… только лучше любого из аристократов, — дальнейших вопросов не последовало. Лата замкнулась в своей тайной, но очевидной для Нэи печали о том, кто недостижим как свод небес над её головой. Задумчивость, охватывая Лату всегда внезапно, спасала не одну лишь Нэю от настырного лазанья по всем помещениям и самым затемнённым углам предприятия, а всех служительниц «Мечты», в души которых она тоже заглядывала, если чуяла там не прибранность.
Вместо привычной прогулки Нэя прибрела к заветному бревну. Посидела на нём, сгорбившись как старушонка, от наплыва довольно бесформенных раздумий обо всём и ни о чём конкретно, благо никто не видел. Но это она так решила, не заметив Лату, скрытую зарослями. Лата не пряталась, так вышло, но очевидная и проявившаяся в самой позе тоска хозяйки «Мечты» привела её в то характерное возбуждение, когда тайны не просто чужой жизни, а приближённой женщины её недоступного кумира, требовали своего раскрытия. Зачем? Лата и сама не понимала. Она вовсе не принадлежала к тем обыкновенным женщинам, кто и населяли здешний условный остров, оцепленный стеной от прочего мира. Но к чему обыкновенным о том знать? И Лата сделала попытку, используя своё наследственное особое умение — дар матери, ухватить за край неуловимые образы Нэиной души.
На миг она ощутила её лёгкое тело как своё, но это не являлось настоящим состоянием Нэи, а было как бы отзвуком, туманным оттиском недавнего прошлого, где душа её словно бы парила выше крон. Лата почти отчётливо увидела панораму лесопарка сверху. Он пребывал где-то совсем в других измерениях…
Лата поспешно выскочила из этого состояния с сильным сердцебиением. То были опасные опыты, — не санкционированный взлом чужой души! Усилием воли Лата погрузила себя в созерцание тех цветастых нарядов, в которых и порхала красавица из «Мечты». Подобные одеяния, как ни окутывали ими плечи и бёдра женщины из «Лучшего города континента», заодно и модницы из столицы, отчего-то не наделяли их столь же неодолимой привлекательностью. И странно, отчего умолкли те потрясающие и незримые птицы в ветвях, ласкающие слух Латы только что? Когда она воспарила над кронами леса, используя эманацию чужой души? Лата прислушалась, но трели птиц казались плоскими, однообразными, смазанными какими-то и утратившими своё полифоническое великолепие.
Внезапно кто-то возник на дорожке лесопарка. Лата угнездилась в гуще зарослей чуть глубже, решив, что это тот самый парень, что и приходит к владычице «Мечты» пить с нею вместе утренние напитки. Нэя сама выносит ему поднос на террасу, красуясь перед ним своими воплощёнными в текстиль и паутинное кружево фантазиями, насылаемыми, как мнилось Лате, из высших миров. Ей как-то в голову не приходило, что подобному воплощению предшествует бесконечный и поедающий живое время нелёгкий рабочий процесс.
Казалось, кроме Нэи, никто этот уголок парка и не выделял. Он всегда пустовал. Но сегодня сюда кто-то направлялся.