Да, он был один, но истинного одиночества не ведал. Призраки побежденных метались по старому замку, верные камням, которые называли домом. Конечно, почти постоянно рядом сновали и люди, слуги и льстецы, готовые кланяться и потакать всем капризам хозяина.
Любопытное получалось раздвоение. Конрад страстно желал того самого общества, в котором чувствовал себя таким одиноким и заброшенным.
А потом еще этот скот со своими жалкими проблемами. Они кишат, как вши в волосах оборванца, пресмыкаются, ищут в нем свое спасение.
А он не спаситель. Ни для кого.
Итак, пока они молят о милости и взывают к его мудрости, чтобы урегулировать права на спорные земли и пастбища, или просят возмещения убытков от глупых краж хлеба и молока, он чувствует, как медленно сходит с ума. Ему плевать на них и их заботы. Они — скот. Они существуют, чтобы ими питаться.
Почему Влад считал, что на них стоит тратить время, Конрад понятия не имел. Возможно, мертвого графа развлекала игра в хозяина и властелина? Конрад не находил подобные забавы увлекательными, по крайней мере, когда они требовали его непосредственного участия. Смена правил игры дает некоторые интересные возможности. Импровизация — вот секрет увеселения. Многих просителей он просто бросал волкам, не заботясь, обидчики они или оскорбленная сторона. Их смерти оборачивались чистым посмешищем. Они падали на колени, умоляли, рыдали, некоторые даже пытались сопротивляться, но куда их голым рукам до волчьих клыков. Парочку жертв он спас и передал некромантам для опытов. Да, он преподаст скоту урок не беспокоить его мелочами.
Конрад наслаждался своей репутацией жестокого графа, даже сам пестовал ее: это ставило людское отребье на место и ясно давало понять родне, кто тут главный.
Конрад спустился по мраморной лестнице и прошел по главному залу, набитому кающимися грешниками, не обращая внимания на мольбы и тянущиеся руки, старающиеся прикоснуться к нему. Он пребывал не в том настроении, чтобы нюхать немытый скот, — они воняли, весь дом пропах испарениями грязных тел. Посреди зала Конрад остановился, представляя себе вспыхнувший тут пожар и объятый пламенем, сгорающий дотла скот. Что там говорят об очищающем огне? Улыбаясь, граф продолжил путь.
Комната, которую он искал, была сокрыта глубоко в недрах старого замка, под погребами и темницами, даже под склепами. Когда-то, возможно, здесь располагалась сокровищница, во теперь покои стали своего рода галереей ужаса. Тридцать отрубленных голов в различной степени разложения торчали на воткнутых в землю, по три в ряд, кольях. Конрад знал тут всех — знал настолько хорошо, чтобы собственноручно убить их. Годами собиралась эта коллекция трофеев — голов тех, кто подвел его. Ему приносило мрачное удовлетворение осознание того, что в смерти они принадлежат ему.
Он заглядывал в эту каморку регулярно, делясь с молчаливой публикой своими мыслями, раскладывая идеи по полочкам, ища изъяны в ходе рассуждений. Проговаривание вслух помогало, и выступать перед слушателями было легче.
Только вот недавно они начали отвечать.
Сперва это было слово или два, он даже сомневался, что вообще слышал что-то. Однако несколько коротких слов вскоре переросли в целые фразы. Конрад отмахивался от шепотков «убийца» и «изверг», но невольно внимал беседам голов об изменах и предательстве.
— Все еще жив? — прошипел голос Йоханнеса Шафера.
— Да, — ответил Конрад, прикрывая дверь.
— Удивительно, — усмехнулся череп Бернхольдта Брехта. Брехт находился тут дольше всех, его гладкая, опаленная отнявшим у вампира жизнь пламенем кожа натянулась, как на барабане. — Мы тут, внизу, кое-что слышим, знаешь ли.
— Ты запер нас во тьме, но мы все еще слышим шепот.
Голоса сливались в безумный хор, слова переплетались, звуки, перемешивающиеся друг с другом, были хрупки и неотчетливы. Конрад едва разбирал их.
— Мы знаем самые страшные тайны тех, кто рядом с тобой.
— Ты окружил себя людьми, говорящими то, что ты хочешь слышать, но за твоей спиной они строят козни, планируют твое свержение.
— Ты слишком доверяешь тем, кто твердит то, что ты от них ждешь, и никто не дает тебе хороших советов. Ты любишь подхалимов и не обращаешь внимания на преданных служак. Это приблизит твой конец.
— Не задирай нос, мертвец. Скоро ты станешь таким же, как мы, тебя насадят на кол и оставят гнить, и Морр заберет твою душу.
— Уже забрал, — произнес Конрад без всякой иронии в голосе.
— Нет, твоя душа бредет по длинной темной дороге в поисках покоя. Она обречена на вечные муки, поймана в капкан меж явью и сном. Отдыха не будет ни убийце в тебе, ни мальчишке, ни мужчине. Твоя душа чахнет. Ребенок, которым ты был, горит. Мужчина, которым ты был, горит. Это не кончится никогда. Пожар не погаснет. Он поглощает все, чем ты был, и все, чем ты мог бы стать.
Голоса так торопились сказать свое, что сталкивающиеся друг с другом слова, протискиваясь сквозь частое сито Морра, слились в один голос помешанного, словно и не исходили из разных ртов.
— Вас нет. Думаете, я этого не знаю? Вы все в моей голове.
— А ты — во всех наших.
— Во всех наших.
— Да. Во всех наших.
— Если мы в твоей голове, наши слова должны быть правдой, в которую ты веришь. Добро пожаловать в свою истину, Конрад. Добро пожаловать в правду, осужденная на адский огонь душа, не будет тебе покоя, когда отправят тебя на путь твой. О нет. Не будет тебе покоя, когда нож в ночи вырежет твое гнилое сердце и скормит его тебе. Не будет тебе покоя. Не верь никому, даже самым близким. О нет, в земле слепцов — кто увидит невидимую угрозу? Кто вспомнит тебя, когда ты исчезнешь и превратишься в пыль? Они вертятся вокруг тебя, они ищут твои слабости, и они найдут их. Найдут, потому что ты слаб.
— Я не слаб. — Конрад резко сорвал с пики голову и швырнул ее на пол. Череп покатился кувырком.
Остальные рассмеялись. Чудовищный, издевательский звук едва не оглушил графа.
Он яростно пнул голову, шмякнувшуюся о влажную каменную стену, и зашагал вдоль ряда, готовый ударить любого, кто осмелится уколоть его.
— Он будет первым, — заявила последняя голова.
— Кто?
— Он — Золотой, он тот, кто сияет ярче всех, он тот, кто горит. Весь блеск — фокус, чтобы сбить с толку недоумков. Верить ему — значит умереть.
Конрад мерил шагами крохотное пространство, стиснув виски, словно пытаясь очистить сознание, привести в порядок мысли. Никогда еще головы не подводили его, так что их совет было не так-то просто отвергнуть.
— Как я узнаю?
— Посмотри в зеркало и увидишь ложь, отраженную в стекле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});