среде которого шли интриги и борьба за влияние на высокостоящих особ. Лермонтов стал одним из таких приближенных, причем посвященный в игры157 настолько, что, выйдя из них, предав их огласке или намереваясь это сделать, становился крайне опасным для противников. Можно также сказать, что недоброжелатели Лермонтова преимущественно склонялись к западному типу мышления, искали сближения с Англией и разрыва отношений с Францией. Недолюбливали Ермолова. Некоторые знакомые (и хорошие знакомые) Лермонтова пытались сохранять нейтралитет в игре большого света: это, вероятно, Краевский, Карамзины, военачальники Розен, Габбе, Головин.
Возможно, недоброжелатели Лермонтова убедили императора в опасности поэта. Опасность больше заключалась в том, что Лермонтов мог предать огласке что-то, что не предназначено для ушей посторонних. И если в стихотворении (например, как «Смерть поэта») многое не скажешь, то гораздо больше информации можно высказать в драме (например, как в «Маскараде») или в романе – «Герое нашего времени». И если Николай I позволил отпуск Лермонтову в начале 1841 года, то потому только, что не знал о дальнейших его творческих планах и настроениях (которые он поведал друзьям и знакомым во время отпуска), а возможно, и о письме к Ермолову. Во время же отпуска стали ясны намерения поэта выйти в отставку, участвовать в издательском деле и писать исторические романы, что в перспективе значило неизбежное обнародование информации и, главное, – неприятие игры большого света. Воспрепятствовать Лермонтову можно было бы тремя способами: дискредитировать поэта, убить его или не дать ему возможности писать. Попытки дискредитировать, предпринятые ранее, провалились. Убить на Кавказе в бою не получалось: Лермонтов упрямо не попадал под пули горцев. Остается третье: чтобы не было возможности написать большую прозаическую вещь, держать Лермонтова постоянно в боевой готовности, что по факту и происходило на так называемой «фронтовой» службе в Тенгинском полку.
Но было поздно: Михаил Юрьевич с мая находился в Пятигорске и если принялся за сочинения, то уже сильно продвинулся. Простое убийство теперь не решает проблемы. Обязательно нужна дискредитация на тот случай, если после убийства будут обнародованы рукописи.
Вообще, странно, что Николай I с опозданием узнал о том, что Лермонтов отсутствует «налицо». Возможно, и в отделении А.Х. Бенкендорфа вели двойную, а то и тройную игру. (На эту мысль наталкивает еще и тот факт, что, к примеру, Бенкендорф, получив осведомление о выезде А.С. Пушкина из Петербурга 9 марта 1829 года, понятия не имел, куда Александр Сергеевич поехал158…)
Как только Государь был извещен о том, что Лермонтов не под пулями, в Пятигорск, вероятно, были направлены нужные люди.
В.С. Нечаева, расследуя дело о «дуэли» Лермонтова и Мартынова, констатировала факты:
1. Во время своего последнего пребывания на Кавказе Лермонтов состоял под тайным надзором находившегося в Пятигорске и посланного из Петербурга со специальным поручением от Бенкендорфа жандармского штаб-офицера подполковника Кувшинникова.
2. О поручении, идущем от Бенкендорфа, знал и содействовал ему начальник штаба кавказских войск флигель-адъютант полковник Траскин. Он оказался в Пятигорске тотчас же после дуэли и держал в своих руках всю организацию следствия по делу о дуэли.
3. Три рапорта, посланные 16 июля в Петербург, необычайная быстрота, с которой была организована и приступила к работе следственная комиссия, свидетельствуют о большой важности, которая придавалась происшедшему событию, о заинтересованности в нем Петербурга.
4. Черновые ответы Мартынова на вопросы следственной комиссии (впервые публикуемые полностью) обнаруживают целую серию лживых сведений, обдуманно внесенных им после консультации секундантов, которым в свою очередь советы давал Траскин.
5. Вопросы Пятигорского окружного суда, который первоначально должен был судить Мартынова, показывают, что суд нащупал ряд сомнительных мест в первом показании подсудимого. Он поставил перед ним с достаточной определенностью вопрос о какой-то иной причине дуэли, кроме шуток Лермонтова, и вопрос об условиях дуэли, которые напоминали о преднамеренном убийстве Лермонтова. Мартынов в своих показаниях защищался именно от этих обвинений, но не давал прямых ответов на прямо поставленные вопросы, а ссылался на прежние показания на следствии и отсылал за ответом к секундантам.
6. Нормальное ведение дела Пятигорским окружным судом могло бы бросить свет на неясные моменты в истории убийства Лермонтова, однако оно было нарушено пришедшим из Петербурга царским приказом, который был отдан тотчас же после получения известия о дуэли, но по условиям сообщения лишь в середине сентября попал в Пятигорск.
7. Освобождение подсудимых от ареста во время следствия свидетельствовало о том, каково было отношение Николая к происшедшему. Оно обеспечивало также согласованность действий всех трех подсудимых, «круговая порука» которых доказана их перепиской.
8. Передача дела в военно-судную комиссию, непосредственно подчиненную военным властям, – Траскину, Головину, – прекращала нежелательные дополнительные розыски по делу и давала возможность с чрезвычайной быстротой его закончить.
9. Четыре присланные военным министром Чернышевым из Петербурга отношения о необходимости «принять всевозможные меры к поспешнейшему окончанию» дела свидетельствуют о значении, которое придавалось в Петербурге этому делу, о заинтересованности в нем самого царя.
10. Новая «милость» царя подсудимым – разрешение им до вынесения окончательного приговора покинуть Пятигорск для Петербурга и Одессы – подтверждала и без того ясный для кавказских властей факт, что дело будет решено в Петербурге независимо от приговоров, вынесенных местными инстанциями. Узнав о ней, Головин счел за лучшее воздержаться от окончательной конфирмации приговора и ограничиться лишь представлением своего «мнения» «на высочайшее благоуважение».
11. Приговор, вынесенный Николаем, так же как и все его личное вмешательство в дело от первого приказа об освобождении из-под ареста подсудимых во время следствия до последней резолюции о взятии расходов по делу на счет казны, свидетельствует о том, что убийство Лермонтова было им воспринято, во-первых, как дело, в котором он был лично заинтересован, и, во-вторых, как дело, за которое его исполнители не должны были нести никакого наказания159.
Все же Николай I был заинтересован в убийстве Лермонтова. Или, скажем так, не очень возражал против этого, о чем знали организаторы преступления, убийца и соучастники.
Вот мы и подошли к главному: что же случилось 15 июля 1841 года в окрестностях Пятигорска.
Убийство М.Ю. Лермонтова
Дуэли не было. Это факт. И это убедительно доказали специалисты А.В. Карпенко и В.И. Прищеп в труде под названием «Оправдание Лермонтову». Труд огромный, содержащий массу полезных сведений; три главы посвящены характеристикам оружия, которое могло бы (или не могло) использоваться для убийства. Проделав огромную работу по сбору доказательств, учтя мнения экспертов, проведя следственные эксперименты, Карпенко и Прищеп делают вывод: «Не было даже нечестной дуэли»160.
Приводить все доказательства авторов – дело долгое, возможно, нужное, но не целесообразное (желающие могут ознакомиться с источником). Достаточно того, что некоторые детали их расследования будут здесь упомянуты. Версия убийства Лермонтова у исследователей выглядит