Вячеслав ШУЛЬЖЕНКО,
научный куратор проекта, профессор
Будущего брат
Будущего брат
БАЛКАРСКАЯ ПОЭЗИЯ
Юруслан БОЛАТОВ
Юруслан Болатов родился в Нальчике в 1962 году. Окончил экономический факультет местного университета и Литературный институт им. А. М. Горького в Москве. Пишет стихи на балкарском, русском, турецком языках. Печатается и декламирует свои стихи в разных городах России и за рубежом. Автор нескольких поэтических сборников. Член Союза писателей России, Союза журналистов России и Международной федерации журналистов. Он не только яркий представитель современной балкарской поэзии, но и поистине столь редкий ещё на Северном Кавказе тип гражданина мира, осуществляющий колоссальную культурную деятельность, раскрывающий миру духовные ценности северокавказских народов.
Имеет личный сайт www.poetbolat.com
Один прекрасный азиат
Один прекрасный азиат
глядит: весь край тоской объят,
отрады нет в родном краю.
Оставить Азию свою?
Направо - ближняя война,
налево - ближняя страна.
Ушёл в ту новую страну...
узнал про новую войну.
"Мир не останется таким!" -
себе сказал он и другим.
Вернулся в Азию, в свой дом,
чтоб жить и радоваться в нём
наперекор всему вокруг.
Вновь стал он всем душевный друг.
И стал он будущего брат.
Один прекрасный азиат...
* * *
Вновь лучезарный снег объял
Величие отчизны древней,
И славянин в родной деревне,
Как тюрок, волей засиял,
Когда я призывал Кавказ
Вливаться в северное братство,
И мой молитвенный рассказ
Был род духовного богатства.
ОСЕТИНСКАЯ ПОЭЗИЯ
ОСЕТИНСКАЯ ПОЭЗИЯ
Осетинскую литературу представляет Ирлан Хугаев - доктор филологических наук, автор капитальной монографии "Генезис и развитие русскоязычной осетинской литературы", талантливый писатель и киноактёр.
Современная осетинская литература находится в напряжённом поиске новых методов и стилистических решений, адекватных неоднозначному и драматичному содержанию нашей эпохи. Она давно вышла из пелён "младописьменного" возраста и идёт в ногу со временем. Однако её гораздо более тонкая суть - именно как формы общественного сознания - заключается, возможно, в том, что она хранит верность демократическим традициям своих зачинателей и корифеев - Коста Хетагурова и Инала Канукова, Сека Гадиева и Георгия Малиева, Георгия Цаголова и Арсена Коцоева. Осетинская литература прочно держится своей почвы, своих корней; чужие песни не могут заставить её забыть собственный мотив, даже при том, что она с самого момента своего зарождения существует на двух языках - осетинском и русском, и русская классика всегда служила для неё идейным и эстетическим образцом. В условиях глобализации, нивелирующей культурные различия и поощряющей не сознание "мирового гражданства", а бессознательность космополитизма, осетинская литература являет яркий пример народности по Гоголю и Белинскому; традиция в осетинской литературе - это не механическое следование примеру и правилу, а один из модусов её патриотической идеологии.
Символично, что Сергей Хугаев, Камал Ходов и недавно трагически погибший Шамиль Джикаев пришли в литературу вместе, издав в своё время общий сборник стихотворений. При этом каждый из них обладает своим голосом и почерком. Хугаева отличают в осетинской литературе тонкий и нежный, словно акварельный, лиризм (зачастую, парадоксальным образом, не чуждый острой сатире), убедительное утверждение красоты трудовой жизни, глубокое осмысление оппозиций "село - город", "культура - цивилизация", "прошлое - современность"; Джикаев - ярко выраженный романтик, пишущий кистью и маслом, воспевающий лики средневековой Осетии и освящённые веками культурные ценности, природу родного края, благородство воинского подвига; Ходов - харизматичный трибун, поэт напряжённого гражданского бдения, мастер верлибра, плотного, с графическим нажимом, афоризма и философических конструкций, вскрывающих сущность общественных и духовных явлений.
Предлагаемые здесь поэтические тексты не могут, конечно, в полной мере иллюстрировать данные характеристики; но важно, что они представляют широкий тематический и стилистический регистр осетинской поэзии.
Песнь твоя - как плач
Сергей ХУГАЕВ
(Род. в 1933 г.)
СОН
Приснился сон -
Нехитрая картина,
Должно быть,
некий смысл в себе таит:
Передо мною полная корзина
Картошки,
А в дверях отец стоит.
Да, да, картошка,
Самая простая,
Но ликованье рвётся из груди,
И вот отца я за рукав хватаю
И говорю:
- Гляди, отец, гляди!
И он глядит.
Беспомощность во взгляде,
К картошке тянет руки,
Как больной,
Дрожащею ладонью клубни гладя,
Своей худою горбится спиной.
- Что ж, семена отменные... родится
Хороший урожай, -
Он говорит, -
Но полю ото сна не пробудиться,
Покуда добрый гром не прогремит...
И вышли мы на вспаханное поле
И жаворонка услыхали трель,
И я глаза зажмурил поневоле,
Открыл, гляжу -
А на отце - шинель.
Почти до пят,
Она свисает тяжко
С усталых плеч,
Колышется на нём.
А солнце пашню
Жжёт и жжёт огнём,
И мнится,
Просит пить она, бедняжка.
И тут ударил жгучий, проливной,
Мохнатый дождь,
Он словно зверь ярился.
Потом слегка остыл, угомонился
И встал - до туч -
Отвесною стеной.
Отец к нему ладони протянул
И мне сказал:
- Подставь ладони тоже.
Я подчинился.
Дрожь прошла по коже,
Когда раздался в небе
Долгий гул.
Мгновенным светом вспыхнул окоём,
И дали, как живые, застонали,
И мы, ладони протянув, стояли
Как нищие среди дождя вдвоём.
Перевод Б. Сиротина
Камал ХОДОВ
(Род. в 1941 г.)
СЛУШАЯ
НАРОДНУЮ
ПЕСНЮ
От долгой песни
в сердце след горяч.
В ней прошлое -
Как чёрная дорога...
Скажи мне, чем
Ты прогневила Бога,
Осетия?
И песнь твоя -
Как плач.
Перевод В. Ерёменко
ПУШКИН
Бывает, руки падают в смятенье:
"Ах, будь что будет", - говорю себе.
Легко ль писать?.. Завистники,
как тени,
Ногами шаркают в твоей судьбе.
Чернят твою бесхитростную душу,
Что вечной болью за народ болит.
Ничтожество, что не творит,
а рушит,
Тебя на путь наставить норовит.
И всё, что ты рождал
во вдохновенье,
Вдруг кажется ненужным и чужим.
И на тебя, как камень,
давит мненье,
Что ты обогащеньем одержим.
Легко ль писать, коль рядом
нет опоры,
И ложь в обыденность возведена,
А те, кто мысли заменяет вздором,
Свои же прославляют имена.
Да, трудно выжить и себя сберечь.
За правду биться на едином вздохе.
Готов на муки ты себя обречь,
Чтоб проступил сквозь строки