Читать интересную книгу Озорство - Эд Макбейн

Карандаш забегал по бумаге:

Черная женщина, черная женщина с поразительно черными глазами,

Твоей коже не хватает красок. Почему это,

Скажи мне.

Почему это, черная женщина?

И не смущай меня сегодня ночью...

Питера Уилкинса похоронили сегодня утром в половине одиннадцатого, и теперь в трехэтажном каменном особняке на Олбермарльской улице его поминали родственники и соседи. На длинном обеденном столе были кофе, бутерброды, пирожные. Незадолго до полудня пришел Клинг и застал в гостиной около 25 человек. Несколько гостей стояло вокруг Дебры Уилкинс. Среди них Клинг заметил священника, произнесшего хвалебную речь над могилой покойного. Сейчас он скромно принимал поздравления восхищенных слушателей.

Зеленые глаза Дебры покраснели от слез, веки припухли.

Она слушала, что говорили гости, кивала головой, в глазах ее застыла боль. Клинг поймал ее взгляд, она тоже узнала его и быстро подошла к нему.

— Вы... были?.. — начала она, и он сказал ей, что расследование преступления почти не продвинулось вперед. Он понимает, что пришел не вовремя, но ему нужно задать ей несколько вопросов, если она, конечно, в состоянии ответить на них. Если нет, он может прийти в другое время. Она уверила его, что чувствует себя прекрасно и предложила ему выпить чашечку кофе и что-нибудь съесть.

— Нет, спасибо, — отказался он, — я зашел к вам всего на несколько минут.

Они сели на стулья, стоявшие в дальнем конце комнаты.

Вокруг них слышался приглушенный гул голосов, как это обычно бывает в подобных печальных случаях. Говорили о житейских делах, о покойном почти не вспоминали. Жизнь продолжается — вот основная тема разговоров на поминках.

Люди не повышали голосов, чтобы не нарушить торжественность момента. Клинг тоже понизил голос.

— Миссис Уилкинс, — проговорил он, — когда мы с вами вчера разговаривали по телефону, вы сказали, что никогда не слышали имени Тимоти О'Лафлин, и категорически утверждали, что ваш муж не был знаком с этим человеком.

Я начинаю думать, что между убитыми не было никакой связи, они стали случайными жертвами убийцы. Вот поэтому-то я и хотел бы поточнее узнать, куда ваш муж пошел той ночью, когда его убили.

Дебра кивнула головой. Ей было трудно вспоминать об этом, и детективу очень не хотелось начинать сейчас тяжелый разговор, но время летело, а тот, кто убил троих, разгуливал на свободе.

— Вы сказали, он пошел в кино...

— Да.

— Он сказал вам, что идет в кино...

— Да.

— Я проверил расписание сеансов в кинотеатре, который вы мне назвали. Он, возможно, хотел попасть на сеанс... если он вышел из дома в половине девятого... ближайший сеанс начинался в девять и заканчивался в одиннадцать. Судмедэксперты определили время, которое прошло с момента смерти... они умеют определять это время. Я не представляю себе, как они это делают, а я ведь полицейский с большим стажем. Мне не хотелось бы сейчас говорить об этом, миссис Уилкинс, но я должен. Надеюсь, вы меня поймете.

— Да. Пожалуйста, не беспокойтесь. Я помогу вам всем, чем смогу.

— Спасибо. Я ценю это. Но они не могут с абсолютной точностью сказать, сколько часов прошло с момента смерти, хотя ошибаются очень редко и незначительно. Если они утверждают, что смерть наступила около полуночи, то, может быть, это случилось в одиннадцать. Когда закончился сеанс. Меня мучает один вопрос: что понесло его на улицу Харлоу. В район бульвара. Я спросил судмедэксперта, не перемещали ли тело... да, это тоже можно установить. Запросто, — продолжал детектив. — Только не спрашивайте меня, как это делается. По положению тела, по тому, как кровь скапливается в некоторых частях тела. Потому что, если было изменено положение тела, изменение окраски тела вследствие венозного застоя, кажется, так это называется, будет совсем другим в новом положении. Извините, я не врач. Я полностью доверяю тому, что написано в протоколе вскрытия.

— Понимаю.

— Но в нашем случае невозможно было установить, был ли ваш муж убит там, где мы нашли его тело, или же тело привезли из какого-то другого места. На тротуаре почти не было крови. Такого не могло бы быть на месте убийства, но всю ночь шел дождь, и кровь, возможно, смыло. Так или иначе, эксперты сомневаются, не было ли совершено убийство в другом месте. Судмедэксперт не смог установить это на основании вскрытия тела, а детективы не нашли ничего, что служило бы доказательством перемещения тела. Итак, нам остается только предполагать, что убийство было именно там и совершено. И снова возвращаюсь к вопросу: что понесло его в проливной дождь со Стеммлер-Авеню на улицу Харлоу.

— Понятия не имею, — сказала Дебра.

— Взял ли он с собой какую-нибудь краску, когда выходил из дома?

— Право, не заметила. Когда он уходил, я была в ванной.

— А, — произнес Клинг.

— Он заглянул в ванную, сказал, что вернется в начале двенадцатого, я ответила ему: «Ладно, скоро увидимся» или что-то в этом роде, и он ушел. А я собиралась лечь в постель. Я обычно принимаю ванну приблизительно в половине девятого — девять, а потом ложусь в постель и читаю до десяти — в это время начинают показывать по телевизору новости. Засыпаю обычно в одиннадцать.

— Но только не в ту ночь.

— Простите?

— Вы сказали нам, что позвонили в полицию около полуночи.

— Да, потому что Питер не вернулся домой.

— Вы его ждали?

— Да. То есть, я лежала в постели. Я знала, что он должен вернуться домой, и поэтому не спала. Вы это хотите знать?

— Да. Я думал, что вы проснулись, мне и в голову не пришло, что вы могли сидеть в гостиной или в другой комнате.

— Да, я проснулась, — подтвердила она. — В постели.

— Но он не вернулся, и вы позвонили в полицию.

— Да.

— Вы сказали, что это было около полуночи.

— Мне кажется, это было точно в полночь. Били часы.

Те самые, которые висят в гостиной.

— Видели ли вы когда-нибудь прежде в его шкафу банки с красками? До того дня, когда мы их нашли?

— Никогда.

— У вас свой шкаф?

— Да.

— Вы ничего не вешали в его шкаф? Ничего не клали туда?

— Никогда.

— Следовательно, те банки оказались для вас такой же неожиданностью, как и для нас.

— Полной неожиданностью.

— Он не занимался живописью или просто рисованием, а?

— Нет. У него к этому не было никаких способностей.

— Или деревообработкой? Может быть, он собирался что-нибудь красить?

— Нет. Ничего этого не было.

— Я скажу вам вот что, — сказал Клинг. — Трудно поверить, что ваш муж был одним из этих писак... пачкунов, но я не могу придумать больше никакой другой причины, которая привела его на улицу Харлоу. А не живет ли кто-нибудь из ваших друзей на улице Харлоу?

— Нет.

— А я так не думаю. Прилегающий к эстакаде район не из лучших. — Он задумался на мгновение, посмотрел на нее и произнес:

— Миссис Уилкинс, я понимаю, в прошлый раз мой коллега был несколько бестактен, но, тем не менее, я должен спросить: есть ли у вас какие-нибудь основания полагать, что у вашего мужа была другая женщина?

— Женщина, которая живет на улице Харлоу? — спросила Дебра, рассердившись.

— Не обязательно там, — спокойно произнес Клинг.

— У меня нет никаких оснований так думать, — заявила Дебра.

— Есть ли у вас хоть какая-нибудь догадка, почему он оказался у той стены на улице Харлоу?

— Никакой.

— Стены, покрытой пачкотней.

— Ума не приложу, почему он туда пошел.

— В дождь.

— В дождь, — повторила она. — Он сказал мне, что вернется домой сразу же после кино. Он сказал мне, что будет дома в начале двенадцатого. Понятия не имею, как это случилось, что он закончил свою жизнь... в дождь... на улице.

— Никакого понятия, — сказала Дебра и заплакала.

Клинг ждал, когда она выплачется.

— Простите, — сказала она.

— Ничего, — успокоил он ее, — я знаю, как трудно...

— Дебра!

Мягкий, учтивый голос, стеснительный, ненавязчивый.

Клинг обернулся и увидел стройного мужчину ростом около 180 см, в коричневом костюме, коричневых ботинках, застегнутой на все пуговицы рубашке и галстуке в золотую и коричневую полоску. Около 35 лет, определил на глаз Клинг.

От его некрасивого, простого, скуластого лица веяло надежностью. Усатый очкарик. Из-за стекол очков смотрели глаза цвета лесных орехов. Смотрели с таким выражением, что казалось, он вот-вот заплачет. В них была несказанная печаль, невыносимое горе. Он снова заговорил. Его голос звучал кротко, словно он молился в церкви.

— Я должен уйти, Дебра, — проговорил он.

Он протянул ей обе руки. Взял ее руки в свои.

Она кивнула головой.

Они обнялись.

Она снова заплакала.

— Не знаю, что мы будем делать без него, — сказал он и прижал ее к своей груди. Она уткнулась в его плечо, слезы ручьями текли по ее лицу.