я чувствую. Не разочарование. Не болезненный укол. Сожаление, пожалуй, наиболее подходящее слово. Я искренне сожалею, что у нас с ним получилась такая семья, где ему оказалось душно. Я старалась, искренне старалась её сохранить до последнего.
— Второе. Я знаю всё про Долохова. Что вы с ним были вместе несколько лет назад. И я недавно говорил с ним. Это правда, что он к тебе приезжал?
Тут я, если уж говорить совсем откровенно, очень растерялась. Разве это не наше личное дело с Колей? Зачем он выставил его на «всеобщее» обозрение? Денису ни к чему было знать.
— Правда. И что из этого?
Муж, наконец-то, поворачивается ко мне и буравит меня тяжёлым взглядом:
— Его до сих пор любишь, да?
Нет, я не злюсь на Колю. Он, конечно, влез не в своё дело, но я отчётливо понимаю, зачем он это сказал. Неприятно чувствовать себя мячиком на поле боя, но сделанного уже не воротишь. А нам с Денисом это откровение уже точно ничего не испортит.
— Мы не виделись семь лет. Может, хватит в своих ошибках винить посторонних?
— Да я всё понимаю. У тебя в голове всё это время просто сидел другой мужик. А я был никем. Жалкой заменой ему. И для меня это тоже предательство, Лесь.
— Я бы за тебя никогда не вышла, чтобы дыру забить. Да и ни за кого бы не вышла. Ты и сам знаешь, Денис. У нас с тобой не так всё начиналось.
— Не надо, Алесь. Вот не надо. Ты меня никогда не любила. Его только… Вы с ним здесь вдвоём были, — ну да, мужа-то не было. — И слушать сказки, что вы тут просто разговаривали, я не намерен.
Прекрасно. Он не намерен…
— Конечно, не намерен. Гулять-то у тебя лучше получается. А если он к тебе приезжал? — вопросительно вскидываю вверх брови. — Ладно. Давай дальше и, наконец, покончим с этим.
Я думала, что готова к любой его реакции, к любому слову и фразе.
Но когда Денис начал говорить, мои эмоции притупились, таким огнём он опалил их. Ответ застрял в глотке. Такого я не подозревала даже в самом страшном сне. Вот уж к чему я точно оказалась не готова. О чём угодно, но о двойном предательстве я даже подумать не могла.
Глава 20
— Третье, самое важное. Никита, — вытаскивает из внутреннего кармана сложенную в два раза бумажку и протягивает мне, — мой сын. По крови. Я его биологический отец. И полностью из твоей жизни я не исчезну. Я буду воспитывать своего ребёнка, благодаря небеса за чудо. И я перепишу пацана на свою фамилию. Мать не гноби сильно. Я всю вину беру на себя.
Мой мир с этими словами летит к чёрту. Внутри только что оборвалось что-то очень хрупкое, ранимое и нежное. Не ожидала я такого поворота. Любого. Но это… невозможно.
Быть не может…
Раскрываю протянутый листок, который жжёт пальцы, и пробегаюсь глазами. Основной смысл содержимого:
«Крецкий Денис Алексеевич на 99,9 % приходится биологическим отцом Ларцева Никиты Егоровича».
Изнутри болезненно топит чёрная лава. Жгучая. Неудержимая. Разъедающая всё на своём пути.
Перевожу непроницаемый взгляд на мужа. Слова даются мне очень тяжело. Я хоть и тихо, но старательно выталкиваю их наружу.
— Ты с мамой моей спал, — удивительно, этот человек обвиняет меня в холодности и отрешённости. В предательстве. В вечном равнодушии… — На протяжении трёх лет?
— Нет. Один раз после смерти отца твоего. И всё. Потом, где-то месяца четыре назад, она мне сказала, что Никитка от меня. Я не поверил. Настоял на уточнении отцовства. Результат меня удивил. И, да, я содержу их до сих пор. И буду содержать. То смс… Это Таня была.
Чувствую, что немного пошатываюсь. Ноги, как ватные.
Вспоминаю мамино лицо, заботливые, ласковые руки, которые обнимали меня в детстве. Да и недавно тоже. И мне становится таак больно… Этими же руками она ласкала моего мужа. Целовала, прикасалась к его…
Какое предательство.
Я ведь чувствовала, что у неё появился мужчина. Но и подумать не могла, кто он.
И только сейчас, спустя так много времени, до меня доходит осознание. Такой родной и едва уловимый, сладкий запах Дениса. Это был запах кокоса с маминых рук. На глаза наворачиваются слёзы, но я не хочу, чтобы муж их видел. Против такого удара мне сейчас не выстоять. Это кошмар.
— Ты у неё был всю неделю?
— Нет. Я уезжал. У меня с фирмой проблемы. Твой Долохов меня сожрёт скоро.
— Мне нечего ответить. У меня нет слов.
— У тебя эмоций нет, Алесь. Тебе это безразлично. Немного удивляет, слегка неприятно и всё.
— Часто у них бываешь?
— Часто.
— Я не верю, что больше ничего не было. Не верю тебе… — чудовищно. Отвратительно. И таааак больно… — Лучше с ней, да?
— Лучше, Алесь, — его голос холодный и пустой. Как и он сам. — Лучше.
Горестно прикрываю глаза. Хочется причинить Денису такую боль, как больше в его жизни никто и никогда не причинит. Нельзя было отмахиваться от своей интуиции. Тогда, три года назад… Вот что это было. Психи, хлопки дверьми, агрессия, отстранённость.
— Убирайся.
— Ты ей сильно не дави на больное. Она и так переживает. Хоть и предала, — каков рыцарь, оказывается, он ещё её защищает. — Ходит, слёзы льёт.
Можно подумать, мне теперь есть дело до этого. А Никитка? Неужели я теперь и с ним не буду видеться? Я ведь по нему тоже очень скучаю!
— Убирайся, говорю, — не узнаю свой голос, холодный и чужой. — Шмотьё забирай и вали отсюда. Живи, где хочешь. Если завтра в квартире останется хоть что-то твоё — сожгу к чёртовой матери.
— За вещами и приехал. За раз вывезти не успею. Извини. Меня ребёнок вечером ждёт. Я обещал погулять с сыном.
Ему незачем знать, что каждое слово хлещет наотмашь. Пусть я лучше навсегда останусь для него холодной,