"Братству Увилбене Ласа действительно неважно, уцелеет папа или нет. Что покушение на него, что его смерть — и пожелавший отомстить Джироло отправится в здешние леса, где братья вовсю готовятся к смертельной схватке с ним. А не пожелает кардинал очертя голову лезть в ловушку — что же, тогда брат Трихор, натасканный на убийство здешними ведунами и инструкторами НКВД на Земле, достанет его и в Риме, в собственной опочивальне. Только вот мне смерть папы совершенно не нужна. У Джироло с Тибуром хватит умения использовать его убийство для разжигания войны. Живой папа нужен только мне".
— Целестин Пятый прогуливается там ежедневно?
— Вот уже шесть дней я наблюдаю за ним, и он всегда появляется здесь в это время. Еще я знаю, когда он бывает во дворе Бельведера. Остальное время папа римский проводит в помещениях, куда отправлять душу слишком рискованно.
Вельг отвел Кондрахина к еще одному шалашу Даботы. Среди густого ольховника шалаш не был виден и за десять шагов. Дабота оказался уже на месте.
Сегодня ведун не только был в военной форме, он нанес на лицо зеленые и коричневые полосы. Дабота закрывал сознание, и вокруг его фигуры крутились слабо различимые при солнечном свете энергетические спирали подготовленных заклятий. Юрий не мог поручиться относительно всего братства, но Дабота свою личную войну уже начал.
Ростиг сидел возле навеса, вплотную прижавшись к низкому заборчику.
— Повтори перемещение обратно. Дабота присмотрит за тобой. И — да будет на тебе благословение Сванвита!
В этот раз перемещение удалось с третьей попытки. Юрий даже остался на ногах, опустившись на одно колено, чтобы сохранить равновесие. Мигом рядом появились Викус и Светояр, подхватили его под руки и понесли бегом. Сначала ноги Кондрахина волочились по земле, но потом он собрался с силами и поднял их. Ученики оказались крепкими ребятами. Не прошло и десяти минут, как они оказались в ученическом доме. Положив Юрия в комнате Викуса, ученики быстро создали в комнате дополнительные защиты, хотя она и так была неплохо защищена.
Тишина в доме подсказывала, что остальных учеников уже отправили подальше от священного холма. Полежав полчаса, Юрий пришел в себя. Он еще не мог наносить ментальных ударов, но был способен идти, закрывать свое сознание. Однако он предпочел ждать.
Юрий ожидал увидеть Ростига или Даботу, но пришел к нему Белогор. Взглядом послав учеников за дверь, ведун присел на неизменный чурбан.
— Дабота сумел захватить словощупом часть души, что шпионила за твоими перемещениями. Он тянул ее к себе, тот — к себе. Как обычно, у нашего молодого силача не хватило терпения. Он нанес удар через душу по телу врага. Такое возможно, когда у разделенной души зажаты обе половинки. Ударил от души.
Юрий молча ждал продолжения. Уже нетрудно было догадаться по сдержанности гриваса, что Даботе пришлось испытать очередное разочарование.
— Наверное, тот, чью душу он поймал — владелец картины Третьей Печати. Иначе невозможно объяснить его защиту. Дабота ударил точным, сконцентрированным ударом. Попал. Но защита отразила удар, как всегда, разбрызгивая энергию во все стороны. Часть отраженного удара пришлась на самого Даботу. У него сломана рука, ребра, разорвана селезенка.
Кондрахин приподнялся на лежанке.
— Ты сиди, восстанавливай силы. Найдется кому за ним приглядеть, поставим на ноги за две недели. Зато тебе важный урок — пользуйся в сражении обычными, человеческими способами. Тот, кто носит на себе столь прочную ментальную защиту, должен быть накрепко привязан к определенным местам, защищенным заклинаниями и ловушками. Он там всегда будет готов отразить ментальное нападение.
Гривас встал, поклонился Кондрахину.
— Брат Трихор! Совет братства посылает тебя в Рим, дабы ты вступил в смертельную битву с нашими врагами. Тебе дозволено самому выбрать, по кому из двух известных тебе врагов ты нанесешь удар. Братство пребудет с тобой всеми своими устремлениями и действиями, но братья останутся здесь, в наших родных лесах. Будь тверд и уверен в себе.
Белогор вышел, не сказав более ни слова. Юрий прикинул: получалось, что братство созывало Совет после каждого его действия. Сейчас же, когда война началась в открытую, Совет вполне могли провести и с утра. Тогда получалось, что гривас зашел к нему сразу после седьмого, решающего Совета.
— Брат Трихор, мы готовы отвести тебя к дороге, где дожидаются лошади, — просунул голову в дверь Светояр. Юрий поднялся. Взял свой портфель, свернул в узелок одежду, в которой пришел на священный холм. Решил, что переоденется позже, когда выйдет из леса.
— Я готов идти, — произнес он и твердым шагом вышел из дома.
В поезде до Кракова, столицы Речи Посполитой, пан Пильзень скучал. Едва оказавшись на вокзале, он воспользовался телефоном. Через полчаса за ним пришла машина, а еще через два часа самолет, направляющийся в Вену, поднялся с краковского аэродрома, унося пана в земли Немецкого Союза.
Венский таможенник предложил пану Пильзеню вытряхнуть все содержимое портфеля на стол для досмотра. Зонтик, белье, рубашки интереса не вызвали. Карты таможенник отбросил небрежным жестом, едва удостоив взглядом. Аптечку перебрал тщательно, но придраться не смог.
Таможенник поднял анкету, заполненную приезжим.
— Господин Пильзень, чем собираетесь заниматься на территории Немецкого Союза?
Пан ответил то же, что несколько ранее собственноручно написал в анкете.
— Намереваюсь изучать фармацевтику.
Таможенник, не зная, к чему придраться, спросил:
— Судя по Вашим целям, Вы приехали на длительный срок. Почему при Вас так мало вещей?
И с миной полной пресыщенности услышал самый банальный ответ:
— Все необходимое приобрету здесь. Я слышал, в Вене отличные магазины.
Таможенник шлепнул штамп в паспорт и бросил анкету в ящик стола. Придраться к приезжему славянину, который прибыл почти что с пустыми руками, было затруднительно, и таможенник переключился на следующего пассажира, чьи шикарные чемоданы сулили ему кое-какие возможности.
Игнатий же Давтурович, миновав таможню, сел в такси и приказал везти его в гостиницу, где в номерах имелись камины. Венский таксист лишних вопросов не задавал, отвез постояльца в отель "Померания" с узкими стрельчатыми окнами и башенками по углам. Сняв номер на два дня, пан Пильзень первым делом разжег камин, в котором и сжег карты и собственный паспорт. Затем он пешком отправился в здание полицейского управления, вошел в один из кабинетов без приглашения, сказал несколько слов хозяину этого кабинета, вручил ему несколько своих фотографий требуемого размера и вскоре покинул знание. Теперь Кондрахин обладал паспортом на имя Иоганна Заккенхауза. В паспорте стояла открытая виза на выезд в Италию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});