Читать интересную книгу Твоя Антарктида - Анатолий Мошковский

Увидев однажды, что Юрка бурит без респиратора, Зимин подошел к нему.

– Как работается? – спросил он.

– Ничего.

– Не наелся камня?

– Нет.

– А ну-ка плюнь.

Юрка плюнул на скалу, слюна была густая, темно-серая от пыли.

Зимин сокрушенно покачал головой:

– Плохи дела… На год меньше проживешь.

– Пугаешь все.

– Надо мне тебя пугать. Цементация легких будет, пот что: все капилляры забьются пылью – и капут. Долго не протянешь…

С печальными, испуганными глазами, как подсудимый слушает приговор, слушал Юрка бригадира. И это чуть успокоило Зимина, и он, не жалея красок, расписал всю гибельность работы без респиратора.

– Придется надеть намордник, – вздохнул Юрка и натянул на лицо респиратор.

На следующий день разговор повторился.

– Да не могу я в нем! – плакался Юрка, выключив буровой молоток. – Духотища, дышать печем! – Но после нового разговора покорно надевал респиратор.

На третий день Зимин уже не читал ему популярных лекций, а только пристально посмотрел на Юрку. Посмотрел так, что парень тотчас сунул руку в карман стеганки за респиратором.

А потом… Да, свет не знал более упрямого и неразумного человека, чем Юрка.

И вот сейчас Юрка сидел на корточках, грел перед открытой дверцей большие красные руки и шевелил губами – думал о чем-то. Уж не о том ли, как атомной энергией растопить полюс?

«Обогнал ты многих, – подумал о нем Зимин, – а мама тебе еще нужна. Ой как нужна!»

В обогревалку вошли остальные; начался обед. Ели кто чем богат. Юрка, скупивший на получку половину книжного магазина, вскрыл коробку кукурузных консервов и, черпая ложечкой желтые зерна, смачно ел.

– Юрий Александрович, – раздельно сказал Зимин, – на минуту прекратите обед.

Юрка перестал работать ложечкой.

– Вы опять сегодня ели пыль?

Парень угрюмо молчал.

– Этак через годик вы, можно считать, скушаете камня с нашу скалу.

По обогревалке прошел смешок.

– Ну так вот, Юрий Александрович, говорю при всех: еще раз замечу, что вы работаете без респиратора и дышите этой гадостью, – верну на дорожный участок. Это я вам обещаю.

Подействовало. После обеда Зимин видел, что парень сдержал свое слово. Сам Зимин тоже не любил дышать через респиратор и натягивал его по необходимости – что поделаешь? – и потому очень удивился плутоватому блеску Юркиных глаз. Можно было подумать, что дышать через коробку с двумя слоями ваты доставляет ему величайшее удовольствие.

Зимин быстро спустился к нему:

– Сними-ка.

Юрка замотал головой, что-то замычал под нос и, не выключая грохочущий перфоратор, продолжал работать. Зимин выключил его молоток, но парень сделал рукой протестующий жест: отцепись от меня наконец! Не мешай мне жить! Но Зимин хотел мешать ему жить.

Он крепко взял его за плечи и приказал:

– Сними!

Юрка продолжал упорствовать, и хотя Зимин не был сторонником грубой силы, но с этого мальчишки пришлось сорвать респиратор. Конечно же, круглая железная коробочка оказалась совершенно пустой, и Юрка надел ее только для отвода глаз.

– Ну и глупый же ты парень!

Но Юрку, кажется, не особенно оскорбило неважное мнение бригадира об его умственных способностях.

– Вся вата вышла, – сказал Юрка, – израсходовал.

Это было в субботу, а в воскресенье утром Зимин случайно встретил Юрку в продовольственном магазине. Парень ничего не покупал. Он стоял у окна с девушкой и на весь магазин разъяснял ей принцип полета искусственного спутника Земли: вначале срабатывает одна ступень и отпадает, потом вторая и третья, они-то и доставляют спутник на орбиту, последняя ступень ракеты разгоняет спутник, и он становится равноправным членом семейства планет Солнечной системы.

Девушка была молоденькая, смазливая, и Зимин усомнился в успехе Юркиной лекции.

– Значит, в пять на танцах? – спросил Юрка, вернувшийся наконец на Землю.

Девушка кокетливо тряхнула кудряшками.

Зимин не окликнул Юрку; купив что нужно, он зашагал в аптеку.

На танцы собирались в клубе поселка. В самый разгар веселья в большой зал ворвался Зимин, и вслед за ним вкатились клубы пара. Он был в заиндевевшем полушубке и белых от снега валенках, лицо встревоженно, почти испуганно.

– Юрий Щукин здесь? – громко спросил он.

Умолк аккордеон, танцы прекратились. Зимина окружили парни и девушки – разряженные, надушенные и тщательно причесанные лесорубы, бетонщицы, электрики и водители.

– Юрка, где ты есть? – послышались голоса.

– Он с утра Нюшке голову кружит, – заметил кто-то.

– Чего там такое? – Из толпы к Зимину протиснулся Юрка, держа под руку беленькую девушку с медными капельками сережек, ту самую, которой он втолковывал в магазине принцип запуска в космос искусственного спутника.

– Очень срочный пакет! – Зимин вытащил из карма на какой-то сверток, подал Юрке и исчез так же внезапно, как и появился.

Что было дальше, ему рассказали после.

Дрожащими пальцами стал разворачивать Юрка бумагу. Бумаги было много, она хрустела, рвалась, и нетерпение с каждой секундой возрастало. На Юрку наседали со всех сторон, давили, толкали в спину, дышали в затылок, в уши. Наконец он развернул всю бумагу.

В его руках был упругий пакет гигроскопической ваты.

Раздался хохот, посыпались вопросы.

– А вам что за дело? – остервенело заорал Юрка, хотя сам весь взмок и побагровел. – Отстаньте от меня!

И он внушительно тряхнул своими широкими, но еще не вполне окрепшими плечами.

Вот и все.

Это случилось в воскресенье, а начиная с понедельника, Зимин жил с ним в мире, потому что Юрка был, в сущности, замечательным парнем.

Письмо

«Дорогие мама и папа!

Простите, что неделю не писал. И часа не было свободного. Я перешел на новую работу и первые дни так уставал, что, приходя со скалы, не всегда даже ужинал. Все падало из рук, глаза смыкались, я валился на нары и, не раздеваясь, тут же засыпал.

Уже ночь. Сквозь оконце пашей обогревалки смотрят звезды. На нарах вповалку спит бригада, а я решил написать вам. Не обижайтесь на каракули: стола в нашей избенке нет, пишу на ящике, да и к тому же температура в обогревалке не ровная. Подбросишь в печь дров – хоть с веником парься, а через пять минут руки коченеют от холода. А так как дров осталось не очень много – нужно и для завтрака оставить, – приходится экономить и бросать полешки не столько для тепла, сколько для света: лампу мы не захватили, потому что не думали жить здесь. А теперь решили, что тащиться каждый раз в поселок за пять километров далековато. Иногда ночуем тут, иногда ходим в цивилизованный мир, в заметенные пургой палатки, где горит электричество, есть раскладушки с матрацами, а иногда даже хрипит репродуктор и, если поплотнее прижаться к нему ухом, можно кое-что разобрать. А здесь, в обогревалке, никакого комфорта!

Вокруг такие дикие места, что иногда просто жуть берет. Вчера, например, проснулись мы, протираем со сна глаза, а наш бригадир (о нем я уже много раз вам писал, его зовут Александр Зимин), вставший раньше нас, сказал:

– Сегодня к нам гости жаловали.

– Кто такой? – спросил Андрей, влезая в валенки. – Начальник участка или какой корреспондент?

– Поважнее… – И толкнул дверь.

Я выглянул и что, вы думаете, увидел? Весь снег вокруг обогревалки истоптан следами – небольшие такие, похожие па следы Найды. Я тут же вспомнил нашу четвероногую зверюгу, и мне стало так весело, что захотелось слепить снежок и швырнуть в ее кареглазую мордаху, но ведь не долетит же – шесть тысяч километров…

– Ну как тебе гости нравятся? – спросил Зимин.

– А чего там, – отвечаю, – какая-нибудь охотничья набрела.

– Волки, – сказал Зимин.

Я чуть не сел. И тут же припомнил: всю ночь кто-то дергал и царапал дверь, скулил, рычал и тоскливо выл. Я думал, это ветер, и под этот вой и царапанье как-то особенно хорошо засыпалось…

Да, места здесь первобытные, северные и, может, даже красивее тех, о которых писал Джек Лондон (кстати, вы получили шестой том? Если да – немедленно вышлите). Что-то великое, титаническое и таинственное есть в могучей Ангаре, покрытой, как Ледовитый океан, надолбами торосов, в ущельях ее скалистых берегов, в тайге, молчаливой и грозной, в богатырских сопках, поросших непроходимым лесом… Только теперь понял я, какая у нас безмерная, богатая Родина…

Заморозит, убьет, сбросит со скал слабенького челове-чишку Сибирь; такой, не успев сойти с перрона или пережить ночь в палатке, уже заказывает обратный билет, а другой… Впрочем, не думайте, что я расхвастался и считаю себя бог весть кем. Ничуть не бывало! Ох и неисправимый я, видно, романтик, как много раз говорил папа! Не обижайся на меня и ты, мама, не кляни своего глупого негодного мальчишку, но я твердо решил остаться здесь до конца строительства. Осталось немного, каких-нибудь три года всего. Работа идет полным ходом. На реке, в створе будущей плотины, стоят буровые вышки – здесь вышек столько, сколько в Баку нефтяных, в них установлены бурильные станки, которые выбуривают со дна реки породу для изучения грунта. В тайге поют электропилы и валят гигантские сосны – прокладывают подъездные дороги; плотники из готовых щитов собирают дома, а на реке бульдозеры расчистили ледовую трассу, и по ней, изрезанной траками гусениц, измолотой тысячами колес, без конца перевозят на правый берег продовольствие, строительные материалы, инструмент, горючее… Эх, что здесь будет через пяток лет! Народ в бригаде замечательный, хотя и очень разный. О бригадире уже писал, повторяться не буду: яростный парень! Дядя Коля, наш взрывник, человек, совершенно лишенный чувства страха, ему просто странно и дико, что можно чего-то бояться. Правда, он немного грубоват – сплевывает на пол, как и все сибиряки, вместо «летает» говорит «летат», вместо «большая» – «больша», но, честное слово, в душе у него сидит орел.