Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 10.
Верхняя Саксония. Лето 1147 Р.Х.
Теплая летняя ночь. Лагерь крестоносцев затих и погрузился в сон. С реки прилетал приятный освежающий ветерок, фыркали лошади, потрескивали в костре крупные сучья хвороста, и Седрику фон Зальху хотелось спать. Однако, лишь только он закрывал глаза, как начинал вспоминать озеро Звериное в стране бодричей, свой первый поход и ночное нападение проклятых язычников, которые проникли в расположение войск пфальцграфа Фридриха Саксонского и, прежде чем их обнаружили, убили многих спящих католиков. Это были неприятные воспоминания, и сонное состояние рыцаря моментально сменялось беспокойством. Он откидывал в сторону конскую попону, который укрывался, садился подле костра и точил свой меч. – Вжик-вжик! – продолговатый точильный камень скользил по металлу, и это действие вносило в душу Седрика спокойствие и умиротворение. Вновь он пытался заснуть, и опять у него ничего не выходило. Раз за разом в памяти всплывали лица убитых венедами друзей и знакомых: Иоганна фон Байзена, Густава фон Юнга, Отто Ребиндера, Гуго Ландсберга, Эдуарда Лиделау и многих других. Воображение молодого рыцаря рисовало ему боевых товарищей, словно они до сих пор живы, смеются, хмурятся, улыбаются и зовут его к себе, туда, где всегда светло и радостно. При этом Зальху казалось, что этим души Воинов Господа, которые, вне всякого сомнения, сейчас находятся в раю и вместе с праведниками слушают пение ангелов, предупреждают его о близкой опасности, и Седрик вглядывался в находящийся невдалеке темный лес. Однако разглядеть, что-либо не получалось. Вокруг него находилось тысяч огней, и отсветы костров, многие из которых уже почти погасли, не давали ему увидеть то, что находилось за пределами лагеря. Вновь, уже в шестой или седьмой раз, Седрик не смог заснуть и опять подсел к костру. Он достал меч и точило, приготовился навострить клинок и подправить щербинки на лезвии, но тут проснулся его командир Людвиг фон Уттенхайм. Многое повидавший на своем веку рыцарь взглянул на своего молодого товарища, зевнул, присел напротив Зальха и спросил его: – Что тебя гнетет, Седрик? – Не знаю, – Зальх покачал головой и раскрытой ладонью прикоснулся к груди в районе сердце. – Все время как-то неспокойно и кажется, что враги рядом. – Ты сам себя накручиваешь, мой друг. Охрана у нас превосходная и язычникам к нам не подобраться. Егеря, собаки, боевые дозоры и охранение в лагере. Всякие передвижения между отрядами запрещены и в войске царит железный порядок. Так что пусть венеды сидят в лесах, а мы должны выспаться, ибо утром вновь начнется марш. – Да-да, – Седрик качнул головой, – но спокойствия почему-то нет. – И давно у тебя такая бессонница? – Вчера еще спал хорошо, а сегодня не могу. – Ладно, тогда и я с тобою немного посижу. – Уттенхайм снова зевнул, подбросил в огонь сучковатую палку и спросил Зальха: – Как тебе наше новое пополнение? Вернувшийся из Дании отряд фон Уттенхайма почти сразу же развернули в сотню легкой кавалерии, и Седрик стал заместителем командира. Поэтому теперь отвечал не только за себя, но и за наемников, оказавшихся под его рукой, и вопрос Людвига мог быть расценен как дружеский, либо как служебный. Но поскольку рядом никого не было, Зальх ответил Уттенхайму как другу: – Наемники воины хорошие, рубаки сильные и службу знают, но как люди они полное дерьмо. – Почему ты так решил? – командир сотни усмехнулся. – В трудный момент они могут нас предать, сбегут с поля боя и оглядываться не станут. Поэтому я им не доверяю. – А-а-а! – протянул Уттенхайм. – Вот ты о чем. Так и я им тоже не доверяю, Седрик. На то они и наемники. – Но мы идем в Крестовый поход, и звание крестоносца обязывает истинного католика ко многому. – Да ладно тебе, Седрик, – сотник поморщился. – На мой взгляд, все гораздо проще. Здесь, в нашем лагере, несколько десятков тысяч человек, и у каждого свои причины принять участие в Крестовом походе. Одни, как ты, идут мстить и добывать славу. Другие желают заработать деньжат. Третьи ищут новых земель и покорных сервов. Четвертые мечтают получить отпущение своих грехов. Ну и так далее. Поэтому поменьше слушай священников и больше думай о том, как выжить, ибо это будет нелегко. – Я так и делаю, но все равно не понимаю, как можно носить плащ с крестом и одновременно с этим быть безбожником. – Все чепуха. Главное, что у нас общая цель – уничтожение венедов как силы и захват их территорий, а остальное пока не столь уж и важно... Неожиданно левее конного отряда Уттенхайма, в самом центре лагеря, пропела тревожную песнь звонкоголосая сигнальная труба. Рыцари одновременно вскочили на ноги, и Седрик выдохнул: – Язычники! – Да, – согласился с ним сотник, – предчувствия тебя не обманули. Поднимаем воинов. – К бою! – во всю мощь своих легких прокричал Зальх. Наемники, кто не проснулся от рева трубы, повинуясь команде, поднимались и готовились к сражению. Рядом с конной сотней, окружая роскошный шатер архиепископа Адальберта, стояли другие отряды бременского священнослужителя, и там тоже началась суета. Воины под рукой главного церковного деятеля Священной Римской империи на севере были опытные, а потому все делалось быстро и четко. Спустя несколько минут крестоносцы были облачены в доспехи и стали седлать лошадей, и пока оруженосец Зальха шваб Танкред Фельбен готовил для него коня, сам Седрик взобрался на ближайшую телегу. С нее он попробовал разглядеть, что творится ближе к центру лагеря, где происходили основные события этой ночи. Однако рыцарь потерпел неудачу. Между расположением архиепископских войск и центром было примерно четверть мили и множество других отрядов. Поэтому все, что увидел Седрик, это зарево пожаров. Зальх спрыгнул наземь, машинально подтянул перетягивающий кольчугу ремень и Уттенхайм спросил его: – Что там? – Не знаю, – Седрик перехватил из рук оруженосца повод коня. – Ничего не видно, а на слух ничего не определить, гомон, лошади ржут и люди кричат. В общем, неразбериха. – Ну и ладно. На нас пока не нападают, и то хорошо. Будем ждать приказов архиепископа. Конники Уттенхайма замерли на месте. Наемники разобрались по десяткам, а рыцари встали перед ними. Воины Господа ждали распоряжений своего нанимателя, который решил лично сопровождать крестоносцев в богоугодном походе, и вскоре они поступили. К Людвигу и Седрику подскочил запыхавшийся Максимилиан Улекс и выдохнул: – Господа, архиепископ желает, чтобы вы незамедлительно двинулись навстречу опасности и на месте разобрались, что происходит. Сразу же пришлите сюда гонца, и если герцогу понадобится ваша помощь, без колебаний вступайте в бой. – А почему посылают нас? – поинтересовался Уттенхайм, и в его голосе было недовольство. – Вы лучшие, – ответил священнослужитель, – и таково распоряжение архиепископа, которое должно быть выполнено. Или вы, рыцарь Уттенхайм, не согласны с ним и готовы оспорить этот приказ? – Нет-нет, все понятно, – сотник обернулся к наемникам и отдал команду: – По коням, псы войны! Надерем язычникам задницы! Шевелитесь! Всадники ответили своему командиру нестройным гулом, и сотня двинулась к месту сражения. Кони расталкивали толпы пехотинцев, которые не знали что делать, и командиры других отрядов окликали Зальха и Уттенхайма. Они хотели понять, что происходит, и получить хотя бы какие-то указание. Но что могли сказать им два рыцаря? Ничего. Поэтому они либо отмалчивались, либо говорили, что и сами не знают, что происходит в огромном лагере. Впрочем, вскоре кавалеристы приблизились к центру, и на их пути оказался гонец герцога, который оповещал крестоносцев, что всем без исключения необходимо спешить на выручку обоза. Венеды, по своей трусливой привычке, уничтожали продовольственные запасы, и допустить это было нельзя. Командиры крестоносцев, услышав волю полководца, отдавали приказы и направляли своих воинов в бой. После чего бойцы, кто бегом, а кто шагом, в строю или вразброд, подобно водному потоку катились туда, где находился враг. Это движение нельзя было контролировать, слишком многолюдным и разноязыким было войско католиков, и оно увлекло Зальха за собой. Совершенно незаметно рыцарь оторвался от кавалеристов Уттенхайма и спустя пару минут оказался под обстрелом. Сотни стрел и коротких арбалетных болтов, которые летели неизвестно откуда, обрушились на католиков. Рядом с головой рыцаря что-то просвистело, конь Седрика жалобно заржал, а затем подкинул вверх круп. Рядом с Зальхом, который едва не вывалился из седла, падали раненые и убитые люди, и все вокруг было наполнено стонами. Рыцарь спустился наземь, снял с седла треугольный щит и в отсветах бушевавших впереди пожаров разглядел, что его жеребец ранен двумя стрелами, которые на излете вонзились в его тело и застряли между ребер. После этого конь резко рванул повод, и рыцарь выпустил его. Животное, брыкаясь и разбрасывая крестоносцев, помчалось в сторону реки, а Седрик огляделся, не обнаружил воинов своей сотни и, без долгих раздумий, присоединился к ближайшему пехотному отряду, копьеносцам из Арраса. Зальха ни о чем не спрашивали, и он тоже молчал. Воины просто шли на шум сражения и горящие повозки с припасами, да прикрывались от сыпавшихся сверху стрел. Крестоносцы были полны решимости наказать наглого врага и через несколько мгновений Зальх и пехотинцы его увидели. На месте стоянки огромного обоза, который находился между рекой и лесом, вблизи ставки герцога Генриха Льва, шла битва, какой Седрик еще никогда не видел. Закованные в броню вражеские пехотинцы, размеренно и несокрушимо шагали вдоль повозок и сбивали со своего пути все заслоны. Вслед за ними двигались лучники и арбалетчики, которых прикрывали меченосцы, и католики не могли им ничего сделать. Бронированная масса варягов, по сути знаменитый хирд викингов, которого так боялись многие европейские военачальники, бил и крушил отряды Крестового похода, как хотел. Католики волнами накатывались на славян, но те, подобно скале, выдерживали очередной натиск и отбрасывали крестоносцев прочь. После чего наступали на них, давили на нестройные ряды германцев и наемников щитами и убивали их, десятками и сотнями. Ну, а следующие за ними стрелки не жалели своих метательных снарядов и осыпали воинов герцога Генриха железной смертью. И ладно бы так. Кроме того, Седрик заметил, что время от времени из вражеского строя выбегают воины с какими-то непонятными камнями или бутылками в руках. На миг они замирали на месте и кидали свою ношу в повозки, которые затем вспыхивали ярким пламенем и даже вода, которую лили на огонь наиболее смелые обозники, не могла потушить этот пожар, а даже наоборот, словно давала ему новую пищу. Однако долго стоять на одном месте Зальху не пришлось. Копейщики из Арраса, которыми руководил опытный командир, выстроили на пути варяжской пехоты четыре ровные линии и ощетинились длинными пиками. Мгновенно к наемникам из Фрисландии примкнули все, кто был готов сражаться. По флангам скопилось множество крестоносцев и среди них, справа от строя аррасцев, вместе с остатками городского ополчения из Бремена, находился Седрик. Щит висел на его левой руке, а меч был обнажен и готов к тому, чтобы выпить вражескую кровь. Рыцарь был полон решимости поквитаться с язычниками за своих павших друзей, за разгром армии Фридриха Саксонского и за свое постыдное бегство из земель бодричей. Сомнения оставили его. На душе Воина Господа было спокойно, и его глаза рассматривали приближающихся врагов. Венеды заметили препятствие, но шага не сбавили. Они подступали все ближе и ближе, а когда до врагов оставалось десяток шагов, язычники выхлестнули из своего строя несколько железных клиньев-зубцов, которые прорубились через длинные копья аррасцев и, подобно острым клинкам, которые впиваются в человеческое тело, вонзились в их строй. Вместе с правым флангом Седрик кинулся на помощь копьеносцам и с криком попытался врубиться в толпу врагов. Однако не тут-то было. Меч Зальха, который поднырнул под окованное металлом вражеское копье, скользнул по чужому щиту, а затем его, словно рыцарь в броне легкая пушинка, отбросили прочь. К счастью для Седрика, он не упал. Со спины его поддержали, и опять Зальх бросился на врагов, которые уже рассекли фрисландскую пехоту на части, и теперь рубили наемников своими мечами, да кололи копьями. Зальх опять повторил свою попытку достать врагов, но его очередной рывок не принес ему успеха. В славянском строю не было прорех и щелей. Язычники были подобны стене, и куда бы Седрик не направлялся, он видел одно и то же. Остроконечные шлемы венедов, щиты, длинные копья, острые мечи и закованные в броню тела. Каждый удар Зальха отбивался и только чудом рыцарь не получил ранения или не был убит. Наверное, сам Господь охранял его или кто-то из небесных ангелов, но тогда Седрик об этом не думал. Он продолжал искать лазейку, размахивал своим клинком и отбивал удары. Затем его отбрасывали, однако рыцарь проявил настырность, и когда варяги перемололи арраских пикинеров и принялись за их собратьев из Гента, вместе с остатками правого крыла, к которому присоединялись все новые бойцы, он все же достиг своей цели. Вместе с парой воинов из Бремена Седрик поднял тело одного из своих убитых товарищей, рыцаря в тяжелом доспехе, который лежал под их ногами, и кинул его на вражеский строй. Мертвец пролетел всего три-четыре шага и упал на венедов, которые приняли его на копья, и опустили свое грозное оружие к земле. Это был шанс и Зальх им воспользовался. Он рванулся на язычников, наступил на тело мертвого собрата-рыцаря, затем уцепился за копейное древко и, используя его как опору, подтянул себя к врагам. Затем Седрик увидел перед собой глаза венедского дружинника и вонзил в его лицо острие меча. Клинок вошел противнику прямо в переносицу, и он выпал из хирда, а Зальх всем телом влез в образовавшуюся щель и его меч прошелся по голове еще одного венеда, который вскрикнул и отскочил. Зазор в строю язычников расширился, и в него влетело сразу два германца. Обоих практически сразу убили, но на их место встали новые воины, которые смогли удержаться и стали занозой в теле живого бронированного зверя. – Давайте! – прохрипел Зальх своим нечаянным товарищам. – Во имя Христа и Девы Марии, не отступайте! Убивайте их! В этот момент в плечо Седрика ударили чем-то тяжелым, и он свалился под ноги сражающихся людей. По нему топтались и свои и чужие, но он не чувствовал боли и все время пытался встать. Далеко не с первой попытки это у него получилось. После чего он огляделся и увидел, что вражеский хирд все же отбил нападение католиков, вновь заровнял свой строй и движется дальше. При этом венеды развернулись к лесу и стали прорываться из лагеря крестоносцев, и от понимания того, что язычники вот-вот скроются, Зальх закричал: – А-а-а-а!!! На миг его крик перекрыл шум боя и от обиды Седрик был готов заплакать. Но позади себя он услышал знакомый голос Уттенхайма: – Зальх! Рыцарь обернулся и увидел, что за его спиной находится вся конная сотня из войска архиепископа Адальберта, а за ней скапливаются для удара по венедам готовые к бою рыцари из дружины Хартвига фон Штаде и герцога Генриха. Всадников было много, и они могли проломить стену из вражеских пехотинцев. Зальх это понял сразу и мгновенно взбодрился, а затем подскочил к Людвигу и радостно выдохнул: – Вы вовремя, дружище! Уттенхайм усмехнулся: – Вовремя, а то бы ты в одиночку всех язычников перебил. Кстати, тебя приметил наш полководец, который видел твое геройство, так что жди поощрения или награды. – Не за награду на смерть шел, – бросил Зальх, в душе которого горел огонь мщения. – Ну-ну, как скажешь. А где твой щит, шлем и меч, и где ты потерял коня? Седрик посмотрел на свои пустые руки, которые по локоть были испачканы кровью. Оружия, щита и шлема не было, и он растерянно пожал плечами: – В бою все растерял. – Не беда, – сотник кивнул себе за спину. – У нас тоже потери, вражеские стрелки постарались, так что лошадь тебе найдем. – Ага! Взгляд Зальха пробежался по устланной телами мертвых и раненых людей земле, которые во время битвы были предоставлены сами себе, и рядом с трупом убитого им венеда он обнаружил свой франкский меч. Щита и шлема рыцарь нигде не видел, но искать их времени не было и, подобрав оружие, Зальх сел на освободившуюся после смерти наемника приземистую лошадку и приготовился к продолжению битвы. – В сторону! – разнесся над кавалеристами чей-то молодой, но очень властный и уверенный голос. Легкая кавалерия подалась влево, и на ее месте стали выстраиваться в боевой порядок рыцари. Прикрытые толстыми кожаными попонами огромные тяжеловозы из Брабанта, Швабии и Франконии фыркали, а блистательные имперские дворяне в тяжелой броне, которая сверкала в пламени пожаров, становились стремя к стремени и держали над головой длинные мощные копья. Элита германского воинства собралась в ударный кулак и приготовилась к недолгой скачке и бою с противником, который, разумеется, не выдержит натиска крестоносцев. На миг рыцари, которых было около четырехсот человек, все, кто успел собраться, замерли. Герцог Генрих Лев, чье лицо было скрыто глухим шлемом, кинул взгляд на Седрика и кивнул ему. Затем копье, которое находилось в его правой руке, слегка качнулось, и он громко произнес: – С нами Бог! Это было сигналом, и рыцари вонзили в бока своих боевых коней шпоры. Тяжеловозы стали набирать разбег, земля задрожала и стальная лавина понеслась на хирд венедов. Следом за тяжелой кавалерией последовала легкая и восторг, упоительный и радостный, накрыл Зальха с головой. Теперь-то он был уверен в победе и твердо убежден в том, что враги не успеют спрятаться в лесных дебрях, и меч в его руке был готов рубить головы язычников. Однако венеды, как оказалось, были готовы встретить рыцарей, и строй язычников быстро сменил свою формацию. Все копьеносцы оказались сосредоточены против конницы. За ними стояли арбалетчики, а мечники занялись пехотой католиков. Впрочем, германцев это не смущало. Они продолжали наступать. Кони все наращивали свою скорость, но тут вражеские стрелки с расстояния в пятьдесят шагов дали дружный залп. Арбалетные болты ранили и калечили коней. Острые жала пробивали дорогие доспехи и шлемы, и многие рыцари упали замертво. В ногу герцога Генриха тоже попала короткая стрела, но он продолжал гнать вперед своего верного жеребца, и тут перед ним и другими рыцарями возникли копья. Умные кони не желали идти на смерть, но и не могли остановиться. Животные продолжали бежать и в это мгновение перед самым строем венедов некоторые рыцари стали гореть. Об доспехи имперских аристократов разбивались глиняные бутылки с тлеющими фитильками у горлышка, и тот в кого попадал такой снаряд, начинал гореть заживо. При этом огненная смесь разбрызгивалась на его соседей и коней. Дорогостоящие благородные животные становились на дыбы и сбрасывали своих седоков. Объятые племенем рыцари кричали от ужаса и боли. Запах паленой кожи и шерсти повис в воздухе. Он забивал дыхание германцев, и в огненном хаосе атака рыцарей захлебнулась. Только несколько аристократов смогли вломиться в строй славян, но храбрых одиночек вздели на копья. Другие рыцари стали поворачивать в сторону, а третьи остановили разбег коней и решили ожидать дальнейших распоряжений. Легкую кавалерию разметали тяжеловозы, которые уносились подальше от огня, и ко всему этому наемники архиепископа потеряли своего командира. Очередным арбалетным болтом, вылетевшим из вражеского хирда, был задет Людвиг фон Уттенхайм, который покачнулся, прорычал проклятие, скатился на землю и замер без движения. Одновременно с этим Зальх опять едва не выпал из седла, но удержался и на удивление быстро сориентировался. Ликование вновь сменилось унынием и яростью на нечестивых венедов, и он принял командование сотней. После чего, взяв с собой несколько воинов, направил лошадь туда, где он в последний раз видел герцога, и вскоре оказался на месте. Противник, на которого продолжала давить многочисленная пехота, огрызаясь, откатывался к лесу, а Седрик искал герцога. Нет, он не хотел выслужиться и заслужить награду. Не это было в тот момент для него главным. Просто он понимал, что без команды неосмотрительно рванувшегося в битву полководца уцелевшие рыцари останутся на месте, а без них, по его мнению, одолеть славян не представлялось возможным. Герцог нашелся быстро, а обнаружил его Седрик по крику. Генрих Лев лежал под тушей своего жеребца, коему арбалетный болт попал прямо в морду, а рядом с ним валялся горящий и смрадно чадящий труп одного из рыцарей. Стекающее с трупа жидкое пламя все ближе подступало к телу герцога, который в своих тяжелых доспехах не мог даже пошевелиться, огонь нагревал металл и от боли властитель Саксонии орал так, будто его пытают. Впрочем, возможно, причиной его крика были не только ожоги и страх, но и то, что при падении коня Генрих сломал ногу. Воины Зальха и он сам помогли герцогу освободиться. Затем сняли его шлем, и Седрик увидел перед собой бледного юношу с совершенно ошалевшими дикими глазами. Генрих Лев продолжал кричать и мало что соображал, и тогда Зальх встряхнул его и прокричал в лицо полководца: – Ваша Светлость, соберитесь! Вы нужны своему войску! Как ни странно, но этот окрик привел герцога в чувство, и он замолчал. Затем Генрих пару раз хлопнул ресницами, узнал Зальха и, скривившись от сильнейшей боли, прошептал: – Что нужно сделать? – Прикажите рыцарям продолжать наступление на венедов. – Хорошо. Посадите меня на коня. Генриха Льва осторожно посадили на лошадь Танкреда Фельбена, и оруженосец взял ее под уздцы. Герцог показался перед своими рыцарями и отдал им необходимую команду. Неполная сотня тяжелых кавалеристов, которые остались на месте, вместе с собравшейся легкой конницей вновь помчалась на врага, и Зальх, который оставил герцога на попечение оруженосца и десятка всадников, был вместе с ними. Вновь лошади несли своих седоков на язычников, которые были уже подле самого леса. До чащобы оставался один бросок, но он был самым трудным. Подошедшие к месту сражения резервные отряды крестоносцев навалились на венедов со всех сторон, а помимо того появились английские стрелки с луками в человеческий рост. Длинные стрелы островитян выбивали славян без всякой жалости, и даже отличная броня и щиты им не помогали, а пехота католиков давила на ночных налетчиков и не отступала. Кто-то из германских командиров разглядел наступающих рыцарей и вовремя оттянул свою пехоту в сторону, и кавалерия, на этот раз почти беспрепятственно, врубилась в хирд венедов. – Ха-а! – меч Зальха на выдохе врубился в голову языческого лучника, колчан которого был пуст. После этого рыцарь стал выискивать новую жертву, но снова в бой вступили вражеские метатели огня. В рыцарей полетело несколько глиняных бутылок, и вновь некоторые из них загорелись. При этом пострадали и венеды, на которых попали огненные капли, но основной своей цели противник достиг. Германская кавалерия опять замялась и одним рывком, бросая на поле боя своих мертвецов, славяне добежали до лесной опушки и их строй, который казался несокрушимым монолитом, распался и растекся под деревьями. Английские лучники провожали противника стрелами, и немало язычников погибло или было ранено. Ну, а Зальх криками и угрозами взбодрил своих замешкавшихся всадников, и опять повел их в атаку. Он надеялся зарубить еще хотя нескольких врагов, но из-за ближайшего дерева вынырнула тень, косматый дикарь, тело коего было облачено в костюм из веток, и он кинул в рыцаря дубину. Удар в грудь! Полет, который показался Седрику очень долгим, а затем темнота. ‘Неужели пришла смерть?’ – подумал Зальх, и его сознание померкло... Очнулся рыцарь в полдень. Страшно болела голова, а веки глаз никак не желали открываться. Он застонал, и тут же в его пересохшие губы уперлась деревянная плошка с водой, которая пахла травами. Седрик открыл рот и напился, после чего ему стало гораздо легче. Рыцарь еще раз попробовал открыть глаза, и это у него получилось. Он смог оглядеться и обнаружил, что находится в просторной полутемной палатке и лежит на довольно таки мягком топчане. Помимо него справа и слева от Зальха на таких же лежаках находилось еще несколько воинов, явно не простолюдины, а над ним склонился Танкред Фельбен. – Где я? – прохрипел рыцарь. – В палатке лекаря Гонзо Леонского, личного целителя герцога Генриха. – Долго я провалялся без памяти? – Остаток ночи и половину дня. – Что венеды? – Оторвались. Они ушли в лес и варваров не догнали. За ними бросились в погоню, но в дебрях наших воинов ждала засада. – Потери в войске большие? – Очень. Герцог в гневе и я лично слышал, что он говорил, будто мы потеряли две тысячи только убитыми, а помимо того богомерзкие исчадия ада венеды уничтожили половину обоза, а сами оставили на поле боя меньше двухсот мертвецов. – Хр-р-р! – прорычал Зальх, и его ладони сжались в кулаки. От этого движения в глазах вновь потемнело, и Танкред придержал его за плечи: – Лежите. Лекарь сказал, что вам нужен покой и сон. Седрик постарался успокоиться и задал оруженосцу новый вопрос: – Что со мной? – Вы сильно ударились головой, и у вас треснуло два ребра. Завтра, наверное, уже сможете встать на ноги, а через пять-шесть дней вновь будете командовать отрядом. Так говорит мастер Гонзо. – А Уттенхайм что? Он мертв? – Нет. У сотника арбалетным болтом разбита коленная чашечка и он, подобно вам, сильно приложился головой об землю. Поэтому его вместе с другими тяжелоранеными отправят в Гамбург. – Ясно. Голова рыцаря словно налилась свинцом, видимо, сказывалось действие питья, и вновь он стал проваливаться в забытье. Оруженосец еще что-то говорил, про награду от герцога Генриха и славу среди воинов. Однако Седрик его уже не слушал. Он засыпал и понимал, что ему необходимо восстановить силы, ибо военная кампания, которая войдет во все европейские анналы как Первая Северная Война, только начинается. Ну, а раз так, то для него, рыцаря Седрика фон Зальха, все еще впереди.