и выпустит на меня опарышей. Я сделаю ему замечание, которое заведет нас слишком далеко, или же не вовремя отпущу какую-нибудь колкость, от которой он взорвется. И тогда вдребезги разлетится уже не банка с кардамоном. Его кулак, которым так часто машет у меня перед лицом, отправит меня на тот свет, размазав по стене мои мозги.
Иногда мне думается именно так. Однако в другие разы кажется, что он будет довольствоваться тем, как я на его глазах буду стареть и желтеть от его ядовитого присутствия. Это ожидание сожрет меня изнутри, и от меня останется лишь груда соединенных сухожилиями костей. Не исключено, что его план в этом и состоит.
Чем бы ни была Колли, от Ирвина все только усугубляется.
Я стою перед сарайчиком для инструментов. Во мраке поблескивает лопата с ручкой ярко-красного цвета. Новенькая, еще ни разу не пользованная.
Колли у себя в комнате. Хоть она и не ответила на мой стук, я чувствую за дверью ее присутствие. Мой маленький призрак. Опять подворовывает из моей сумочки сладости. И не знает, что мне об этом известно. Конфетки с корицей – единственное, чем мне можно себя побаловать.
Я долго смотрю на лопату. От огненного цвета ручки отвалился небольшой кусок краски. Значит, с дефектом, как же это бесит. Надо было увидеть раньше, сейчас идти в хозяйственный магазин и требовать вернуть деньги уже поздно. Поскольку я купила ее летом, время уже ушло. Квитанция, естественно, у меня сохранилась, я храню их в особой папке с ярлычками с указанием дат, чтобы можно было без труда найти ту, что нужно. Но, может, мне еще удастся убедить их ее заменить, ведь продавать лопаты с дефектом все же негоже. Думаю, это было в июле… Усилием воли гоню эти мысли из головы. Никакую лопату я никуда не понесу, правда?
Без толку, я не смогу этого сделать.
Надо ей все рассказать. «Это может сработать», – уговариваю я себя. Может, она поймет, прекратит, и тогда в этой сверкающей лопате с ярко-красной ручкой не будет никакой необходимости.
От мысли о том, что все это придется пережить опять, к глазам подступают слезы. Во рту появляется привкус сладкой газировки. Но попытаться все же надо.
Если правда не сработает, придется вернуться к наихудшему варианту со сверкающей лопатой и прочим.
Чтобы поговорить, вытащу Колли на улицу. В этих стенах полно призраков. Можно будет сходить к саду камней. Ветер, воздух, голые валуны. Да. Чистенький уголок, гораздо старше того прошлого, которое погребло под собой весь Сандайл.
Колли
Мама берет меня на прогулку.
– Пока не поднялось высоко солнце, – говорит она.
Ненавижу физическую нагрузку. Каждый раз, когда в моей груди начинает усиленно колотиться сердце, я всем телом чувствую опасность и тоску. Однако в действительности у меня попросту нет выбора, у мамы этим утром было лицо как у кричащего смайлика, рот превратился в большую черную дыру.
– Пойдем к каменному саду, – говорит она.
Я издаю внутри себя сдавленный стон: топать туда далеко, к тому же, хотя сейчас и зима, снаружи под солнцем жарко.
Бледняшка Колли тоже идет с нами. «Ничего себе. Может, она собралась тебя там бросить?»
Мама упаковывает рюкзак. Две бутылки воды. Протеиновые батончики. Солнцезащитный крем.
«Да нет, все хорошо, – отвечаю я Бледняшке Колли, – она берет все, чтобы хватило двоим. Сама подумай, если она собралась меня бросить в пустыне, то зачем захватила мне протеиновый батончик?»
«Может, чтобы обвести тебя вокруг пальца?»
– Идем, – произносит мама, – мы обалденно проведем время.
Я лишь молча смотрю на нее.
Окрестности напоминают изголодавшегося зверя, сквозь шкуру которого проглядывают кости. Из-под исхудавшей плоти торчат ребра, позвоночник, коленные чашечки. Голодная пустыня. Мы заходим за дом и шагаем на восток по каньону, который, как мрамор, испещрен красными прожилками. Над нашими головами громоздятся груды камней, будто они нас осуждают.
– Осторожно, – говорит мама.
Змей сейчас нигде нет, для них слишком холодно, зато всегда найдутся койоты.
Лестница прячется в узкой ложбине меж двух высоких красных холмов. Совсем старая. Те, кто высек ее в камне, давно превратились в Бледняшек. От длительного использования ступени вытерлись, и поскользнуться на них теперь проще простого. Стоит подняться на достаточную высоту, как взору открывается вид на простирающуюся за домом равнину. В лучах солнца бежит автомагистраль, прямая, как дохлый угорь. Склон растянулся на приличную длину. Мы взбираемся на четвереньках, как козы, пользуясь руками и ногами.
А когда восходим на вершину, солнце уже превратилось в огненный шар. Под куртку забирается холод, но я чувствую, что у меня обгорел нос. Заметив это, мама протягивает мне солнцезащитный крем, и мы по гребню холма направляемся к саду камней.
«Сад» звучит здорово, хотя на самом деле им там даже не пахнет. Так называется уголок, где то ли ветер, то ли что еще высек в камне уходящие вниз тоннели самых невообразимых форм. Теперь ветер без конца стонет и завывает в этих дырах. Я уже забыла, как это жутко.
Время от времени мы находим там на земле глиняные черепки, оставшиеся от тех, кто давно превратился в Бледняшек. Древнего племени чемеуэви или, скажем, мохаве. Теперь их здесь больше нет. Я не знаю, куда деваются Бледняшки, когда здесь для них уже все кончено.
«Если копнуть у подножия скалы, можно найти кости», – шепчет Бледняшка Колли. От ветра она разрослась во все стороны и рассыпалась по всему небу отблесками сверкающего света. «Когда-то Тепляшек сбрасывали здесь вниз – приносили в жертву».
«Как это?»
«Как зайцев и буйволов. Ну, или как тебя».
«Ха-ха-ха», – отвечаю я, стараясь вложить в голос побольше сарказма, хотя в действительности мне страшно. Порой мне совсем не нравятся шутки Бледняшки Колли.
Мама садится на камень и хлопает по его поверхности, приглашая устроиться рядом. Раз уж мы проделали весь этот путь наверх, полагается насладиться видом.
– Это там была щенячья ферма? – спрашиваю я, показывая на запад.
Арройо утопает в густой тени. Арройо – еще одно название каньона. Кроме этой тени от былых владений Грейнджеров, ничего не осталось. От фермы Лины и Берта.
Маму, судя по ее виду, чуть не тошнит.
– Колли, если не можешь говорить о чем-нибудь приятном…
Она и слышать не хочет об убийствах и прочих занятных вещах. Не читает ничего интересного типа новостей или уголовной хроники. Думаю, даже не знает, чем являлась щенячья ферма, и просто любит, чтобы все было мило.
– Хорошо, – не перечу ей я.
Мы пьем воду, и я считаю минуты