Тристан молчал, губы у него помертвели, он почувствовал дурноту. Ему вспомнилась история о Суль, которая соблазнила мужчину, когда ей было четырнадцать. Марине тоже четырнадцать. Но она еще невинная девочка и не понимает, что с ней случилось.
— Тристан, что же нам делать?
Голос Хильдегард дошел до него словно издалека, будто она взывала к нему из пещеры.
— Мы… теперь мы уже ничего не можем поделать. Мои родственники, владеющие секретами Людей Льда, могли бы, наверное, помочь, но они живут в Норвегии и им никак не успеть приехать сюда.
— Да, теперь уже поздно. Ты вспомни… Эта беда произошла в начале июня. А сейчас начало декабря. Тристан, дорогой, что нам делать?
— Давай все обдумаем, Хильдегард.
Сообщение Хильдегард повергло его в смятение: язык у него стал как ватный, в голове было пусто.
— Боюсь, ей придется испить эту чашу до дна, — с горечью сказала Хильдегард.
— Я тебя понимаю. Прости мою растерянность, просто эта новость пока никак не укладывается у меня в голове.
— Еще бы, Тристан. Как я понимаю, нам с Мариной, придется?..
Она не договорила и испуганно посмотрела на него. Ответом ей была нежная улыбка.
— О чем ты говоришь, Хильдегард! О том, чтобы вы покинули Габриэльсхюс, не может быть и речи. Я не строгий отец и не суровый ханжа, способный прогнать несчастных, попавших в беду. Сейчас Марина нуждается в нашей поддержке еще больше, чем раньше.
— Ты так добр, Тристан!
Он погладил Хильдегард по щеке и ушел к себе. Взгляд, которым она проводила его, был полон благодарности.
Тристан не знал, как он должен поступить. Положение казалось безвыходным.
Бедная Марина!
Тем временем для коменданта копенгагенского дворца начались жаркие дни. Личная охрана короля была усилена. Никто не знал, догадывается ли Его Величество об угрожавшей ему опасности. Комендант молчал как могила.
Поборники истинной власти не подавали признаков жизни. Лишь один раз двое молодых людей, которые поздно возвращались домой, сообщили нечто необычное. Их напугал вид трех высоких, мрачных и очень бледных людей, которые долго провожали их глазами. Молодые люди не могли объяснить, что именно так напугало их. Но у них вдруг возникло безотчетное желание позвать на помощь или убежать.
8
В Норвегии тем временем жизнь тоже не стояла на месте.
Виллему надела свой, как она его называла, «крестьянский наряд» — белую блузку с широкими рукавами и красную юбку с корсетом. В этом наряде не было ничего крестьянского, но это было ее единственное платье, более или менее подходившее для осеннего праздника урожая, который устраивался в Гростенсхольме. Обычно этот праздник хозяева устраивали для своих работников 29 сентября, в день святого Михаила, но как раз в тот день в Гростенсхольме умер старый работник, и праздник перенесли на начало декабря. В это время года его не могли устроить на открытом воздухе, и Никлас с Ирмелин решили устроить празднество в большом зале Гростенсхольма.
Были приглашены все работники и арендаторы. Пришли также и многие жители селения, которые не имели прямого отношения к поместью. Их ужином не угощали, зато они могли принять участие в танцах.
Обитатели Элистранда уже собирались отправиться на праздник, но задержались, обсуждая письмо Тристана, написанное в ответ на их приглашение.
Виллему была сама не своя от гнева.
— Глупцы! — кричала она. — Неужели они не понимают, как это важно!
— Успокойся, — сказал Доминик. На нем была белая рубаха с широкими рукавами, замшевый жилет, кружевной шейный платок и треугольная шляпа. — Ты бы тоже никуда не поехала, если б твой лучший друг лежал при смерти. Он пишет «герцогиня»? Ишь ты, в каких кругах он вращается!
— Тристан и сам не менее знатного происхождения, — буркнула Виллему. — Там только бабушка Сесилия была вороной среди павлинов. Но зато, какая ворона! Негодный Тристан! Пусть Лене и ее семья не смогут приехать, меня это не огорчает, я никогда не чувствовала к ним большой привязанности. Но Тристану сам Бог велел присутствовать на этой встрече!
— Ты права.
В комнату вошла Габриэлла.
— Это очень опасно! — Габриэлла была не на шутку встревожена.
— Что опасно? Что они не приедут?
— Кто не приедет?
— Подождите, о чем мы говорим?
Габриэлла вздохнула.
— На кухне говорили…
— Мама, неужели ты слушаешь, о чем говорят на кухне?
— На этот раз, да. Там говорили, что кто-то проболтался об Ульвхедине.
Виллему выругалась.
— Перестань, Виллему, где только ты выучилась всем этим словам? Как нам быть? Кто-то в соседнем приходе грозился сообщить фогту, что Ульвхедин скрывается у нас. А оттуда уже один шаг до судьи.
— Но ведь судья — наш друг!
— Нет такой дружбы, ради которой можно просить помиловать убийцу.
— Не называй так Ульвхедина! Это случилось в тяжелые для него годы. Когда над ним тяготело проклятье Людей Льда. Теперь он совершенно освободился от него.
— Это еще как сказать, — буркнул Доминик себе под нос.
— Да, почти! Сейчас он стал совершенно другим! — горячо возразила Виллему.
— Конечно, это все так. Но ведь ты не думаешь, что нам удастся скрывать его целую вечность? — спросил Доминик.
— Надо надеяться на лучшее! Я отвечаю за Ульвхедина, это я сделала из него человека. Или сделаю, если вам так больше нравится. Но согласитесь, что я на верном пути.
— Никто в этом не сомневается, — сказала Габриэлла. — Но и ты согласись, что если бы не Элиса и их маленький сын, у тебя вряд ли что получилось бы.
— Это я признаю. Элисину помощь трудно переоценить. Но скажите, матушка, насколько серьезны эти сплетни?
— Не знаю. Боюсь только, что когда до судьи дойдет, что мы прячем у себя Чудовище, как его называют, нам может не поздоровиться. Ульвхедина следовало давно выдать. За его голову и сейчас дают огромную сумму. Нет никакого сомнения, что он тут же окажется в руках палача.
— Но этого нельзя допустить! Только не сейчас. Элиса умрет от горя!
— Ты права. — Габриэлла была расстроена. — Мы все очень тревожимся за него, ведь теперь он один из нас. — Она выпрямилась: — Давайте поспешим, нам пора в Гростенсхольм. Что пишет Тристан?
— Он не приедет, — мрачно сказала Виллему.
— Ему бы не мешало быть здесь.
— Он весьма убедительно объясняет, почему он не может приехать, — вмешался Доминик. — Жаль только, что мы так задержались здесь из-за него.
— Я-то рада, что вы здесь, но понимаю, как вы рветесь домой, — сказала Габриэлла.
— Боюсь, Тенгель совсем отобьется от рук, — вздохнула Виллему.
— За это не опасайся, — утешила ее Габриэлла. — Ты такая красавица, Виллему, правда, для танцев недостаточно нарядна, ну да ничего. А Доминик как всегда изыскан, что бы он ни надел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});