Аресты продолжаются. 25 января арестовали профессора Зеленина. Атмосфера ненависти нагнетается с каждым днём.
10 февраля МГБ устраивает провокацию — взрыв бомбы во дворе советского посольства в Тель-Авиве. Несмотря на принесённое правительством Израиля извинение, 13 февраля Советский Союз разрывает дипломатические отношения с Израилем[106].
В этот же день принято секретное постановление ЦК: начать следствие в отношении всех лиц еврейского происхождения, чьи имена назывались на допросах по делу Еврейского антифашистского комитета. В «Правде» появилась разгромная статья Михаила Бубеннова о романе Гроссмана «За правое дело».
Псы спущены с цепей. В закрытом докладе на XX съезде КПСС «О культе личности и его последствиях» Хрущёв рассказал, как проходило следствие по «делу врачей»[107]:
«Он сам давал указания, как вести следствие, как допрашивать арестованных. Он сказал: на академика Виноградова надеть кандалы, такого-то бить. Здесь присутствует делегат съезда, бывший министр госбезопасности т. Игнатьев. Сталин ему прямо заявил: «Если не добьётесь признания врачей, то с вас будет снята голова».
Сталин сам вызывал следователя, инструктировал его, указывал методы следствия, а методы были единственные — бить, бить и бить».
Через некоторое время после ареста врачей мы, члены Политбюро, получили протоколы с признаниями врачей. После рассылки этих протоколов Сталин говорил нам: «Вы слепцы, котята, что же будет без меня — погибнет страна, потому что вы не можете распознать врагов».
…Но мы чувствовали, что дело с арестом врачей — это нечистое дело. Многих из этих людей мы лично знали, они лечили нас».
В мемуарах Хрущёв повторяет рассказ о требовании Сталина избивать арестованных:
«Начались допросы “виновных”. Я лично слышал, как Сталин не раз звонил Игнатьеву. <…> Это был крайне больной, мягкого характера, вдумчивый, располагающий к себе человек. Я к нему относился очень хорошо. В то время у него случился инфаркт, и он сам находился на краю гибели.
Сталин звонит ему (а мы знали, в каком физическом состоянии Игнатьев находился) и разговаривает по телефону в нашем присутствии, выходит из себя, орёт, угрожает, что он его сотрёт в порошок. Он требовал от Игнатьева: несчастных врачей надо бить и бить, лупить нещадно, заковать их в кандалы»[108].
Хрущёв не нашёл слов сострадания к избиваемым врачам (некоторых он знал лично), но при этом жалеет их палача, присутствовавшего на XX съезде в качестве делегата (!) и называет Игнатьева «вдумчивым, располагающим к себе человеком». В насмешку над тысячами репрессированными Хрущёв причислит Игнатьева к жертвам культа личности, хотя, рассказывая в мемуарах о смерти Сталина, честно признается, что плакал и искреннее его жалел. В последнем никто не сомневается. Как и в том, что волк зачастую прикидывается овцой, а палач — жертвой.
Депортация евреев
Осторожный Анастас Микоян в книге «Так было» описывает атмосферу января-февраля 1953-го:
«Спокойным со Сталиным не мог чувствовать себя никто. Как-то после ареста врачей, когда действия Сталина стали принимать явно антисемитский характер, Каганович сказал мне, что ужасно плохо себя чувствует: Сталин предложил ему вместе с интеллигентами и специалистами еврейской национальности написать и опубликовать в газетах групповое заявление с разоблачением сионизма, отмежевавшись от него. “Мне больно потому, — говорил Каганович, — что я по совести всегда боролся с сионизмом, а теперь я должен от него “отмежеваться””! Это было за месяц или полтора до смерти Сталина — готовилось «добровольно-принудительное» выселение евреев из Москвы. Смерть Сталина помешала исполнению этого дела»[109] (выделено мной. — Р. Г.).
Это ответ таким историкам, как Костырченко (Институт истории России РАН), утверждающим, что поскольку официальные документы о подготовке депортации не обнаружены, то это, скорее всего, слухи.
Признание Микояна подтверждает Булганин. Его рассказ, со слов Бенедикта Сарнова, приводит Абдурахман Авторханов:
«В 1970 году бывший член Политбюро ЦК КПСС и Председатель Совета министров СССР Николай Александрович Булганин рассказал мне, что за несколько дней до публикации сообщения ТАСС об «аресте группы врачей-вредителей» его текст обсуждало бюро Президиума ЦК КПСС (так назывался тогда высший партийный орган). По словам Булганина, процесс над врагами намечался на середину марта 1953 года и должен был завершиться вынесением смертных приговоров. «Профессоров-убийц» предполагалось публично повесить на центральных площадях в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Свердловске, в других крупнейших городах страны.
Булганин рассказал мне и о намечавшейся после процесса над врачами массовой депортации евреев в Сибирь и на Дальний Восток. В феврале 1953 года Сталин приказал подогнать к Москве и нескольким другим крупнейшим городам несколько сот эшелонов для выселения евреев. В ходе этой акции планировалось организовать крушение составов и «стихийное» нападение на них «возмущённых масс», чтобы с частью депортируемых расправиться в пути. По словам Булганина, идейными вдохновителями и организаторами «дела врачей», а также намечавшихся антиеврейских акций были Сталин, Маленков и Суслов.
Немало интересного о плане депортации евреев рассказал Николай Николаевич Поляков, бывший сотрудник аппарата ЦК ВКП(б), а до этого работник органов государственной безопасности. По его словам, для руководства операцией по выселению евреев была создана специальная комиссия, подчиняющаяся непосредственно Сталину. Председателем комиссии Сталин назначил секретаря ЦК КПСС Суслова, секретарём стал Поляков, для размещения депортированных в отдалённых районах страны спешно строились барачные комплексы наподобие концлагерей, а их территории попадали в ранг закрытых зон»[110].
Доктор исторических наук Этингер в книге «Это невозможно забыть…» пишет:
«Из приближённых Сталина только Н. А. Булганин, выйдя на пенсию, любил после изрядного возлияния поведать своим собеседникам, разумеется, «по большому секрету», о том, как Сталин поручал ему подготовку и осуществление депортации евреев»[111].
Светлана Аллилуева приводит слова, сказанные ей женой секретаря ЦК и руководителя Агитпропа Н. А. Михайлова:
«“Я бы всех евреев выслала вон из Москвы!” Очевидно, её муж думал так же. Это было тогда официальным настроением, и источник его был, как я могла догадаться, на самом верху»[112].
Очень осторожно о планах депортации высказался Хрущёв, который был хорошо информирован. Прямо назвать вещи своими именами он не решился, хотя те, кто умеют читать, поймут его правильно:
«Сюда же приплеталась выдумка, будто евреи хотели создать своё особое государство, выделиться из Советского Союза. В результате встал вопрос вообще о еврейской национальности и её месте в нашем государстве»[113] (выделено мной. — Р. Г.).
Два бывших члена Политбюро, Микоян и Булганин, говорят о планировавшейся депортации, третий, Хрущёв, пишет, что стоял вопрос «о еврейской национальности и её месте в нашем государстве». Намёк непонятен? Официально о планах депортации объявил в 1957 году западной публике Пономаренко, посол СССР в Польше, в 1953 году член Президиума ЦК КПСС. Это четвёртый свидетель обвинения из числа высшего руководства СССР и ближайшего окружения Сталина, имевший доступ к особо секретной информации.
Малышев, заместитель председателя Совмина СССР, записал, как говорилось выше, слова Сталина, сказанные им на заседании Президиума ЦК КПСС, которые позже можно было бы использовать для формулирования обвинения в шпионаже на будущем судебном процессе: «Любой еврей-националист — это агент американской разведки».
Для адвокатов Сталина свидетельских показаний членов Политбюро недостаточно. Им поддавай сожжённые документы.
Суслов, будущий главный идеолог партии, который, со слов Булганина, был назначен председателем комиссии по депортации, основательно почистил архивы и позаботился о ликвидации документов, на которых остались отпечатки его пальцев. Логика простая: если документы не обнаружены, значит, их не было.
Припоминается ситуация, возникшая на первом Съезде народных депутатов СССР, когда Горбачёв в ответ на вопросы делегатов из прибалтийских республик о секретном приложении к пакту Молотова — Риббентропа клялся, что Советскому правительству и ему лично об этом ничего не известно. Советский Союз рухнул. Из президентского сейфа была извлечена «Особая папка», в которой находились компрометирующие документы. Ни в одной из своих книг Горбачёв во лжи не покаялся. Он промолчал даже после разоблачительной статьи Валерия Болдина, бывшего помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и заведующего Общим отделом ЦК, в ведении которого находился архив Президента, рассказавшего, что он лично информировал Горбачёва о наличии документа и получил приказ молчать[114].