Читать интересную книгу У каждого свой путь в Харад - Анна Хан

И она умудрилась в сотый раз вновь поймать себя на мысли, что любит его. И в сотый же раз проклясть себя за столь странные мысли. Не соответствующие ни времени, ни их положению.

Потом Ольмар вдруг резко подался вперед и поцеловал девушку куда-то под глаз.

Легко-легко.

– Я еду с вами.

Латфорское утро имеет несколько особенностей. Рассказывать о них ни латфорцы, ни гости города не любят. Горожане – потому что для них это привычное дело, а приезжие боятся, что, если начнут распространяться на эту тему, им все равно никто не поверит или, что значительно хуже, поднимут на смех.

Каждый путешественник, просыпавшийся в Латфоре хотя бы два раза подряд, безусловно замечал, что на рассвете начинается истошное кудахтанье кур и заливистый лай дворовых собак. Создавалось впечатление, будто все имевшие счастье жить в Латфоре куры разом, как одна, в течение получаса бесперебойно несли яйца, а псы оповещали об этом своих хозяев.

На второе утро разбуженный человек задавался естественным вопросом: откуда в древнем городе с чистыми мощеными улочками, изящными фасадами двух- и трехэтажных каменных домов могут вообще взяться куры, да еще в таком количестве, чтобы произвести столько шума? Потом страдалец начинал вспоминать, видел ли он хотя бы одну несушку на улице. И мучимый поисками ответов на эти вопросы, он ворочался с боку на бок, отгоняя последний сон. Вновь заснуть, признав источником шума невидимых птиц, мог далеко не каждый. А так как разгуливающих по Латфору кур никто собственными глазами никогда не видел, то и признаться в том, что они были услышаны, тоже никто не решался.

Ну кому понравится выглядеть идиотом в таком претенциозном городе?

На третье утро каждый нормальный человек, предчувствуя сквозь сон скорое наступление хаоса, загодя прятал голову под подушку. И избавлялся тем самым и от шума, и от ненужных мыслей.

Осторожный стук в дверь долго не мог прорваться сквозь пух перины.

Ольм заворчал и прижал подушку к ушам обеими руками. Однако это не помогло. Стучавший был настойчив настолько же, насколько уважителен. Стук не прекращался.

Рядом жалобно застонала Дарина, прячась от навязчивых звуков как можно глубже в слои покрывал.

Ольм сел. Попытался стряхнуть недосып резким взмахом головы. Непослушным голосом произнес обычно повелительное:

– Войдите…

На пороге возник, белея напыщенной важностью парика, лакей. Голос его был тоже каким-то странным. Возможно, и для него утро тоже было необычно ранним, а возможно, он просто простыл, стоя на страже у дверей полных сквозняков дворцовых коридоров. Так или иначе, но лакей проскрипел:

– Шестнадцатидневный траур окончен. – Он поперхнулся. Сделал паузу, изо всех сил сдерживая подступающий кашель. Пауза, на его взгляд, видимо, пришлась к месту. Поэтому он выдержал ее еще немного, уже после того как приступ кашля был подавлен. Для пущей важности. И уже нараспев продолжал: – Его величество князь Иорет IX, владетель Латфора, прямой потомок их величества Иорета I, прозванного Мудрым, к несчастью, оставившего нас восемьсот лет назад и почившего в Бозе, ожидает вас в своих покоях.

Слуга ждал, застыв в проеме дверей, пока Ольмар оденется. На ничего не выражавшей маске лица движимы были только глаза. Развернувшись вполоборота, он изо всех сил пытался не уронить взгляд на лежащее на полу женское платье, старательно делая вид, что его вообще не существует. Меньше всего на свете слуге хотелось, чтобы кто-нибудь подумал, что ему доподлинно известно, кто является владелицей атласного одеяния цвета перечной мяты.

– Прошу следовать за мной. – Лакей услужливо распахнул обе створки двери перед светлейшей особой.

Мельком обернувшись через плечо, принц заметил, что в просвет между простынями на него смотрит Дарина. Ему показалось, что ее глаза улыбаются.

Ольм следовал за лакеем, указывающим дорогу, хотя прекрасно мог пройти по ней сам даже с закрытыми глазами. Он выучил наизусть все галереи и повороты замка за дни, потраченные на безуспешные попытки добиться встречи с Иоретом.

Сейчас принц был спокоен и холоден как никогда. Его уже не удивило бы присутствие здесь официальных представителей Удматории. Более того, его не удивило бы даже присутствие здесь самого императора Удма. Он перестал этого бояться.

Ольмар заранее принял для себя возможность предательства Ордена Чести всеми, и Латфором в том числе, и был готов увидеть сейчас, когда перед ним наконец распахнется аудиенц-зал, что по правую сторону от трона седовласого князя маячит фигура в плаще с удматорской символикой.

Лакей еще уважительней, хотя это казалось уже невозможным, склонил голову, перед тем как открыть последнюю пару дверей. Отступая в сторону, чтобы открыть принцу путь, он объявил:

– Его светлость принц Ольмар Роуи Весейжд Хальмгард-третий, принц Озерного края, сын Доноварра IV.

Солнце медленно выкатывалось из-за горизонта, разливая позолоту по краям облака, откуда она блестящей росой стекала на темно-синюю полосу леса. Солнце будто потягивалось, недоуменно разглядывая невесть почему не погасшие еще звезды. Ему было некуда спешить, и можно было, приостановившись, поразмыслить над этим.

Группа всадников выехала из рощицы на берегу. Уже далеко позади за их спинами остались серые, впивающиеся стрелами в небо башни Латфорского замка с реющими на шпилях стягами.

Ветер гнал по поверхности озера рябь, сминая отражение его берегов, как неудачный эскиз.

– Значит, так, – думала вслух Дарина, глядя на отлетающую от копыт гнедой гальку, – получается, нет ниоткуда нам ни помощи, ни защиты. Принцы с князьями рыбку в мутной воде ловят, а нам, простолюдинам неграмотным, что делать? Вот что делать…

Девушка по очереди воззрилась на всех участников группы, но ей никто не ответил.

– Никто и не сказал, – подытожила она. – Выходит, что бы мы ни сделали, все едино?

Порыв ветра всколыхнул вокруг ее головы выбившиеся из гладкого высокого хвоста кудри. Дарина подняла капюшон плаща.

– Солнце еще ласковое, а ветер уже такой колючий…

– Сейчас тепло для осени. Здесь обычно холоднее в это время года. – Лошадь монаха поравнялась с ее собственной.

Дарина удивленно подняла бровь:

– Ты так говоришь, как будто жил здесь всю жизнь.

– Не всю. – Шелест старался ехать рядом с ней шагом. – В детстве.

– Ну то в детстве… – протянула Дарина.

– Ты думаешь, тогда осени были иные? – В голосе Шелеста появилась теплая улыбчивая интонация.

– Тогда все было иное, – серьезно ответила девушка. – Даже пару лет назад все было не таким.

– Ветер тянет тучи. – Гыд указал рукояткой хлыста на юго-запад. – Видите? Непогода собирается, ветер дует к нам, выходит, в ненастье едем.

Саммар поправил ворот плаща.

«В ненастье едем. Не зря плечо ныло. Ненастье. Истинно так. Усмехается судьба или знак такой явный дает? – Он покосился на спутников. – Все едино, сказала Дарина. Тогда не все ли равно, что впереди – ненастье или ясный день? И сколько лет уже для нас так – все едино. Перекати-поле. Наемники. Без дома, без долга, под чужую волю… Как же так получилось, что из-за какого-то клочка земли высоко в горах, который не видел уже лет двадцать, если не больше, так скребет на сердце? Почему он так важен? Покинутый очень давно дом разве может быть настолько дорог, чтобы хотелось видеть его свободным, пусть даже ценой собственной жизни? Дом – короб из сколоченных досок, набитых хламом…

Или нет?

Харад – это то место, которое каждый бережно хранит в глубинах сердца, – но не как светлое прошлое, а как жарко желаемое будущее. Он – уверенность, что на земле есть уголок, куда ты всегда можешь вернуться и где никогда не будешь чужим. Иначе зачем сейчас возвращаться в Харад?»

– Безопасней было отсидеться в Латфоре, – соглашаясь с его мыслями, произнес монах. – По крайней мере, пока не станет ясно, кто в этой сваре за кого встанет. Все сейчас смутно, а мы вроде бы ни с кем – а значит, против всех.

– И значит, все – против нас. – Дарина усмехнулась. – Не привыкать и к такому.

– Действительно, тебе, может, и не привыкать, – подтвердил Шелест. – Но это противостояние не в таких масштабах, к которым ты привыкла.

– Да что ты говоришь?! – В тоне женщины появилась явственная злорадная издевка. – А тебе, нужно думать, придется что-то резко в жизни менять, да? Вас, монахов, все ведь безумно любят!

– Не об этом речь, – спокойно ответил на ее выпад Шелест.

– Если ты хотел остаться в Латфоре, остался бы с Ольмом, зачем поехал с нами? Я вообще вас всех не пойму – то сломя голову рветесь защищать границы Харада, то обратно повернуть мечтаете, чтоб понадежней сховаться.

– С чего ты взяла, что я хотел там остаться? Я совершенно этого не хотел, – возразил ее собеседник.

– Зачем тогда говорить?

– Я считал, что там безопасней.