Читать интересную книгу Русская феминистка - Маша Царева

И вот Анита вдруг говорит:

– Смотри, вот тот мужик так держится, как будто у него огромный… Плечи расправил, лениво по сторонам посматривает… А вон тому явно не повезло – сутулый, мельтешит. Наверное, маменькин сынок, – Анита рассмеялась. – Знаешь, есть такие мамы, которые называют член своих сыновей «пиписечка».

– Фуу, перестань… – Я даже имбирным лимонадом подавилась.

– Нет, ну правда. Он уже лоб здоровенный, ему почти четырнадцать, у него на подбородке выросла целая волосина, и он пытается ее сбривать… А она каждый вечер спрашивает: «Сынок, ты не забыл пиписечку вымыть?»

Последнюю фразу Анита произнесла громко, тонким голосочком. Пожилая пара за соседним столиком неодобрительно на нас покосилась и попросила счет.

– Вот он и рос с сознанием, что все люди как люди, а у него – пиписечка.

Я и без Аниты знала, что мужчины во все времена были озабочены размером собственного пениса. Вспомнить только моду на утолщенные гульфики. Однажды меня угораздило зарегистрироваться на сайте знакомств, и вот там в анкете для женщин был пункт «ваш размер груди», а для мужчин – «длина члена в сантиметрах». Ладно еще грудь – мы точно знаем, какой размер лифчика нам необходим. Но пенис-то – неужели кто-то, кроме героев комедии «Американский пирог», и в самом деле измеряет его линейкой?

Женщины любят собраться компанией, выпить вина и поговорить о сексе в целом и своих любовниках в частности. Мне приходилось принимать участие в подобных посиделках, но ни разу, ни одного раза, я не слышала, чтобы кто-то похвастался размером члена своего мужчины. Я даже не представляю себе, как в теории мог бы выглядеть такой диалог. «О, у меня новый парень, и у него восемнадцать сантиметров!» «Черт, а у моего только шестнадцать с половиной, везет же тебе!»

Кажется, подобное я слышала в какой-то из серий «Секса в большом городе», но готова поспорить, что сценаристом этого эпизода был мужчина.

Одного моего друга бросила девушка – обидно, внезапно, под Новый год. Он приехал ко мне с бутылкой виски и гамбургерами и начал жаловаться на жизнь.

– Она просто сказала, что я зануда, представляешь? Ну да, я перечитывал «Критику чистого разума» и пытался вовлечь и ее, это же так интересно. Теория отсутствия объективной морали и все такое. Но блин, как же мне было обидно, когда спустя всего неделю я узнал, что она уже встречается с другим! Он баскетболист и мулат, представляешь? А я уже купил в «Тиффани» кольцо.

– Кольцо никуда не денется. – Я утешала как могла. – Хорошо, что ты не успел подарить его до появления мулата.

– Я был на его страничке в «одноклассниках», – признался он, обиженно пыхтя. – Ты бы видела, какой это самодовольный тип. Ну конечно, у него наверняка большой член. Всем бабам нужно одно. Они готовы идти на зов большого члена, как на трели волшебной дудочки!

– А вдруг дудочка ни при чем? Может быть, ты и правда переборщил с «Критикой чистого разума»?

– Да прекрати. Как будто я не понимаю, в чем дело. Не первый день на свете живу.

Некоторые историки считают, что римский Форум Августа был нарочно сооружен похожим на фаллос – это должно было символизировать силу и мощь империи. Это было в сорок втором году до нашей эры, но и спустя тысячелетия мужчины все еще отождествляют себя с «волшебной палочкой».

Как говорят мудрецы, каждая вещь содержит в себе собственную противоположность. Соответственно где сила, там и слабость.

Моя знакомая, танцовщица фламенко по имени Юнна, всегда любила мужчин и не собиралась отказывать себе в плотских утехах. Она была прекрасна сочной, манящей красотой и умела так красноречиво взглянуть из-под пушистых черных ресниц, что к ее ногам немедленно складывали брильянты и города. Она легко могла выйти замуж хоть за аристократа с замками и кабриолетами, хоть за кинозвезду с бицепсами и квадрицепсами, однако предпочитала вольную жизнь, ибо была ненасытна, как Калигула. С мужчинами она расправлялась как гурман с омарами – потрошила их, выматывала в постели и всегда оставляла ни с чем. Это была тоже разновидность феминизма. Плевать она хотела на гендерные роли, а то, что завистницы за спиной называли ее «давалка», Юнну только веселило.

– Мне кажется, слово «давалка» придумал либо мужик с викторианским воспитанием, либо женщина, которая никогда не видела ничего сексуальнее огурца, – говорила она.

– Согласна. Меня вообще всегда возмущал глагол «давать» в этом контексте.

– Еще бы! Это низводит секс из удовольствия в разменную монету. Если женщина не «давалка», значит, она меняет секс на что-то – в идеале на брак. Им и в голову не приходит, что это та же самая проституция, только эмоциональная.

С Юнной хорошо выпить. Она веселая и нервная, и темперамент ее имеет природу электрическую. Она как будто заряжает все вокруг. И слова ее тоже электрические – она ими жалит, как скат хвостом. После каждой встречи с ней я еще половину дня хожу с ощущением, что все получится. И я прекрасно понимаю, почему она пользуется таким бешеным успехом у мужчин, – дело даже не в ее гладкой смуглой коже, не в ее глазах, из которых как будто смотрит на вас сама квинтэссенция ночи, не в плавных линиях ее роскошного тела. Она умеет создать вокруг себя такое особенное настроение – как будто бы все-все получится, как будто победа не за горами.

– И знаешь, Алка, мне кажется, что эмоциональная проституция в сто раз хуже обычной, – горячилась Юнна. – Проститутки берут деньги за секс, и они честны. А «порядочные женщины», которые никогда никому не дают, живут по законам двойных стандартов. Такая гнилая сказочка. А потом удивляются, обнаружив в финале разбитое корыто… А я вообще никогда не даю, я только беру. Мне нравится сам секс. Мне одна знакомая заявила – да ты, Юнна, как мужик. Я ей ответила – ты имеешь в виду, что я тоже люблю кончать? А она обиделась, вот дура.

И вот эта Юнна однажды за бокалом замечательного аргентинского вина рассказала, как ее расположения долго добивался некий художник, на всю Москву прославившийся сексуальными похождениями. Он наслаждался образом мачо, созданным им же самим, и не пропускал ни одной красотки. Я знаю как минимум трех женщин – взрослых и вроде бы вполне неглупых, которые пытались отравиться снотворным, когда он их бросил.

Весь Юннин опыт говорил о том, что, чем сильнее у мужчины репутация кобеля, тем скромнее его реальные успехи в постели. К художнику она не относилась всерьез. К тому же ей всегда казались пошлыми классические мужские «ухаживания». Он же словно пересмотрел американских романтических комедий: то присылал с курьером десять корзин свежесрезанных роз, то нанимал команду музыкантов-марьячи, чтобы те спели Besame mucho под ее окнами.

Но вот одним февральским вечером Юнна валялась в постели с легким похмельем и скорбно думала о том, что на улице ветер и минус пятнадцать, в холодильнике – только банка маринованных корнишонов, а желудок поет громче Монтсеррат Кабалье. И тут позвонил художник, словно мысли ее прочитал:

– Мой близкий сегодня прилетел с Сахалина и привез трехлитровую банку икры. В Москве такую не купишь. Можно я привезу немного прекрасной Юнне?

– Приезжай немедленно, – к его удивлению, обрадовалась та. – Только захвати еще масла и свежего хлеба из французской пекарни… Да, и еще овощи для салатика.

Он примчался через полчаса, нагруженный пакетами. Юнне показалось невежливым выставлять его на мороз, она предложила чаю, они замечательно поужинали под фильм «Жизнь как чудо», а потом то ли она перебрала с принесенным им коньяком, то ли просто так звезды совпали… В общем, когда художник опустил руку на ее плечо, Юнну «повело».

– От него так пахло… – рассказывала потом она. – Сандал, амбра и еще что-то такое животное, опасное… Как в ночном лесу… Ну и я голову потеряла, сама на него прыгнула, он, кажется, не ожидал даже. Я так быстро разделась, что даже лямку у сарафана оторвала. А он схватил меня на руки, отволок в спальню, бросил на кровать и…

– И была глава из тысячи и одной ночи?

– Если бы. И у него не встал, – Юнна расхохоталась как ведьма. – Видимо, я ему, правда, нравилась, и он слишком сильно нервничал. Ну я сначала внимания не обратила… собиралась ему помочь… ну ты понимаешь, – она подмигнула, как будто мы были двумя старыми кокотками, вспоминающими былые дни. – Ну подумаешь. У меня много мужиков было, больше сотни, всякое случалось… Но тут началось такое… Алла, ты не представляешь, в него как будто вселилось чудище, как в ужастике. Он начал обвинять меня, что мое нахальство отнимает его мужские силы. Что когда бабы так себя ведут, ни у одного нормального мужика не встанет. Он выкрикивал мне это в лицо, визжал прямо.

– Да все понятно. Он хотел доказать тебе, что это не у него проблемы с эрекцией, а ты ущербна. Что он-то – самый самцовый из всех самцов, а ты…

– Уж не знаю, что он хотел доказать, но рожа у него была перекошенная. В какой-то момент я даже испугалась и заперлась от него в душе… Самое смешное, что он до сих пор бегает по Москве и всем рассказывает, что я в постели как бревно.