— Мармеладка, слезай… — произношу, стягивая вцепившегося в футболку Германа котёнка. — Ну, давай! Не приставай к моему мужу… Он у меня только появился.
— Ревнуешь? — с вызовом задал вопрос мужчина с нотками гордости в голосе.
— Нет, боюсь, что она тебя поцарапает, — честно ответила. — А ходить с кошачьими царапинами… Как-то не по-мужски.
— Если она меня поцарапает, то тебе придётся меня лечить. Ведь это теперь твоя кошка. Следовательно ответственность за её поступки несёшь ты… — спокойно проговорил Герман, будто бы это, само собой, разумеющиеся. — Будешь мне бульон варить, мазью обрабатывать… подбадривать… и…
— Это всего лишь царапина, — проговорила со смехом. — И нечестно.
— Честно. Я несу ответственность за твои поступки, потому что ты моя жена. А ты за этого котёнка. Я ведь прав, мам?
— Что я могу сказать, сынок, — протянула Найрин. — Хитер… хитер жук.
— Мармеладка, спускайся, — вновь произношу и снимаю котёнка с Германа и каким-то чудом Мармеладка оцарапывает подбородок мужчины. — Ой.
— Ну всё, — выдыхает Герман. — Теперь лечи.
— Принести перекись? Зелёнку? — обеспокоенно спрашиваю, опустив котёнка на землю.
— Нет. Все ранки лечат поцелуем. Так ведь мам? Сама в детстве говорила нам так.
— Ох… лис…Ох, лис, — проговаривает Найрин.
— Но это совсем по-детски, — протестую. — А ты, Герман, не ребёнок, чтобы я так тебя лечила. Это всё…
— Это всё самовнушение, — продолжает он за меня. — И я верю в это самовнушение. Поэтому жду лечения.
— Поцелуй его уже, Мил. Не отстанет. Упрямый как бык и хитрый, как лис. Ох, не повезло тебе с мужем, дорогуша.
— Ещё как повезло, — отвечает ей Герман. — Она просто об этом ещё не догадывается. Где же моё лечение? Я могу и умереть без лечения.
Глава 30
— Всё теперь ты не умрёшь? — спрашиваю, оставив лёгкий поцелуй на подбородке Германа, пока он довольно улыбаясь смотрит на меня.
Разводит меня как в детском саду, а я иду на поводу его капризов. Надо было развернуться и не целовать, но тогда, возможно, это испортило бы планы Найрин пройтись по магазинам. Дурацкая черта характера, но я не люблю доставлять людям дискомфорт.
— На время хватит, но потом процедуру придётся повторить, — деловито отвечает Айдаров-старший, сменив улыбку на практически серьёзное лицо. Я повторяю, практически, потому что пусть его губы и не улыбаются, но глаза святятся, как у меня, когда мне покупают краски.
— Но… — начинаю, но Герман приложив палец к моему рту, перебивает.
— Мила, ты когда-нибудь видела, чтобы кто-то вылечивался после одного сеанса? Нет? Вот и я нет! Значит, продолжим вечером… лечение.
— Оставь его, Мила, — вклинилась Найрин, открыв переднюю дверцу. — Это жук тебя сейчас и не на такое разведёт, — продолжила сев в машину. — Помню, в детстве он такие авантюры придумывал, стягивая в это и Тигранчика…
Поняв, что я больше не собираюсь препираться с мужчиной, Герман открыл для меня заднюю дверцу и жестом пригласил сесть.
— Он был непослушным? — поинтересовалась, расположившись на заднем сидении и с сожалением взглянув на бегающую по газону Мармеладку.
— Герман был настоящим проказником и хулиганом, — рассказывала мать Германа. — И петарды к соседям на участок закидывал, и курил, и пил… а как на мотоцикле гонял…
— А сейчас? — задала вопрос, кинув взгляд на то, как мужчина обходит машину и уже через пару секунд, должен тоже оказаться в машине.
— Сейчас он влюблён и ведёт себя, как никогда раньше, — прошептала Найрин, но как только Герман открыл дверь, демонстративно громко ответила. — А сейчас у него шило в попе пропало, и он ведёт себя как взрослый человек. Наконец-таки.
— Зато ты стала непоседой, — вклинивается Герман. — Мила, а какой ты была в детстве? — поинтересовался мужчина, заведя машину.
— Сложно судить о себе, но думаю, я была такой, как всё. Бегала с друзьями, играла в куклы…
— Мила, я очень мало о тебе знаю. Расскажи о своей семье и отношениях в ней? Для свекрови я знаю слишком мало.
Свекровь, муж… а вчера я ещё была обычной девушкой, мечтающей о легендарных красках, продаваемых только в Германии, который родители обещали мне подарить на Новый год. А сейчас? Я еду в чужой машине. В чужой стране. В чужом городе. За рулём практически незнакомый мне человек… и я спокойно с ним общаюсь. Целую…
— Мой родной отец умер, когда мне было совсем ничего. В раннем детстве я серьёзно заболела и мне требовалось лечение заграницей, но ни у мамы, ни у сестры, этих денег не было. Мама и Лара, так зовут мою сестру, постоянно искали, где бы подзаработать и вылечить меня, но в России простому работяге никак не заработать такой суммы, — с сожалением рассказывала.
— И как ты выздоровела, воробушек? — ласково спросила мать Германа. — А я и смотрю, что ты худенькая и бледненькая, как цыплёнок. Герман, твоей жене необходимы витамины. Ты меня понял?
— Я уже приказал заполнить холодильник, мам, — бросив на меня обеспокоенный взгляд, ответил сын Найрин. — Или ты хочешь чего-нибудь особенного? Назови и вечером он будет у нас дома.
У нас дома… у нас… Эти слова карябают слух, напоминая, кто я и что делаю в чужой стране. Да, мне ещё предстоит привыкнуть, что отныне дом Германа и мой дом. Временно, но мой.
— Прекрасно. Продолжай Мила, — попросила Найрин. — Как удалось найти деньги? Кто-то помог?
— Нам помогла семья подруги моей сестры. Их дочь имела дефект речи и кое-какие психологические проблемы, а Лара подружилась с ней, — продолжила рассказ, вовремя поняв, что это может звучать двусмысленно и кинулась защищать сестру. — Нет, вы не подумайте, что Лара выгоду искала. Просто она такая. Любит за слабых заступаться, вот и Олю однажды защитила, — моя сестра… как же я по ней скучаю. — Чтобы поблагодарить Лару за поддержку его дочери, отец Оли оплатил мне операцию и я пошла на поправку. Болезнь отступила, но мне до сих пор нельзя нервничать, потому что может случиться рецидив.
— Бедный ребёнок, — простонала Найрин, обернувшись ко мне, насколько позволял ремень безопасности. — Мы с Германом позаботимся о тебе, воробушек.
— Ничего не бедный, — тихо сказала, высказав свою точку зрения. — Все люди болеют. Просто мне не повезло, и я заболела сильнее других. Мама говорит, что за каждое сложное испытание Бог вознаграждает человека чем-нибудь добрым. Нас с мамой он подарил моего отчима Прохора. Мою сестру, Лару, наградил прекрасным мужем и чудесными детишками.
— То есть ты жила раньше с матерью и отчимом? Ты все его папа, папа, что я слегка запуталась, — воскликнула Найрин.
— Ну да. Прохор — для меня действительно как отец. Он любит меня, как родную дочь. Балует, как ему вздумается, за что мама на него иногда ворчит. У меня нет друзей, но есть семья, которой я дорожу больше всего, — произнесла, положив руку на сердце. — Каждый из них частичка меня. Если с кем-нибудь из них что-то случится, я не смогу этого пережить. Они всё, что есть у меня.
— Мила, дай мне несколько недель разобраться с проблемами, и мы полетим в Россию, хорошо? — проговорил Герман, на секунду поймав мой взгляд в зеркале. — Ты увидишь родных.
— Правда? Ты обещаешь? — спросила подавшись вперёд и высунув голову между передними сидениями.
— Я когда-нибудь тебя обманывал? — удивлённо спросил. — Я сразу же тебе сказал, что ты станешь моей.
— Ты поставил меня перед фактом, — напомнила, посмотрев на улыбающуюся Найрин, которая явно чем-то оказалась довольна.
— Нет, я дал тебе день, чтобы ты свыклась со своим будущим, — сказал вырулив
— А потом молча увёз.
— Да, — согласился мужчина, продолжая следить за дорогой и одновременно за мной в зеркало. — Разве тебе плохо со мной? Я что-то сделал тебе плохого?
— Ты не даёшь мне поговорить с моей семьёй.
— Ах да, — воскликнул Герман. — Держи, — произнёс он и, сняв телефон со специальной поставки, передал мне. — Номер своей сестры, помнишь? Звони.