Непонятное, подчас пагубное преображение грунта и грунтовых вод начинается, так сказать, на нулевом цикле строительства. Закладка дома, тем более города, — это вторжение в природу, в чем мы не всегда отдаем себе отчет. Котлованы собирают подземные стоки; в них накапливается дождевая вода. Подстанции и электрокабели способствуют концентрации блуждающих токов. А это разрушительно действует на водопроводные и канализационные трубы. В некоторых промышленных районах подземные коммуникации приходится менять каждые несколько месяцев, и они уже стали чуть ли не дороже самих зданий. Прохудилась труба или неисправна колонка — вода бежит, меняется баланс ее в почве. И так далее.
Однако вернемся в Одессу, совершив еще один временной скачок, на этот раз в тридцатые годы. Первыми пожаловались слесари Ланжерона. Когда им приходилось спускаться в подвалы — проверить ли что, прикрутить, заменить, — то у них стала промокать обувь. Вода хлюпает под ногами. Дальше — больше. Вода поднялась до щиколоток. Жалобы посыпались с улиц. Пушкинской, Чкаловской, с Привоза. Думали, какая-нибудь неисправность, упущение, недосмотр. Или временное явление. Нет. Вода не спадает, напротив — поднимается. Вот она в некоторых местах подобралась к поверхности земли...
Наконец после многих попыток ее остановить обратились к изыскателям.
В 1968 году в Одессу приехали представители института «УкрГИИНТИЗ». Институт занимается многими, в том числе гидрогеологическими, проблемами. Но с такой проблемой им пришлось столкнуться впервые.
Во всяком деле труднее всего начало, особенно если неизвестно, с чего начинать. Решили порыться в архивах и книгохранилищах: авось найдутся сведения о подобных явлениях в прошлом. И тут-то ученым представился повод добрым словом помянуть старого инженера Синцова, который, право же, не рассчитывая ни на какое вознаграждение и не надеясь извлечь для себя пользы, а повинуясь чистому инстинкту натуралиста, десятилетиями изо дня в день проводил свои скрупулезные наблюдения. Немало сделали одесские ученые советского времени — Гончар, Зелинский, Додин, Пономаренко. Благодаря их работам стало ясно, что подтопление (такой возник новый термин) жилых кварталов носит антропогенный характер; человек, как, увы, и во многих других случаях, сам причина постигшей его напасти. Узелок за узелком развязывался, и все понятней становилась сложная картина изменений в залегающих под городом грунтах. Мы мостим улицу, но асфальт отражает солнечные лучи, и они плохо прогревают землю. Мы ставим навес, строим дома, а почва под ними прохладна и конденсирует влагу. Меняются флора и фауна. Меняется химический состав грунтов и грунтовых вод. И не только в Одессе, а и во многих других городах земли.
Но вздыхать и философствовать было некогда — надо беду отвадить. А для этого — прежде всего уточнить геологическое строение.
Вам не приходилось бурить в Одессе? Или в других городах? Это непросто. Бурение вообще работа степная, вольная и укромная, лишний глаз тут только вредит, как во время операции в больнице. В последние годы мы все чаще видим вышки во дворах, на улицах, в переулках. Что делать, разведка показывает, что нередко под жилыми строениями кроются и угольные, и нефтяные, и железорудные пласты. Сотруднику института Владимиру Викторовичу Косинскому доводилось бурить и в пустыне, и в лесах. Бывало, и еду вовремя не подвезут, и воды не хватает. Но все это ничего по сравнению с гудящей толпой, обступавшей его бурстанок, как только поутру он пускал двигатель. «Что происходит? Бурят? Что бурят? На сколько? Сто метров? У нас на Фонтанке можно сто тысяч метров бурить, и все равно будет мало!»
И все-таки бурение благополучно заканчивалось — и не только на Фонтанке, но и в других районах. Было получено много ценных сведений. И главное — найдена величина инфильтрации на обширном пространстве, то есть узнали, с какой скоростью и сколько пропускает почва влаги. Сотрудники института А. Грыза и Р. Смирнов засели за расчеты. Когда они были закончены, то вороха собранных сведений заложили в аналоговую машину. В наш век «ручным» расчетам полной веры нет. Главный инженер УкрГИИНТИЗа сказал мне очаровательную фразу: «Сходимость получалась до безобразия хорошей». То есть цифры настолько совпали с реальными, что изыскатели забеспокоились даже, как бы их оппоненты не заподозрили какого-нибудь подвоха.
Теперь можно было с твердой уверенностью в своей правоте рекомендовать Одесскому горисполкому меры, чтобы вода ушла. Где прорыть вертикальные дрены, сколько их заложить, на какую глубину и так далее. И наконец, настал день, когда жэковские слесари, спустившись в подвалы, не услышали хлюпающих звуков. Сухо! Они зажгли фонари и убедились: остались только пятна сырости на стенах. Но и те скоро исчезли.
Одесский горисполком тут же смекнул, что не худо бы запастись рекомендациями на будущее. В самом деле, город растет, новостроек много. Каково-то поведут себя грунты и грунтовые воды, когда на них поставят дома, магазины, школы, бензоколонки? Однако рецептов на все случаи жизни нет: каждый раз приходится учитывать новые, иногда неожиданные факторы. Особенно наглядно обстоятельство это предстало перед учеными, когда пришлось обследовать объекты строительства химкомбината в Новом Раздоле, жилого массива в Черкассах и содового завода в Красноперекопске.
Просьбы о составлении прогнозов посыпались со всех сторон. Оползни, подвижки, обрушения, обводнения — враги строителей; до сих пор их не умели загодя предугадывать. Поди узнай, что в Новом Раздоле на гидрогеологическую обстановку влияет воронка, оставшаяся после закрытия глиняного карьера, а в Красноперекопске (содовый завод, который здесь возводится, — важнейшая стройка девятой пятилетки) — протекающий неподалеку Крымский канал! Расчеты везде приходилось строить по-особому, и, добавим, во многих случаях сходимость при проверке на аналоговых машинах получалась «безобразно хорошей».
Сейчас, по-видимому, можно говорить о том, что рождается новая наука. Как она будет названа — гидрология градостроительства? Антропогенная гидрогеология? Полисология (на греческий манер, как принято в науке)? Неважно. Однако не вызывает сомнения, что она займет важное место в ряду наук, изучающих взаимодействие Человека и Среды.
Яков Кумок
Победить себя...
Люди — открыватели. Открывая для себя этот мир — едва ли не все Колумбы. Большое плавание им — как счастливый билет. И не обязательно большому кораблю. Тому, что станет носом к волне.
Три очерка. Три маленьких корабля — кораблика! — девять счастливых билетов. Джон Бокштос с экипажем, одиночки Тони Даукша и Дэвид Льюис. Они еще более несхожи, чем их суда. Едва не полярны, как районы их плаваний — Арктика и Антарктика. Но так же, как эти высокие широты, они и близки.
То, что они сделали, с точки зрения здравого смысла, немыслимо. Пройти на каноэ, как Тони Даукша, Северо-Западным проходом. От мыса Барроу до Баффиновой Земли. Пусть не за одну — за шесть навигаций. Но в одиночку, там, где гибли целые экспедиции?.. К счастью, человек способен поступать безрассудно, и это вовсе не означает безумия.
Есть черта, где кончается опыт. И черта, где кончается наша способность, как говорят философы, к «априорному мышлению». Чтобы думать — а без этого нет человека! — надо действовать. Даже если консервативный рассудок наш снимает с себя ответственность за поступки.
— Я умываю руки! — говорит он.
— Только без мыла! — может отшутиться Тони Даукша. И на дюралевой лодке выйдет в ледовое море Бофорта.
После канадца Вильямура Стефансона и почти эскимоса Кнуда Якоба Расмуссена, что посвятили жизни «изучению быта северо-американских эскимосов», на этом поприще преуспеть нелегко. Что же касается умьяка (эскимосской лодки), то его пригодность для дальних плаваний не нужно доказывать — она уже доказана распространением эскимосов от Гренландии до Чукотки на просторах Североамериканского архипелага. К тому же эксперимент Джона Бокштоса недостаточно чист: на эскимосских умьяках явно не было 40-сильного двигателя.
Прошлое не нужно доказывать: о нем свидетельствуют книги, которым мы верим. Но возродить интерес к незаслуженно забытому необходимо! Вернуть то, что утрачено людьми в скоростной гонке прогресса.
Люди эпохи водопровода, мы забываем реки. Культуру их. Берега морей и моря. Эскимос знает: нельзя убивать зверя без надобности. А цивилизованный человек ведет себя здесь как варвар. И абориген покидает его.
— Мы исправимся! — вслед этому казусу кричит Бокштос.
Как добиться синтеза цивилизации и многовековой культуры? Не выбирать с нелепым пристрастием между тем и другим, но как — вот в чем вопрос — соединить их?