Мне крайне повезло. Внутри одного из них что-то взорвалось, в броне образовалась рваная дыра, из которой повалил жирный чёрный дым. БМА рухнул на колено и почти следом завалился на бок. Второй же, не смотря на мою стрельбу, развернулся и дал ответный залп из всех калибров. Даже «Дегтяри» на плечах его застучали, выплёвывая в меня почти безобидные, даже на таком малом расстоянии, для моего доспеха кусочки свинца.
Бой на предельно коротких дистанциях смертельно опасен для обоих противников. Тут не имеет значения ни опыт пилотов, ни подвижность доспехов, ни скорость реакции. Только количество патронов и снарядов, скорострельность орудий и толщина брони. И по всем этим параметрам противник превосходил меня. Разве что я успел всадить в него поначалу больше патронов и снарядов, но очень быстро противник мой сровнял счёт. Мы засыпали друг друга свинцом. От моего доспеха и вражеского БМА во все стороны летели куски брони. «Коммунисты» содрогались от частых попаданий снарядов ШВАК'ов. Один пробил плечо моего доспеха, развернув его и выведя из строя пулемёт. При этом длинная очередь из моего ШВАК'а прочертила грудь вражеского «Коммуниста» и один из снарядов весьма удачно угодил противнику прямо в линзы прибора наблюдения.
Ослепнув в одно мгновение, мой противник рефлекторно опустил руки с оружием. Я выправил свой доспех, сделав полшага назад, вскинул руку со ШВАК'ом и всадил во врага последние снаряды. Вражеский «Коммунист» покачнулся и начал заваливаться на спину. С оглушительным металлическим лязгом грохнулся на палубу. И подняться уже не пытался пытался.
Я обернулся к надстройке, направил в её сторону своего «Коммуниста». Засевшие в ней притихли, даже стрелять по мне никто не стрелял. Медленно мой доспех ковылял к надстройке, а я гадал, что мне теперь делать.
Ситуация сложилась патовая. С одной стороны, засевшие в надстройке ничего не могли сделать мне, вряд ли их пули могли повредить моему доспеху, даже в таком состоянии, с другой же — и мне нечего было противопоставить им. Снаряды к ШВАК'у меня закончились, а рука ДШК отказывалась слушаться рычагов. Оставались только «Дегтяри» на плечах, но с ними не много навоюешь, даже против людей, вооружённых винтовками и ручными пулемётами. Не лезть же к ним в коридоры, что было бы самой невероятной глупостью, какую только может совершить пилот меха.
Держать в узде засевших в надстройке можно было с помощью ДШК — пары длинных очередей вполне хватило бы, чтобы заставить их пригнуть головы, да ещё и разбить, при удаче, что-нибудь важное и нужное на мостике. Но «Дегтяри» для этого не годились совершенно. С их помощью я смогу только обороняться от врагов с ручным оружием, если им вздумается выбраться из надстройки и напасть на меня.
— Здесь Руднев, — связался я с Ютаро, — вывел из строя оборону транспорта. Контролировать судно не могу. Требуется помощь. Повторяю. Контролировать судно не могу. Требуется помощь.
Верхняя палуба «Красного Кавказа» представляла собой филиал Подземного мира. Её заливал полыхающий керосин, в котором душами грешников метались матросы и офицеры. Одни пытались тушить пламя, другие просто спасали свои жизни, третьи отчаянно боролись с раскалившимися вентилями подачи керосина. Асбестовые рукавицы дымились, силачи-матросы пытались провернуть вентили, но те не поддавались — жар или вражеские пули вывели их из строя.
А над всем этим кошмаром царили громадные фигуры доспехов духа. Они обстреливали пожарные команды, не давая затушить огонь. Уже все доспехи отряда опустились на палубу «Красного Кавказа», ведя почти непрерывный огонь. Пробить броню орудийных башен крейсера они не могли ни из авиапушек, ни, тем более, из пулемётов. Зенитное вооружение доспехи отряда «Труппа» уже успели вывести из строя полностью, не считая упрятанных в башни стомиллиметровых пушек, но это не слишком сказалось на темпе стрельбы корабля.
Марина вынуждена была отдать должное самоотверженности советских матросов, не смотря на всю её ненависть к ним. Они дрались так, будто и не было на палубе никакого пожара, а меж башнями не разгуливали вражеские мехи. Крейсер маневрировал, сближаясь с «Юбари», и вёл огонь, почти не снижая темпа.
Неужели все усилия пойдут прахом! Атака с дирижаблей, драка лёгких мехов в воздухе, колоссальный риск, — всё окажется напрасно. Им никогда не вывести из строя такую колоссальную громаду, как крейсер, можно лишь нанести ему мелкие повреждения, не больше комариных укусов. Даже лишившись лёгкого меха, катапульты для его запуска и крана для подъёма обратно на борт, «Красный Кавказ» не сильно потерял в боеспособности. Он продолжал с прежней жуткой мерностью швырять в «Юбари» снаряды.
— Марина-кун, — связался с девушкой Ютаро, — Рудневу-сан удалось обезвредить транспорт, но он оказался в сложной ситуации. Ему требуется помощь.
Он не успел договорить фразы, отдав приказ прийти на помощь Рудневу, как доспех Марины рванул прочь с палубы, сверкнув включённым на форсаже векторным двигателем.
Ютаро некогда было раздумывать над этими странностями, он вскинул руку с пулемётом, дал короткую очередь по матросам, возящимся вокруг вентиля подачи керосина. Матросы повалились прямо в пламя. Но на их место быстро встали другие. Пара подтащила броневой щит, закрыли товарищей от врага. Тогда Ютаро поднял руку с авиапушкой и надавил на гашетку.
Патовая ситуация, сложившаяся на палубе транспорта, была на руку его команде и всему «нашему делу». Корабль ведь медленно, но верно шёл к токийскому порту. «Юбари» и сопровождающим его эсминцам удалось отвлечь на себя советские и британские боевые суда. Однако спустя какое-то время транспорт перейдёт под защиту каии, и нам придётся отступиться. С тварями, обитающими в океане, доспехам духа не сладить.
В общем, получалось, что я вроде бы и дело своё сделал добротно, и транспорт остановить не смог. Конечно, пришлось вызвать помощь отряда, иначе всё выглядело бы слишком подозрительно, однако в том, что кто-то успеет вовремя, я далеко не был уверен. Скорее, был уверен в обратном.
Я стоял перед настройкой, давай короткие очереди из «Дегтярей» для острастки, когда засевшие в ней поднимали головы и принимались стрелять по мне. Вот только я не учёл того, что помощь мне всё же придёт.
Марина прошла над транспортом с лихостью пилота лёгкого меха. На бреющем полете, ведя огонь из авиапушки. Снаряды легко прошивали надстройку, огонь из неё тут же прекратился. Мягко опустив доспех на палубу, оставляя за собой широкий голубой шлейф, видимо, след работы векторного двигателя, она навела на надстройку пулемёт. Длинная очередь хлестнула по ней — во все стороны полетели осколки последних стёкол и обломки металла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});