и арендованное на два года поместье Паддохерст. Никто не сомневался в том, что война не затянется надолго.
Ехать предстояло, с учетом военных обстоятельств, с пересадками, кружным путем: пароходом до Норвегии, а оттуда по железной дороге через Швецию и Финляндию в Россию. Для путешествия отобрали самую необходимую прислугу: гувернанток, горничных, бонну, а при великом князе неотлучно находился его друг и личный секретарь Николай Джонсон – Джонни.
Перед отъездом Михаил отправился в Лондон проститься с кузеном – королем Георгом Пятым. Георг принял его неофициально, по-родственному, в одном из многочисленных гостевых салонов огромного Букингемского дворца. Сбоку от глубокого камина, на беломраморной доске которого возвышались пара китайских фарфоровых ваз и часы в форме бронзовой дозорной башни с покатой крышей неслышно пережевывали время, помещался чайный столик на изящных выгнутых ножках. На полированной, инкрустированной слоновой костью столешнице розового дерева кипел над спиртовкой серебряный чайник, и на севрском блюде вздымалась горка золотистого сахарного печенья.
– Значит, на фронт? – усаживая гостя, не столько спросил, сколько утвердил хозяин. – Мы союзники, Майкл, и это утешает…
– Да, Джорджи, – кивнул Михаил. – Какое счастье, что мы не противники.
– Возьми печенье, – предложил Георг. – Это французское. Всему германскому, как ты понимаешь, теперь сюда вход запрещен.
– И у нас, – сказал Михаил. – Ники переименовал Санкт-Петербург на русский лад.
– Правильно сделал, – одобрил Георг. – Мы тоже не будем больше называться Саксен-Кобург-Готами. Я отменил.
– А как теперь? – спросил Михаил с любопытством.
– Виндзоры, – сказал Георг. – Ничего германского. Мы британцы.
Высокая дверь отворилась, в салон стремительно, с широкой улыбкой на красивом молодом лице, вошел наследный принц Дэвид-Эдуард.
– Папа сказал, что вы заедете попрощаться, – присаживаясь к столу, сказал Дэвид. – Я так рад вас видеть, Майкл! Значит, наша охота переносится на после войны?
– Обязательно! – сказал Михаил. – Русские медведи никуда не денутся.
– Знаешь, откуда он вернулся на прошлой неделе? – спросил Георг. – Даже не гадай: из Берлина.
– Из Берлина? – с сомнением в голосе повторил Михаил.
– Да-да, из Берлина! – подтвердил принц. – Чудесный город. И дядя Вилли чудесный.
– Ты не должен так говорить, Дэвид, – нахмурился Георг. – Будь он хоть трижды дядей, но Вилли – германский кайзер. И он теперь наш враг, не забывай об этом.
– Враг? – пожал плечами Дэвид. – Родственники друг в друга не стреляют. Подданные стреляют.
– Все стреляют друг в друга, – поправил Михаил. – И мы, и в нас. Война!
– Я тоже еду на фронт, – сообщил Дэвид. – Может, мы там встретимся, а, Майкл?
– Все может быть, – усмехнулся Михаил, – кроме того, чего быть не может… Ты во флот?
– В кавалерию, – сказал Дэвид.
– Тогда, может, и встретимся, – сказал Михаил. – Ты его отпускаешь, Джорджи?
– За ним присмотрят, – сказал король. – Чтоб под пули не лез.
– Какая все-таки нелепость! – побалтывая чай в чашке, сказал Михаил. – Какой-то недоумок стреляет в несчастного, ни в чем не повинного Фердинанда, и вся Европа встает на дыбы! И это называется мир в семейном доме…
– Не Европа, – уточнил Георг, – весь мир! Разведка доносит: турки собираются ввязаться и отгрызть свой кусок. Канада и Австралия, разумеется, наши. Италия присоединится. И еще, и еще… Нашему Вилли все это безумие может стоить короны, если не головы. Хорошо, что бабушка Виктория уже смотрит на нас с небес: она бы просто этого не пережила.
Прощанье родственников вышло легким, беспечальным: война только начиналась, годы ужасов и миллионы смертей были еще неразличимы в туманном будущем.
– Передай дорогому Ники, что у нас проявляются сильные антигерманские настроения, – напутствовал король великого князя Михаила. – У вас в России это тоже не исключено, учитывая происхождение Аликс. Ну, да ты ведь и сам понимаешь…
Чего уж тут было не понять.
Поняла это и вдовствующая императрица Мария Федоровна – встретив враждебность с противоположной стороны. В эти дни она со старшей дочерью Ксенией поспешно возвращалась из Европы домой; ее путь в Петербург лежал через Германию. На подъездах к Берлину, не доезжая вокзала, императрица задержалась ненадолго – ее вагон перецепляли от одного состава к другому. Привокзальная публика, прознав о вражеских пассажирах, сбилась в толпу и, распаленная донельзя, прихлынула к «русскому вагону» и забросала его камнями. Посыпались оконные стекла, дело приняло опасный оборот.
Перепуганная прислуга металась по вагону, в дверях стоял скалой камер-казак Тимофей Ящик с длинным кавказским кинжалом в руке. Выдался как раз тот случай, когда он мог доказать, что попасть в вагон императрицы можно, только переступив через его труп. Запечатав собою вход, двухметровый казак с широкой сивой бородой, почти занавесившей грудь, производил на напиравших немцев неприятное впечатление.
Через четверть часа противостояния подоспел военный наряд и без лишних слов разогнал толпу. Подъехал маневровый паровоз и откатил салон-вагон императрицы к составу, следовавшему на восток. Мария Федоровна, сложив руки на коленях, молча сидела в кресле с вензелем Романовых на спинке, великая княгиня Ксения сердито глядела в уцелевшее окно на немецкий ландшафт. Опасность миновала, горький осадок остался. Вилли, при всех хлопотах военного времени, должен был позаботиться о беспрепятственном проезде родственников.
10
В тылу и на фронте
Подъезжая к русской границе, Михаил представления не имел, куда его отправит служить старший брат. К своим тридцати шести годам великий князь дослужился до звания полковника – командовал кирасирами и гусарами, военное дело любил и досконально в нем разбирался. На маневрах, три года назад, его черниговские гусары получили статус лучшего кавалерийского полка Российской армии. Но с тех пор немало воды утекло, и намерения Ники по отношению к возвращенному из изгнания брату нельзя было предугадать. Сидя с семьей в милой сердцу Гатчине, коротая время в прогулках по окрестностям, встречах со старыми знакомыми и разговорах с псарем Яковом, обрадованным не меньше своих медвежьих собачек возвращению хозяина, великий князь нетерпеливо ждал решения царя.
23 августа Николай Второй подписал высочайший указ о формировании Кавказской туземной конной дивизии, стяжавшей в скором времени на полях войны грозную боевую славу. Командиром дивизии был назначен великий князь Михаил Александрович, произведенный по этому поводу в звание генерал-майора. Туземная дивизия комплектовалась из горцев-добровольцев – аварцев, карачаевцев, чеченцев, черкесов, ногайцев. В желающих записаться не было недостатка: в большинстве своем кавказские горцы видят высшее предназначение мужчины в участии в военных схватках, и это с детства готовит из них бесстрашных воинов.
Получив назначение, Михаил решил немедленно, взяв с собою лишь доверенного секретаря Николая Джонсона, ехать в Тифлис – контролировать формирование офицерского корпуса дивизии. Наталья с детьми оставалась в Гатчине. Видя нетерпение и боевой настрой мужа, она по мере сил скрывала волнение и тревогу – чувства, свойственные всем женам во время войны. Перед самым отъездом она взяла с Джонни слово: он ежедневно, ничего не утаивая, будет ей сообщать об успехах мужа, его здоровье и расположении духа.
Тифлис встречал багряной красотой ранней осени и радушием. Набор в дивизию шел как нельзя лучше: добровольцы являлись к месту сбора верхом на собственных лошадях, с отточенными до бритвенной остроты шашками и кинжалами, унаследованными от