Читать интересную книгу Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

— Превосходно, голубчик, превосходно! Однако я вам ведь не пачку ассигнаций в карман сую. Истинно государственные люди не должны быть стеснены в средствах. Государство имеет возможность обеспечить своих защитников, используя не только наличные. Вы ведь человек, сведущий в технике, верно? Кто лучше вас сможет, например, руководить строительством новой железной дороги? Никто. Остается только получить концессию. Я вам в этом помогу. Скажем, на днях будет решаться вопрос о получении концессии на строительство новой дороги от Саратова на восток, в киргизские степи. Вложения предусмотрены колоссальные! Ну, как вам мое предложение?

Дружинин понял, что отказаться от такого предложения нельзя — можно потерять уважение собеседника, а с уважением — и доверие. Нельзя, так сказать, выпасть из образа. И он сказал:

— Весьма вам признателен! Разумеется, я буду участвовать.

— Вот и прекрасно, голубчик, вот и прекрасно! — улыбнулся генерал-лейтенант. — Что ж, не смею больше задерживать.

Дружинин сердечно распрощался с хозяином и направился к выходу. Открывая дверь кабинета, он обратил внимание, что она слегка приоткрыта. Это показалось ему странным: он хорошо помнил, что, когда они входили, генерал-лейтенант плотно закрыл за собой дверь. Поэтому, выйдя в коридор, он первым делом огляделся. Однако не заметил никого, кроме дочери Мосолова, Маши, — присев на подоконник в конце коридора, она гладила кошку. Увидев выходящего из кабинета гостя, сказала:

— Ну, что, посекретничали? Составили план по укреплению устоев? Папа́ все укрепление устоев заботит. А меня — только поэзия и живопись. Ненавижу политику!

— И правильно делаете, — ответил Дружинин и направился к выходу.

Глава 18

Следуя указанию Углова, Ваня решил не откладывать дело в долгий ящик и в тот же вечер отправился на квартиру Романова, чтобы разузнать у него как можно больше о загадочном «приезжем из Женевы» Емельяне Пугачеве, который, как потом выяснилось, никаким приезжим не был. Эта беседа с руководителем максималистов должна была стать последней, после нее Ваня уже не должен был возвращаться в комнату на Петергофском шоссе. Днем они с Угловым уже побывали на Расстанной, и Ваня познакомился со своим новым жильем.

К Романову Ваня отправился уже в десятом часу: смена на Путиловском заводе, где трудился революционер, продолжалась до семи, да еще надо было прибавить время на дорогу домой; а Ваня хотел застать хозяина наверняка и не быть наедине с Настей. Он не знал, как себя с ней держать после того, что узнал о ее предательстве.

Однако когда он постучал в дверь знакомой квартиры, открыла ему именно Настя — раскрасневшаяся, с растрепавшимися волосами и с тряпкой в руках.

— А, это ты… — сказала она не слишком приветливо. — Проходи, Сева вот-вот прийти должен.

— А что, его еще нет? — тупо спросил Ваня.

— Нет, как видишь. Ноги вон вытирай и проходи. На кухню проходи — я тут уборку затеяла, пока мужа нет, но в комнате еще не убралась.

Отказываться, идти обратно было глупо. Ваня послушно вытер ноги и проследовал на кухню. Вошел — и изумился произошедшей перемене. На стене висела карта Петербурга, на которой гость заметил несколько кружков, сделанных красным карандашом. На столе лежали детали двух разобранных револьверов системы «наган» и горсть патронов.

— Это что у вас тут за оружейная мастерская? — спросил Ваня, повернув голову в сторону комнаты, где слышались звуки уборки.

— А как же ты думал? — ответила Настя. — Сева к делу готовится.

— К какому делу?

— К акции то есть.

— Так что, он убить кого-то решил? — догадался Ваня. — Но ведь организация еще решение не приняла! Ведь хотели еще собрание провести, еще раз все обсудить!

— Ну, ребята у нас известные тугодумы, — отвечала Настя. — Мешкать горазды. А Емельян не такой. Он Всеволода сразу поддержал.

— Какой Емельян? — спросил удивленный Ваня. Он почувствовал, что со вчерашнего дня ситуация вокруг Всеволода Романова сильно изменилась.

— А Сева тебе разве не говорил? — в свою очередь, удивилась Настя. Она даже полы мыть перестала и все так же, с тряпкой в руках, появилась в дверях кухни. — Он вчера вечером пришел, даже, считай, ночью. Он у нас уже был раньше. Называет себя Емельян Пугачев. А какое настоящее его имя, мы не знаем, да и не надо — конспирация. У них с Севой беседа была. Мне муж потом все рассказал. Товарищ Емельян сразу его решение насчет акции одобрил. И цели подсказал, и помочь обещал — информацию собрать. Вот Сева и готовится.

— Но ведь Романов мне говорил, что с этим Емельяном дело нечисто! — воскликнул Ваня. — Что его за границей никто не видел!

— А Емельян это затруднение разъяснил, — сказала Настя. — Сказал, что ему еще в Берлине ищейки полицейские на хвост сели. И он, чтобы скрыться, внешность сменил и документы тоже.

— И какие же цели этот Емельян Романову подсказал? — спросил Ваня. — Наверно, кого-то из министров?

— Ну да, вроде того, — сказала Настя, вновь принимаясь за уборку. — Я всех не помню. Один — какой-то главноуправляющий… или главносчитающий… в общем, землей ведает. Следит, чтобы вся у помещиков осталась, крестьянам ни в коем случае ничего не перепало.

— А фамилия его, случайно, не Кривошеин?

— Точно, Кривошеин! Ну, вот я и убралась, теперь не стыдно мужа встретить. А может, и с гостем, — сказал Настя, убирая ведро. — Может, и товарищ Емельян опять придет.

— Выходит, они вдвоем на акцию пойдут? А остальные что же? — допытывался Ваня.

— Не хочет он никого из организации брать, — объяснила Настя. — «Предатель у нас завелся, — говорит. — Может все дело провалить». Хочет взять только Емельяна — а еще тебя. Тебе он доверяет.

— Значит, говорит, предатель завелся… — повторил Ваня вслед за ней. Видимо, в этот момент он на какую-то долю секунды утратил контроль за своим лицом, и оно выразило что-то такое, чего выражать ни в коем случае не следовало. Поняв свою ошибку, он снова придал лицу прежнее простодушное, слегка озабоченное выражение; но было поздно. Настя так и впилась глазами в его лицо.

— А чего это ты так сказал, Ванечка? — спросила она ласково. — Насчет предателя — чего это ты выразил? Чего подумал?

— Я? — Ваня постарался изобразить крайнюю степень изумления. — Ничего я не думал!

— Думал, думал! — сказала женщина протяжно; пропела, а не сказала. Все так же, не отрывая глаз от лица Вани, она придвинулась ближе к нему, встала почти вплотную.

— Я забыла совсем, что ты у нас навроде гадалки, — продолжала хозяйка. — Сквозь землю видишь, тайны разгадываешь. Ну, и какую такую тайну ты про нас загадал? Что вызнал? Ты ведь не случайно сегодня пришел, правда, Ваня? Не случайно?

— Ну да… то есть нет… — забормотал он. Но уже видел по ее глазам, что она обо всем догадалась, что он разоблачен. И тогда, не в силах больше врать и оправдываться — да и с чего? — он выпалил:

— Да, догадался! Я тогда на собрании все сразу понял, как только ты говорить начала! Это ты всех сдаешь! Начала с маленького такого рыжего мужичка, Николаем его звали, он тебе почему-то лично неприятен был; потом еще одного, потом сразу двоих… Всего восемь человек на твоей совести. И мечтаешь ты только об одном: чтобы твой Всеволод бросил все эти революционные глупости и зажили вы тихо и счастливо. Тебе ведь в полиции это обещали, верно? Что заживете мирно и счастливо?

— Да, это! — улыбаясь, произнесла ему прямо в лицо Настя. Никакого испуга в ее лице не было; наоборот, светилось какое-то торжество; она не говорила, а словно выпевала слова. — Прощение для Севы обещали, полное прощение. И деньги — столько, что на домик хватит, да еще с обстановкой! А вы что мне можете обещать со своей революцией? Сколько я с Севой живу, только и слышу: «грядущее избавление», «будущее общество»… Ну, и что проку мне от этого грядущего общества? Или моему ребенку? А мне сейчас счастья хочется, понимаешь ты?!

— Это я как раз понимаю, — заверил ее Ваня. — Я только одного не могу понять: как же ты сейчас, с такими твоими планами, отпускаешь мужа на эту акцию? Ведь это убийство! За него никакого прощения не будет, за него виселица положена!

— Вот тут ты ошибаешься, Ванечка! — пропела Настя. — Все совсем наоборот обстоит! Я ведь почему на все эти бомбы-револьверы у нас в доме спокойно смотрю? Потому что на это команда дана! С самого верха!

— С какого верха? Ты же говорила, что твоему мужу эту мысль Емельян Пугачев подсказал!

— Верно, Ванечка, Емельян. А кто таков этот Емельян, знаешь? Думаешь, такой же малахольный подпольщик, как наши максималисты? Нет, тут другое. Я, когда в последний раз на Александровскую улицу ходила, в управление, там его и встретила!

— Кого? — не понял Ваня.

— Да Емельяна! Он у господина капитана в кабинете сидел, и они разговаривали — прямо как друзья. Я, как увидела, не знала, что и думать. А господин капитан меня успокоили. Говорят: «Ты, Анастасия, не бойся. Этот господин, которого ты знаешь под именем Емельян, — наш человек. Причем лицо весьма значительное. Так что ты его деятельности препятствовать не должна. Вот выполнят они свое задание — и тогда все твои тревоги закончатся». Вот оно как, Ванечка!