Но обеденный перерыв заканчивается: пора круглое носить, квадратное катать. Аккуратно, осторожно, чтобы никто не понял, что мешки не плечи нагружают, но укладываются на костяк отборной магии.
Вечереет.
Самсоныч на крановой вышке, нравится ему здесь: весь порт как на ладони. И море. Ветер пахнет яблоневым цветом, а не гнилой рыбой, солярой и мочой. Выдернув бутылку из кармана грязного смокинга, Самсоныч жадно глотает из горла. Случайно роняет опустевшее стекло, брызги осколков внизу. И ладно. Бывает.
Взгляд мутнеет, погода над гаванью портится, но Самсоныч видит на горизонте дымы. Цокает языком, улыбается, обнажая прорехи в зубах. Началось. Суета внизу. Объявлена тревога. Гарнизон в ружье, свистать всех наверх.
Враг приплыл.
* * *
Армия штурмует город. Враги почему-то всегда желают разграбить город. Привычка? Традиция? Зов крови?..
Сотрясается громада стен – дюралевая сталь принимает удары таранов. Тут и там стартуют дирижабли-бомбардировщики. Часть из них вспыхивает, едва успев взлететь, – команды снайперов действуют слаженно, фугасные патроны к зенитным ружьям подносятся регулярно. Пахнет порохом. В небе – прожекторы молний. Порт – в стороне, вне стен – горит вторые сутки. Горы трупов, смрад. Огромные танки, пыхтя паром, ползут к стенам, подрываются на минах, а вслед уже спешат следующие. Сверху льется смола, летят снаряды и ядра, металлические стрелы прошибают броню…
Вражеские офицеры подрастеряли свой лоск: испачканы, небриты, сквернословят и уже не верят в победу. Спускаются в землянку. Пьют шнапс. Лица краснеют с каждой опустевшей жестяной кружкой. Генерал пьян, его шатает. Он приказывает принести клетку с шаманом. И так тихие разговоры вовсе смолкают. Шаман… Уже никто не смеется, поминая пленного уродца.
Разболтанный тягач – котел грозит вот-вот взорваться, из-под заклепок сквозит пар, – сдирая дерн, тащит клетку. Клыканы, особая порода, рвутся с поводков, захлебываясь лаем.
– Эй, я обещаю… Выпить хочешь? Отличный шнапс! Клянусь, если сумеешь, я…
Звенят цепи, шаман презрительно плюет.
Ком зеленой слизи на пропаленной фуражке генерала.
* * *
Свист снарядов. Взрывами вспахана брусчатка. Город плавится, выгорает изнутри, окруженный дюралевым кольцом. Пылают яблони в парке. Самсоныч едва не плачет. Он поднимает белый лепесток, изо всех сил напрягается: струйка магии вливается в затоптанный сапогами цвет… Но вместо пышного яблока на ладони появляется червивый огрызок. Что за напасть! Почему так? Почему?..
Самсоныча бьют прикладом в поясницу. Больно. Капрал в пятнистом цилиндре, точная копия того, с плаката, велит идти на стены, защищать родной город. Мол, кончай сопли жевать, воин, ты нужен королеве.
– Все мы как один… дезертиров на месте… Hip hip hooray!!!
И вот Самсоныч на стене. То и дело оскальзывается на лужах крови. Выдали тупую шпагу, учебную гранату да флягу спирта. Приказали гордо сражаться, победа за нами, ни шагу назад.
Самсоныч смотрит вниз. Танки, танки, танки… И вдруг вместо брони он видит сотни прекрасных боевых драконов, вместо пехоты – василиска.
Что за?!.. – немой вопрос прокатывается эхом среди защитников.
Что?!
Драконы расправляют крылья, взлетают.
Молнии ласкают чешуи гибких тел.
* * *
Клыканы воют, офицеры онемели. Это шок: расширенные зрачки, учащенный пульс.
Армия превратилось в нечто… непонятное.
Погнуты прутья клетки. Шаман на воле: танцует, бьет в бубен (откуда взялся?), жует шляпки мухоморов. Не шаман – бог войны. На шее ожерелье из черепов, ушей и скальпов. Под грязной волчьей шкурой – крепкая кольчуга. Крупными стежками к шкуре приметаны нашивки сотен армий прошлого, теперешнего и запредельного. Берет морской пехоты на голове сменяется рогатым шлемом, шишаком и треуголкой…
Драконы перелетают через стену. Василиск пыжится, моргает – и прожигает взглядом дыру в дюрале, после чего, не замечая раскаленных капель, падающих на спину, вползает в город. Марширует по улицам. Смотрит защитникам в глаза – солдаты, ополченцы, старики и дети, бездыханные, валятся на брусчатку, сморщиваются, испепеляются. Крохотная ручонка отпускает поводок – дирижабль-иллюзия взмывает к закопченному небу.
Генерал доволен.
Поправляет фуражку.
* * *
Самсоныч хохочет. Во фляге закончился спирт. Давно покинуты стены, ибо враг в городе, оборона прорвана. Что творится, а? Что творится… Самсоныч падает на колени, загребает пепел горстями, посыпает лысину, натирает подмышки, наполняет карманы смокинга. Самсоныч изменяется: вместо брюшка – рельефные мышцы, вместо плеши – буйные кудри, заплетенные в косы.
Кому война – горе, а кому и мать родная.
Самсоныч оборачивается к перепуганному капралу, вылитому, ну, тому… Манит пальцем растерянных ополченцев, не знающих что, куда и как теперь, и потому легко согласных с любой силой. Самсоныч – кулак, защитники – пальцы.
– Победа будет за нами! – обещает Самсоныч.
И ему верят.
* * *
Два дракона сплелись в небе хвостами, вросли в плоть клыками, когтями соединились. Один серый, лохматый, колтуны шерсти по самый гребень. Второй – гладкий, светло-розовый, но такой же агрессивный.
То не дождь с неба, то кровь брызжет из ран. Не ветер – взмахи крыльев.
А внизу, изгвазданные в драконьей лимфе, сцепились не на жизнь, но ради победы два боевых мага – грязный вшивый шаман и неряшливый толстячок в пыльном смокинге.
Кто кого?
* * *
Дома пылают, драконы рвут небо в клочья, василиск играет с местными в гляделки.
Генерал обезумел, ему все нипочем. Проголодался – требует обед: жаркое из людской печенки, запеканку из детских потрошков. На десерт фрукты, добытые лазутчиками в осажденном городе. Хрустит генерал яблоком, кашляет – поперек горла, да? – лицо синеет, но никто не спешит на помощь, офицеры переглядываются, понимая друг друга без слов. Все, конвульсии. И замечательно, надоел, сколько можно. Отступить бы, прекратить. Пусть шаман расстарается. Сейчас приказ состряпаем…
Шаман ухмыляется. Высматривает, на чью бы фуражку плюнуть.
* * *
Капрал вопит: «Рядовой, прекратите, не положено, не по уставу, под трибунал, на виселицу, и вообще, по закону военного времени…»
Бесполезно: Самсоныч неуправляем.
Он столько лет не был Оружием, почти забыл как это – убивать, жечь, насиловать… Когда-то – диплом с отличием Королевского военного училища! – он присягнул городу, поклялся хранить и защищать от внешних и внутренних врагов. Но шли годы, а врагов все не было, о древнем пророчестве забыли, давняя война превратилась в страничку учебника истории, в кусок дешевой бумаги, измаранный типографской краской. Самсоныч стал не нужен. Так зачем кормить дармоеда?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});