Здоровенный парень в праздничной рубахе, когда-то зеленой, а сейчас вылинявшей и отчаянно измятой, с красным плетеным поясом, стоя у самой воды, вовсю орудовал длинной нетолстой дубинкой, которая бытовала при стеночных боях и обычно называлась вязом, хотя и не обязательно делалась из вяза. Его рубаха, взмокшая и потемневшая от пота, была разорвана снизу у полы. Противниками его было четверо или пятеро парней и молодых мужчин, стоявших уже по колено в воде и кое-как отбивавшихся; но расходившийся боец бил и бил своим вязом, доставая всех сразу и понемногу загоняя их все дальше. Вот под особенно удачным ударом один из противников упал спиной в воду и забил руками, пытаясь приподняться – там было уже достаточно глубоко. Еще кто-то сидел и полулежал на берегу, придерживая окровавленную голову. Народ вокруг вопил: где-то раздавались смех и одобрительные крики, где-то причитали женщины.
– Давай, Горденюшка, лупи их, родимый! – во всю мочь голосил тщедушный старикашка с длинной реденькой бородкой, подпрыгивая, похлопывая себя по бедрам, словно плясал. – Налегай, завязывай! Узнают горшечники наших!
– Так им! – голосил рядом еще какой-то посадский. – Попомнят пословицу: бей по роже, да не тронь одежи!
– Да уймите же вы его, бурелома, перебьет, перекалечит! – совсем рядом кричали испуганные женщины. – Ошалел малый! Леший в него вселился!
Зимобор, достаточно опытный в делах такого рода, мельком глянул на женщину, сказавшую это. Она была права: удалой Горденя сейчас себя не помнил, в нем проснулся тот неукротимый и неосознаваемый боевой дух, который роднит воина и зверя. У варягов бойцы, умеющие пробуждать этого зверя в себе, пользуются известным почетом, хотя не сказать чтобы любовью; у славян ими немного брезговали, хотя иные князья и воеводы старались держать у себя в дружине хотя бы одного-двух таких. Горденя, как видно, и впрямь сумел дозваться Перуна и сейчас не помнил себя. В таком состоянии убивают, не замечая, а после горько каются. И даже очень умелый воин подумает, прежде чем выйти против такого, – против этой стихийной силы и выучка не очень-то помогает.
Но девушка, за которой Зимобор сюда пришел, не тратила времени на раздумье, а как бежала, так и кинулась прямо к Гордене. Народ на площади не успел и ахнуть, увидев ее, как она уже оказалась за спиной у ошалевшего бойца и со всего размаху ударила его своим коромыслом по голове. Зимобор диву дался, видя ловкий, умелый, привычный замах, сильный удар и, главное, неукротимую решимость, не уступавшую Гордениной ярости. Показалось, что он слышит тяжелый звук удара, – и вяз остановился в поднятых руках Гордени. Мгновение тот постоял, как замороженный, потом качнулся, потом стал поворачиваться…
И тут уже Зимобора что-то толкнуло вперед: та же неосмысленная сила, которая вывела его из-под внезапного удара возле кургана на темном Княжеском поле, подсказала, что сейчас будет. Сейчас Горденя развернется и опустит свой вяз на голову того, кто окажется позади. А уж потом, может быть, посмотрит, кто это.
Как сам Рарог, Огненный Сокол, Зимобор с разбегу прыгнул на могучие плечи Гордени, мокрые от пота и горячие, как натопленная печка, опрокинул его на песок, лицом вниз, и заломил за спину руку с вязом.
Толпа вокруг при его внезапном появлении резко вскрикнула, и даже девушка, отскочившая было в сторону, изумленно глянула на него.
– Воды дайте! – заорал Зимобор, зная, что дорого каждое мгновение.
Девушка, к счастью, поняла его: схватив ведро, из которого старик со старухой умывали рыжего мужика, она опрокинула его над обоими противниками. Большая часть попала на Зимобора, но и Гордене немало досталось, и холодная вода помогла тому прийти в себя. Оглушенный и изумленный, он не сразу понял, отчего упал, откуда взялся тот, кто сидит над ним. Дернувшись, Горденя охнул и замер: его держали крепко, и попытки вырваться только причиняли напрасную боль. Парень что-то промычал, толпа вокруг замолкла, пораженная и недоумевающая.
– Пусти! – почти шепотом выдохнула девушка. – Пусти его.
Зимобор ослабил хватку, Горденя не шевелился. Зимобор совсем выпустил его и разогнулся, сверху глядя на лежащего буяна и на девушку, склонившуюся над ним. Тут она тоже выпрямилась и в изумлении стала разглядывать Зимобора. Казалось удивительным, что она смотрит на него как впервые: в глазах Зимобора они были уже почти знакомы, поскольку пришли сюда вместе, и только потом он сообразил, что он-то ее видел, а она его нет. Она была красива, и это показалось правильным: издали любуясь ее стройным и сильным станом, Зимобор так и думал, что лицом она будет столь же хороша. Особенно привлекали взгляд ее черные, тонкие, красиво изогнутые брови, из-под которых темно-голубые умные глаза казались особенно яркими, искрящимися. Правильные черты, стройная шея и мягкая ямочка между ключицами, немного видная в вырезе рубахи, нежная, золотистая от первого легкого загара кожа, высокая грудь, сильные загорелые руки с поднятыми повыше и прихваченными тесемкой рукавами, небольшие, но крепкие ладошки – все это как-то сразу накатило на него и словно обняло. Она была живая, такая живая, теплая и яркая, что Зимобор даже растерялся. Вроде бы девушек он видел немало, но сейчас смотрел на эту чернобровую с ее коромыслом, как будто заново открыл для себя белый свет.
– Ты кто? Ты откуда взялся? – немного хрипло после бега и волнения спросила девушка, и Зимобор спиной ощущал, что вся толпа ждет ответа вместе с ней.
В маленьком городке все друг друга знали, незнакомый человек сразу всем бросался в глаза.
Зимобор по привычке запустил пятерню в волосы и только тут сообразил, как выглядит. После целодневной борьбы с гатью, с ног до головы забрызганный болотной грязью, взмокший, с красными пятнышками комариных укусов на всей открытой коже, с мокрыми и спутанными волосами, даже с кусочком тины, присохшим возле уха…
– Да ты водяной, что ли? – пробормотала одна из женщин рядом, оглядывая его. И так подумать у нее были все основания.
– Уши показать? – Зимобор тоже усмехнулся и убрал кудри с ушей, показывая, что они у него не лошадиные, а вполне человеческие. – Простите, люди добрые, что незван-непрошен к вам явился. – Он оглядел толпу вокруг себя и поклонился. – С купцами мы едем, из Новогостья, весь день через гать продирались, потом вовсе застряли. Разбрелись все дорогу искать, мне повезло к вам выйти. Хотел найти кого-нибудь из старост, чтобы дорогу показали и поклажу дотащить помогли, а тут такое дело… Прямо не дело, а вязом червленым в ухо…
– Это точно так, – кивнул один из мужиков поблизости.
Горденя уже не лежал, а сидел на земле, в изумлении глядя то на девушку, то на своего неожиданного усмирителя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});