Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На мостике кто-то громко сказал:
— Сели на мель, товарищи! Это не мина!
Раздались радостные возгласы.
— Маня, Маня, мы спасены! — не помня себя кричала Луиза.
— Ну и что же, все равно замерзнем, — безразлично ответила та.
— А ты не падай духом, — сказала я и, заметив, что она дремлет, прижавшись к столбику, прикрикнула: — Не спи, нельзя спать!
Я тормошила ее, но она снова засыпала. Меня тоже клонило ко сну. Вода хлестала в лицо, губы мерзли, сводило скулы. Но все это было не так жутко, мы уже верили в спасение.
На мостике стали стрелять из пистолета. Я прислушалась: где-то далеко раздавались заунывные протяжные гудки тральщиков.
— Нас разыскивают, девушки, крепитесь! — крикнул нам командир группы. — Скоро спасение.
Потом я слышала как в полусне, что Луиза будила Маню.
— Маня, не спи. Маня! — кричала она, тормоша за рукав подругу.
— Очень хочется слать, — медленно отвечала та.
— А ты спой что-нибудь, — посоветовала ей Луиза.
Маня так рассердилась, что даже сон слетел.
— Прекрати шутки!
— Не сердись, Манюня! Вот, слышишь, нас уже разыскивают, — говорила Луиза, ее голос уносили сторону порывы ветра.
Время тянулось бесконечно.
К рассвету ветер стих, но тральщики еще долго разыскивали нас.
Полузамерзших, в бессознательном состоянии нас доставили в Керчь, в полевой госпиталь. Кто-то все время мешал спать, больно растирал тело…
Привели в чувство и отогрели нас быстро, а вот с экипировкой пришлось повозиться. Керчь немцы сильно бомбили и обстреливали из минометов и дальнобойной артиллерии. Поэтому мы расположились на окраине города, в большом подвале разрушенного дома.
Нас предупредили, что вначале выбросят другую группу разведчиков, а потом уже нас.
Приехавший за ними шофер привез Луизе письмо от мужа. Оно было все полно тоски, но между строк чувствовалось, что Анатолий все-таки верит в близкую встречу с женой. Главное — это беречь любовь. Он писал, что, возможно, им удастся еще раз встретиться.
Читая нам с Маней письмо, Луиза сияла от радости.
На следующий день, занимаясь с нами и проверяя нашу готовность, комиссар сказал:
— Вот как передадут радисты, что та группа благополучно приземлилась и уже работает, так сбросим и вас. Сегодня, наверное, получим от них весточку…
Но от десантников и в этот день ничего не получили. Прошло еще два дня, а известий никаких не было. Командование нашей части тревожилось. Комиссар не отходил от радистов и, нервничая, беспрерывно курил.
Расположившись в обширном сыром подвале среди старых рыбных бочек, грязных ящиков с бутылками и всякого хлама, мы, шесть разведчиков, в том числе три девушки, тоже нервничали, томясь в ожидании прыжка.
Луиза, сидя на порожнем ящике, в полумраке целые дни писала мужу письма, а потом читала нам с Маней.
Хотя настроение у меня было неважное, я смеялась и шутила над молодой женой, а Маня не могла скрыть своего возмущения.
— Я не признаю такой любви, — говорила она. — Как это можно за один день полюбить человека так, чтобы писать ему на день по десять писем?!
Задумчиво глядя в темноту подвала, Маня мечтала:
— Вот если останемся живы, я полюблю по-настоящему, чтобы потом не пожалеть. И только на всю жизнь!..
— Ты думаешь, что у нас с Толей не на всю жизнь? — с вызовом сказала Луиза.
Маня молча пожала плечами.
Мне тоже взгрустнулось. Где-то Гриша? Что-то никак не найдут его, сколько ни запрашивала. Может, уже погиб…
Каждый день с вечера, зажигая коптилку, мы рассаживались вокруг большой перевернутой кверху дном дубовой бочки и, играя в домино, с тревогой ждали машину, которая отвезет нас на аэродром.
Где-то раздавалась орудийная канонада, в небе со звенящим гулом кружились вражеские самолеты, время от времени сбрасывая на землю смертоносный груз.
Луиза, то и дело вынимая из карманчика гимнастерки иголку, подтягивала в каганце фитиль. Тени на мокрых стенах подвала удлинялись, углы, где стояли принесенные из разрушенного дома кровати, становились светлее, а напряженную тишину нарушали только глухие стуки костяшек домино о пустую бочку.
Каждый гудок проезжающей мимо машины настораживал, но ожидания были напрасны. Известий от парашютистов все не было, и выбрасывать нас командование не решалось.
Однажды поздним вечером, когда мы, утомленные ожиданием и игрой в домино, тихо беседовали, к нам в подвал спустились командир взвода и комиссар. Даже при мерцающей «мангалке» мы заметили, что лицо комиссара было необычно хмуро и бледно.
— Завтра начнем высаживать, по одному каждую ночь, — коротко объявил он. — Вы, Маня, пойдете первая. Приготовьтесь.
— Хорошо, — ответила та.
— Ну, Луиза, вы готовы? — посмотрел на девушку капитан.
— Всегда готова! — весело ответила Луиза.
— Покажите-ка ваши наряды. Никаких следов не осталось после аварии? Все подогнали на себя?
— Да, товарищ комиссар. Вот сейчас я вам продемонстрирую.
И, взяв тяжелый чемодан, она скрылась за ящиками, перегораживающими подвал. Через несколько минут оттуда послышался ее голос:
— Идет опечаленная гибелью мужа молодая вдова Луиза Лаунберт-Фальцфейн…
И из-за ящиков вышла Луиза. Гладко облегающее ее стройную фигуру черное длинное платье из панбархата, с длинными рукавами и стоячим воротником, резко оттеняло туго стянутые на затылке бронзового цвета вьющиеся волосы. Только мелкие непокорные кудряшки пышно золотились над высоким лбом.
— Какая скромность! — сказал кто-то из нас.
Грустное выражение лица и печальные глаза Луизы нас поразили. Она стала совершенно другой, даже походка изменилась.
Потом Луиза показала комиссару сумочку, перчатки и всякую мелочь, вплоть до сережек и колец с браслетами.
— Так… — сказал командир взвода. — Хорошо. Значит, Маня, ночью в два часа приедем за вами. Прыгать будете из скоростного. Да, вот что, это для вас интересно, Луиза, на днях вы будете прыгать под личным командованием… — лейтенант не удержался и улыбнулся… — вашего мужа.
— Толя! Милый! — захлопала в ладоши Луиза. — А я уже думала, что больше с ним и не повидаюсь!..
— А когда я? — спросила я комиссара.
— После Луизы. Так вы хорошо запомнили и свою и их легенды? — опросил меня комиссар.
— Да, конечно.
— Скоро получите необходимые документы.
Когда они ушли, я спросила «брата»:
— А ты уже бывал в тылу?
— Приходилось. Но всегда был в прифронтовой полосе, а на этот раз впервые в глубокий тыл…
В час ночи к дому тихо подъехала машина. В подвал спустился командир взвода.
— Маня, готова? Поехали.
— До свидания, товарищи! — махнула нам рукой девушка.
— Счастливо, Маня!
Маню увезли.
А на следующий день до нас дошла неприятная новость, взволновавшая всех. Мы узнали, что первая группа парашютистов выбрасывалась в тот момент, когда недалеко по дороге проходила колонна немецких войск. Заметив наш самолет, они стали за ним следить, потом окружили парашютистов и даже не стреляли…
— Всех прикололи штыками во время приземления, — сказал один из разведчиков.
— И поэтому теперь решили сбрасывать по одному, — догадалась Луиза.
— А как Маня? От нее нет ничего? — встревожились мы.
— Еще нет.
Всю неделю мы ждали напрасно.
— Найдется Маня, не пропадет, — успокаивал нас комиссар.
Наконец однажды утром он пришел радостный.
— Маня приземлилась благополучно, сегодня ваша очередь, — сказал он Луизе.
В час ночи к дому тихо подъехала машина. По каменной лестнице простучали сапоги командира взвода.
— Луиза, готова? Давай быстрее! — показал он на чемодан и лежавшую на нем шубку. — Там Толя ждет, — с улыбкой добавил он.
Луиза засуетилась, надевая красивые, уже несколько поношенные боты и шубку.
— До скорого свидания! — крикнула она нам и нырнула в машину.
В сырых углах нашего подвала будто потемнело. Мы сразу почувствовали, как нам не хватает бодрой шутки и заразительного смеха Луизы. Даже выдержанный и строгий Виктор, мой «брат», все время вспоминал:
— Как-то там наша птичка приземлилась?..
Следующую ночь мы опять сидели за домино в ожидании, не зная, чей же сегодня жребий.
— Наверное, мой черед, — говорил Виктор. Машина подъехала, как и вчера, в час ночи.
Опять застучали по лестнице тяжелые сапоги командира. Он обвел разведчиков глазами и действительно остановил их на Викторе.
— Собирайся! — сказал он.
Уехал и Виктор. Но через час мы опять услышали, как подъехала машина, и Витя сбежал вниз.
— В чем дело? — бросились мы к нему. — Что-нибудь случилось?
— Не выбросили. — Он пожал плечами.
— Почему не выбросили?