Подавленные происходящими событиями, люди сидели, сгрудившись, на грязном полу холодного товарняка, как будто в издевку названного «теплушкой». Жуткие ночи завершались по утрам одним и тем же – выносом на очередном безымянном полустанке одного, а то и нескольких человек, умерших от холода или болезни.
Многие калмыцкие поэты не остались равнодушными к происходящим событиям. Давид Кугультинов, например, за стихотворение «От правды я не отрекался..» провел в лагерях десять лет. Словами другого стихотворения Кугультинова мы назвали свою работу.
И Даган Бараевич рассказал в своих стихах правду о том, что наблюдал в пути. Все, кто был в вагоне, старался запомнить, заучить их или записать для себя. Позже эти стихи стали причиной его ареста.
Вот перевод нескольких строф из этого стихотворения, которые мы нашли в уголовном деле:
.. По широкой калмыцкой степи
Колонна машин бежала.
Солдаты НКВД организованно прибыли
По калмыцким хотонам.
Они стали, как часовые,
Чтобы безграмотных калмыков
Лишить всяких благ.
С волчьим взглядом солдаты
Насильно нас гнали,
А тех, которые отстанут,
Возможно, изрубят… 2
Подстрочный перевод далек от совершенства, о красоте стихов можно судить лишь по оригиналу. Калмыцкий язык богат и многообразен, и эти стихи вообще трудно перевести, теряется национальный колорит, игра слов.
В январе 1944 года Даган Бараевич попал в совхоз «Сталинец» Ужурского района Красноярского края. Его родные (отец, жена Булгаш и невестка Бачин – жена пропавшего без вести на фронте брата Убуша – с двумя малолетними дочерьми) ехали в другом вагоне эшелона, поэтому они попали на поселение в Алтайский край. Случилось это оттого, что Даган Бараевич на момент депортации был в дороге, он ехал в Малые Дербеты по службе. Военные отобрали у него лошадь с телегой, а самого посадили в «студебеккер» и повезли с жителями другого хотона на станцию Абганеры Сталинградской железной дороги.
Ему пришлось жить в небольшом бараке-общежитии, разделенном деревянными перегородками. Холодный барак был плотно заселен, нары были сколочены в два ряда. Внутри было сумеречно даже днем, помещение освещалось чадившей керосиновой лампой.
Из-за непосильного труда и невыносимо тяжелых условий жизни многие заболели и умерли в ссылке.
Даган Тагаев не оставлял надежды найти своих родных, дотошно расспрашивая тех, кто приходил к нему на лечение – слух о его способностях распространился и здесь. С места поселения нельзя было уезжать даже на время, за соблюдением режима наблюдали коменданты, но люди как-то прорывались к нему, многие из них – тайком, рискуя свободой. В основном приходили к нему по ночам, и он никому не отказывал.
Наконец Даган Бараевич узнал, что его семья находится в Алтайском крае в поселке Бор и что невестка работает на лесоучастке – валит лес.
Через год, в январе 1945 года, он получил разрешение на переезд в деревню Новая Покровка Быстроистокского района Алтайского края, поближе к отцу и невестке.
В мае 1945 года пришла радостная весть о Победе. Но ожидания, что наступят лучшие времена, не оправдались. Все было по-прежнему: голод, тяжелый труд, отметки в комендатуре. Спецпереселенцам не разрешалось свободно передвигаться, кроме как по указанному в «дорожной карте» маршруту в конкретный населенный пункт. Приходилось долго добиваться разрешения на выезд у начальника комендатуры.
Дагану Бараевичу удалось, наконец, получить разрешение на воссоединение с семьей брата-фронтовика. В начале 1946-го, через два года разлуки, он перевез в Новую Покровку отца и невестку с двумя племянницами. В селе труд был не таким тяжелым, как на лесозаготовках. Они с невесткой стали работать в колхозе. Он был пастухом, она – подсобницей в коровнике.
Он также добился разрешения перевезти к себе Булгаш, узнав, что она живет в 50 километрах от их села. К этому времени она была уже замужем за другим – дядя позаботился о ее судьбе. Во второй раз Даган Бараевич осмелился сломать традиции и противостоять общепринятому. Он поехал за любимой, говорят, что даже «надавал ее мужу по шее», и забрал домой.
Арест
Они с Булгаш уже совсем было поверили в возможность счастья, как последовал неожиданный удар – арест.
По поводу ареста Дагана Бараевича у родственников имеются разные мнения.
Люди говорили, что сначала за что-то посадили Бориса Дундуева, рабочего из совхоза «Сталинец» Ужурского района Красноярского края, а потом по его же делу «взяли» Дагана Бараевича.
Мы узнали, что Дундуев Борис Хурманович, 1927 года рождения, был арестован 22 декабря 1945 года по обвинению по статье 58–10 УК РСФСР и осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Постановление на арест Дагана Бараевича вынесено 5 сентября 1946 года, через восемь месяцев после ареста Дундуева. Затем последовали обыск и изъятие всех его записей – «органы» знали, что именно искать, потому что у Дундуева при обыске нашли стихи Такаева.
В пользу этой версии говорит и то, что после ареста Дагана Бараевича перевели этапом из Алтайского края в Красноярскую тюрьму. Это значит, что арест был инициирован в Красноярске.
Также эту версию подтверждает протокол допроса обвиняемого Дундуева Бориса Хурмановича от 28 февраля 1946 года, подшитый к уголовному делу Такаева. Допрос проводил начальник 3-го отдела ОСП УНКВД Красноярского края майор Шкидник. На допросе обвиняемый рассказал, а следователь с его слов записал, при каких обстоятельствах Такаев сочинил песню и как она получила распространение среди калмыков: «Находясь в пути следования вместе с Такаевым в продолжении двадцати суток, я с ним близко познакомился. Такаев Даган был очень недоволен переселением, и это недовольство он мне высказывал, ибо в момент переселении он был разрознен с семьей и он не знал, где его семья находится. В январе месяце 1944 года в первых числах Такаев ко мне обратился, рассказав, что он приступил писать песню о переселении калмыков с родной земли. Эту песню он в пути следования читал всем калмыкам, находящимся в вагоне № 29».
Далее Дундуев дал показание, что «содержание песни в основном сводилось к критике и недовольству советской властью по переселению калмыков, что калмыцкий народ потерял всякое право на жизнь, что он лишился своего крова, все у калмыцкого народа отняли и переселили в Сибирь – в холодные края, где он обречен на голодную смерть, и для того, чтобы это легче осуществить, всех калмыков разрознили, оторвали друг от друга близких родственников и сослали в разные края».
Постановление на арест Дагана Бараевича вынес начальник 2-го отдела ОСП УМВД Красноярского края капитан Чуприна, оно было согласовано с начальником отдела СП УМВД КК (Красноярского края) майором Кузьминых 7 сентября 1946 года. Арест утвердил начальник УМВД КК генерал-майор Семенов, санкционировал прокурор КК советник юстиции Денисенко. В постановлении на арест свидетелями указываются Дундуев Борис, Санджиева Бевя, Кеттидова Цаган, Хурманов Дунду, Егоров Дорджи.
Основанием для ареста, по мнению его инициаторов, является то, что «Такаев Д.Б. – воспитанник гелюнга [попа],<…> в январе месяце 1944 года в пути следования во время переселения калмыков с территории б/Калмыцкой АССР в Красноярский край в вагоне среди спецпереселенцев-калмыков <…> сочинил песню о переселении калмыков контрреволюционного националистического характера и читал ее среди калмыков, находящихся в вагоне, выражая в песне недовольство переселением, а затем по прибытии на место поселения в Ужурский район Красноярского края закончил сочинение песни, в которой высказывает клевету на трудовое устройство калмыков, на материальные условия их жизни на месте поселения, высказывая при этом контрреволюционные националистические измышления по адресу русского народа».
Допрос от 6 октября 1946 года проводил оперуполномоченный Большеистокского РО МВД младший лейтенант Суворов. Дагана Бараевича еще не перевели в Красноярскую тюрьму, в октябре он еще находился в камере предварительного заключения райотдела милиции Большеистокского района. Оперуполномоченный оформлял соответствующие бумаги, заполнял анкету арестованного, в основном с его слов, так как спецпереселенцы не имели документов.
В ноябре допросы проводились уже в Красноярской тюрьме. Уголовное дело вел следователь отдела СП УМВД Красноярского края младший лейтенант Шадрин. Но допросы проводили и другие работники управления.
Д.Б.Такаев в лагере. 1952
Личное делоТакаева
Д.Б. Такаев
В Красноярске допросы проводились чаще, арестованного выводили ночью, заталкивали в «воронок» и везли в здание Управления внутренних дел. Его пытали на допросах, обливали холодной водой, сажали в карцер, иногда подолгу не давали есть или оставляли без воды.
То, что выжил, он воспринимал после как чудо. В «Деле…» видно по подписи в протоколах, как дрожала его рука. Он говорил на суде: «Меня били», это было даже занесено в протокол судебного заседания. Но ни шантажом, ни угрозами его не заставили признать вину – не было в его действиях ничего предосудительного, единственная его «вина» состояла в том, что он жил в такое время, когда не было свободы.