– Ты задумался? Можешь быть уверен – мы постараемся понять тебя, – врач мельком переглянулся с другим снова. – Итак?
– Я просто думаю, с чего начать, чтобы…
– Я советую, чтобы было легче, начать с того, что сильнее всего беспокоит тебя именно в эту минуту. Ты знаешь, что больше всего беспокоит тебя?
Шувалов хотел сказать, что больше всего его сейчас беспокоит то, что нужен контакт на самом высоком уровне, а его, этого контакта, нет, но внезапно понял, что это не самое сильное беспокойство, просто он привык так думать. Сильнее сейчас было другое, а не вспышка, не ее угроза.
– Понимаете ли… Конечно, первоисточник всего – это предстоящая вспышка вашего светила, его взрыв. Мы можем предотвратить этот взрыв, погасив ваше солнце, – разумеется, не сразу, а постепенно, но так или иначе это сделает жизнь на вашей планете невозможной. Однако воздействие на ваше светило можно производить по-разному: можно форсировать, а можно воздействовать длительно. От этого зависит, какая часть его энергии в единицу времени будет уходить в сопространство, иными словами – как быстро станет оно остывать. Если бы сейчас на корабле у пультов находился я, то, конечно, выбрал бы медленный вариант. Но сейчас там – другой ученый. Он знающий и способный человек, но он моложе меня. Значительно моложе. Как и я, он теперь на два-три года выпал из научного процесса там, на Земле. Но если для меня это уже не имеет особого значения – по многим причинам, – то для него дело обстоит иначе. Он должен – и будет – спешить. И если у пультов в момент воздействия окажется он, то наверняка проведет его на пределе, звезда – ваше солнце – начнет гаснуть куда быстрее, и мы не успеем даже перевести вас под землю, даже проделать подготовительные работы… Вот в этом для меня сейчас – главное беспокойство… Но если, допустим, я сейчас получу возможность вернуться на корабль, то кто же установит контакт с вашими правителями? Кто объяснит им всю ситуацию, в которой оказались и вы, и мы? Теперь вы понимаете, почему контакт нужен мне как можно скорее?
– Мы все понимаем, не сомневайтесь. Теперь мы хотим спросить…
– Рад буду ответить…
* * *
Врачи сидели в опустевшем кабинете. Шувалова увели санитары.
– Наш судья, конечно, не светоч разума, – сказал один. – Но на этот раз он не ошибся. Да и кто бы тут ошибся? Такая великолепная картина… О чем ты задумался?
– Смотрю. Взгляни и ты – как прекрасно играют тени на стене.
– Это солнце светит сквозь листву. Чудесно.
Они помолчали, наслаждаясь.
– Задерни занавеску до половины. Правда, еще лучше?
– Великолепный контраст… Да, ты говорил о картине. Она слишком прекрасна.
– У тебя какие-то сомнения?
– Все дело в предпосылках, понимаешь, все, что он говорил, укладывается в довольно строгую систему – я, как мы уговаривались, следил за логичностью и обоснованностью изложения и выводов. Да, в очень строгую систему…
– Ну, при заболеваниях психики это не такая уж ред-кость.
– Согласен. И тем не менее.
– Неужели ты собираешься поверить хоть единому его слову? Это такой же человек, как мы с тобой… только, к сожалению, больной. Бред, навязчивые идеи…
– Обождем немного с диагнозом.
– Ну, знаешь ли, если мне надо выбирать между двумя возможностями: поверить в пришельцев из иного, высокоразвитого мира – или диагностировать паранойю, то я, вернее всего, предпочту второе. Не пойму: что смущает тебя?
– Не забудь, что мой сын – астроном.
– Прекрасно помню. И что же?
– Пусть он поговорит с больным.
– Ты хочешь устроить экспертизу?
– Мы ведь специалисты только в своей области. Видишь ли, если он бредит, то в чем-то – большом или малом – неизбежно нарушит положения науки, выйдет за их пределы. Мы с тобой ничего не заметим, а специалист поймет.
– Хорошо, ты убедил меня. В конце концов время у нас есть; будь мы даже уверены, что он совершенно нормален, закон не позволил бы нам выпустить его, не проведя всей программы обследования, раз уж он направлен сюда официально, а не явился сам.
– Да. Вечером я попрошу сына…
* * *
Их было много, человек сто или даже больше. Они шли по дороге, не торопясь, лопаты, оружие и черный ящик везли позади на телеге, а за ней тянулся длинный хвост долго не оседавшей пыли. Шли кучками, кто молча, кто негромко переговариваясь.
– Готфрид Рейн принес сына.
– Счастье в дом…
– Кончается подошвенная кожа.
– А сколько тебе на следующий месяц?
– Сколько сделать? Еще не сказали…
– Иероним Сакс ушел в лес.
– Жаль. Хороший кузнец был.
– Но с фантазиями. Видел красоту в куске железа. Ты видишь?
– В куске железа – нет. Но я и не кузнец… Жаль, что ушел. Мне пришло время взять новую лопату. Думал, он сделает. Была бы славная лопата.
– Ничего, сделает другой.
Передние остановились. За ними и остальные.
– Закат, – сказал кто-то. – Полюбуемся. Красиво.
Закат и правда был красив. Медленный перелив красок на небе. Одинокое облачко. Треск насекомых в высокой траве по сторонам дороги. Сильный запах цветов, что раскрывают свои чашечки по вечерам.
Постояли. Пришел час смотреть на солнце. Сняли с телеги ящик, посмотрели – серьезно, истово, до устатку. Потом разошлись по обе стороны дороги и стали устраиваться на ночлег. Поужинали холодным, запивая водой.
– Перед рассветом поднимемся. Встретим восход, посмотрим на солнце – и в путь. Недалеко уже.
Смотреть на солнце полагалось всегда – дома ли, в дороге ли. Зимой и летом. Мужчинам и женщинам. Только детям не надо было и старикам тоже.
Солнце село; зажглись звезды, узор их был вечен и надежен.
– Какая ночь!
– Благодать.
– Спокойного сна.
– И тебе тоже, друг.
* * *
Астроном пришел к Шувалову этим же вечером: ему не терпелось. Был он молод, высок, вежлив. Войдя, полюбовался, как полагалось, горящей свечой, игрой светлого пятна на потолке. Объяснил, кто он и зачем явился.
Шувалов вечером был сердит, потому что надеялся, что врачи, люди разумные, после искреннего разговора его отпустят. На Земле так и произошло бы, потому что сама беседа была бы вовсе не главным: там были приборы, психиатрия давно стала наукой точной. А здесь, видимо, обходились лишь опытом и интуицией. Все это, как знал Шувалов, временами подводило. Вот и на сей раз подвело.
– Ах, астроном! – сказал он и подумал, что и астрономия тут, видимо, основана на интуиции и, значит, разговора тоже не получится: его выслушают, но не поймут.
И все же пытаться надо было до последней возможности.
– Вас что же, врачи прислали?
– Да.
– А зачем же это? Скрасить мое одиночество или учинить экзамен? Я, впрочем, готов ко всему. Спрашивайте, если угодно.
– Они сказали, что ты тоже астроном.
– Тоже? Я?! Ну, пусть, я «тоже». Интересно! Да, во всяком случае, там, откуда я прибыл, меня считали далеко не самым худшим из представителей этой науки.
– Откуда ты прибыл?
Это «ты» каждый раз прямо-таки било Шувалова по нервам. Он с неудовольствием подумал, что теряет контроль над собой. Уважающий себя человек не допустит такого. Но обстоятельства были из ряда вон выходящие. Он сделал усилие и успокоился.
– Как вам объяснить… Галактического глобуса у вас, разумеется, нет: для него нужен компьютер. Но хотя бы карта, друг мой, карта ближайших звезд. По сути дела, мы ведь соседи…
Карта у астронома была с собой. Он разложил ее на столе. При слабом свете свечи приходилось напрягать зрение, но Шувалов довольно быстро разобрался.
– Вот та звезда, откуда мы, – сказал он, показав.
Астроном вгляделся.
– Ага, – озадаченно сказал он.
– Что вас смущает?
– Меня… Ты хорошо знаешь легенды?
– Ваши? Откуда же?
– Да, я все забываю, что ты прилетел. Ты ведь такой же, как мы. Чем ты объяснишь такое сходство?
– Мы прилетели оттуда же, откуда и ваши предки.
– Легенда… – повторил астроном. – Ведь на самом деле у нас не было и нет предков: наш источник – Сосуд. Но пусть… Что же привело вас сюда? Откуда вы узнали о нашем существовании? Путем наблюдений?
То была маленькая ловушка: на таком расстоянии наблюдения ничего не могли дать.
– К сожалению, мы и понятия не имели о вашем существовании. Иначе явились бы более подготовленными. Нет, просто мы обнаружили, что ваша звезда является источником опасности для нас. Ваша астрономия имеет представление о Сверхновых?
– Да.
– И о переменных вообще?
– Безусловно.
– Относите ли вы ваше солнце к переменным?
– Да, – ответил астроном, чуть помедлив.
– Как вы оцениваете амплитуду колебаний его излучения?
– В пиках – плюс-минут полпроцента.
– Вот как! Но недавно был пик… Мы его зарегистрировали. Он намного превосходит по значению ваши полпроцента. И лишь благодаря его кратковременности…
– Я знаю. Был очень облачный день. Таких не бывает десятилетиями. Вообще у нас очень ясная погода. Круглый год.