мои действия улыбающийся во весь рот хозяин поместья, — видно, что отец тобой занимался.
Конь подо мной и игриво повёл в сторону. Он не чувствовал на себе веса, и поэтому я с трудом удержал его.
Мне нужно было ещё укротить его. Я ласково похлопывал похлопал его по шее и тихонько нашептал ему на ухо:
— Я молодой воин. Я еду на битву. Я не могу проиграть. Если я проиграю, то подставлю множество людей, которые на меня надеются. Постарайся уж вести себя достойно. Мы с тобой одно целое, не опозорь нас.
Конь повёл ушами, будто вслушиваюсь каждое моё слово, но не спешил демонстрировать свою готовность подчиняться всаднику.
Тогда я слегка дёрнул поводья на себя и стукнул пятками бока коня, грозно закричал басом:
— Гойда! Давай родной! Погнали! — и взял с места в опор. Конь понесся в сторону ворот.
Глава 10
— Гойда! Давай родной! Погнали! — и взял с места в опор. Лошадь понеслась в сторону ворот.
Животное слушалось и не сопротивлялось.
Конюх Савелий вместе с Петром Ивановичем рассмеялись из-за моего дерзкого обращения с конём, но удовлетворенно заулыбались — такой конь слушался не каждого взрослого всадника, не то чтобы мальчишку двенадцати лет.
Старший Львов вскочил на своего и пошел за мной галопом.
Когда мы выехали за пределы слободы, я дал ему поравняться с собой.
Скакать до Красной Площади было не долго. Вдоль Москвы-река, а потом направо к Храму Василия Блаженного.
Мы преодолели это расстояние минут за десять.
У лобного места собралась толпа разношерстных зрителей. Мне показалось что собралось несколько тысяч
Я увидел среди них учащихся училища, кабацких букмекеров, пришедших на поединок, чтобы лично зафиксировать результаты.
Женщины, мужчины разных возрастов пришли поглазеть на бой.
Было много простого народа, но особо интересно было приметить несколько бояр, пожелавших стать свидетелями этого поединка.
Мономахии между боярами случались не часто. Обычно, разногласия старались решать путем переговоров, не вынося ссоры и распри за пределы Родов.
Мы подскочили к лобному месту и спешились. Большинство никак не отреагировало на нас с боярином Львовым.
Сдав коней его служивым, поджидавшим нас у Лобного места заранее, мы двинулись по направлению к круглой площадке, плотно окруженной толпой.
Хоть перед нами и вежливо кланялись, уступая дорогу, единицы узнали Петра Ивановича.
Несколько бояр и поместных стольников, почтительно наклонивших свои огромные горлатные шапки — здоровенные головные уборы из лисиц черонобурок или соболей, здоровались и улыбались.
Львов кивал им в ответ, он не стал расшаркиваться во встречных любезностях. Мы протискивались к арене, на которой должен был пройти поединок.
Все ожидали увидеть того самого «здоровяка», который бросил вызов лучшему фехтовальщику столицы.
Обо мне уже успели разойтись самые невероятные слухи, интерес подогревался легендами, сложенными о моем конфликте с Федором Жаботинским.
Кто-то утверждал, что я увел его девушку, другие говорили, что Жаботинский младший проиграл мне в карты имение, третьи утверждали, что я незаконнорождённый сын Жаботинского-отца и теперь претендую на долю в семейных доходах.
Меня забавляли эти обрывки раз.
Кто-то из моих однокашников воскликнул, показывая на нас пальцем.
— Вон он! Воронов прибыл!
Все пытались разглядеть нас и ошибочно принимали боярина Львова за дуэлянта.
— С сыном, что ли, прибыл?
— Да нет это не он, вроде.
По публике волнами расходились догадки.
Нас сначала тихо, а потом все громче и громче приветствовала толпа.
Раздались аплодисменты, свист и подбадривающие выкрики.
— Давай, давай! Ворон!
Это кричали ученики училища, поддерживающие меня и пришедшие на поединок.
Я увидел наших девчонок, в глазах которых сверкал характерный блеск. Они улыбались, громко хлопали и улюлюкали.
В толпе я встретился взглядом с Иваном. Он хладнокровно показал мне жестом оленя, соединив указательный и большой пальцы вместе.
Отлично. Это был условный знак — наше с ним противоядие, блокировка магии расставлена.
Даже если Жаботинский все же решиться ее применить, то ему будет очень сложно это сделать.
Мы приблизились к кругу на лобном месте и остановились. Мой Княжеский Кафтан был спрятан под плащом-накидкой.
Я сбросил плащ и начал подпрыгивать на месте, чтобы не остыть.
Большинство зрителей было удивлено.
Моя внешность оказалась для них неожиданностью.
Многие букмекеры облегченно вздохнули и заулыбались.
Стало понятно, кто из нас является противником Жаботинского.
Надо отдать должное, почти все зрители поприветствовали меня аплодисментами. Это не были авиации, каждый совершил по три-четыре хлопка, но для меня это был добрый знак.
У тех из них, кто не делал ставок я сумею вызвать симпатию. Я снова сражаюсь с Голиафом.
Мой выход к месту поединка можно было бы даже назвать эффектным, если бы Жаботинский не подготовил бы целое шоу.
Когда я взошел на ступени лобного места. Послушался бой барабанов и звуки волынок. Издалека показалась процессия, сопровождавшая моего противника. Он ехал на белом коне Аввы с огненно-рыжей гривой.
За ним ехало шесть всадников на вороных в богатой сбруе, по три с каждой стороны. После них шли служивые бойцы в боевых шубах, в полном обмундировании, снаряженные на татарский манер.
Бойцы несли флаги рода и княжеский кафтан на длинном вешале, как символ особого статуса рода Жаботинских и достижений Федора. Следом за бойцами верхом ехали его отец, мать и братья.
Процессию замыкали барабанщики и музыканты.
Они двигались неспешно, как бы демонстрируя свое превосходство и пренебрежение ко мне.
На роже Федора читалось высокомерное презрение.
Социальный статус у нас был пока одинаков. Мы оба обладали княжескими кафтанами, но большинство его близких и зрителей понимало, что теперь формально он мой наставник в училище.
Негоже драться со своим учителем в патриархальном обществе.
Но и вызывать на дуэль младшего еще больший позор.
— Неблагодарные свиньи…, — процедил Петр Иванович сквозь зубы. — Хоть постеснялся бы выезжать на коне преподобного Аввакума.
Львов смотрел на приближающихся Жаботинских, наклонив голову на право.
Он тоже испытывал к ним глубокую неприязнь. Он знал краткую историю восхождения их рода, полную предательства и подлости.
И так же, как и многие аристократы столицы, считал их недостойными боярского звания.
Он перевел взгляд на меня и увидел мое неподдельное равнодушие. Меня никак не волновало появление моего противника.
— Чувствую силу и храбрость в тебе, отрок Илья. Посмотрим, как у тебя с умом-разумом. Не горячись. Не своди глаз с его оружия. Кроме клинка, наблюдай за его ногами. Не торопись его убивать, если тебе удастся его одолеть. Покажи, что в твоих руках его судьба.
— Спасибо Петр Иванович, я так и планировал. Скажите, а нет ли среди зрителей Великого Князя?