Совершенно незаметно он пересек границу, отделяющую бодрствование от сна. Над ним нависло гигантское лицо. Оно было очень похоже на лицо Катсука – широкое, с выдающимися скулами, с широким ртом и гривой тонких черных волос.
Губы на лице зашевелились и сказали: «Ты еще не готов. Когда это случится, я приду за тобой. Молись, и твое желание будет исполнено». Губы сомкнулись, но голос все еще продолжал: «Я приду за тобой… за тобой… тобой!..» Слова отражались эхом в голове мальчика и наполняли ее страхом. Он проснулся, дрожа, весь в поту, с чувством, будто голос все еще разговаривает с ним.
– Катсук?
– Спи уже.
– Но мне приснился сон.
– Какой сон?
В голосе индейца прозвучала настороженность.
– Трудно сказать какой, но мне стало страшно.
– Что было в твоем сне?
Дэвид рассказал. Когда голос его затих, Катсук объяснил:
– Это у тебя был сон духа, пророческий.
– Это был твой бог, во сне?
– Возможно.
– И что обозначает этот сон?
– Только ты можешь сказать это.
При этом Катсук вздрогнул, в его груди появилось до сих пор неведомое ему чувство. «Пророческий сон у Хоквата?» Неужели Ловец Душ ведет нечестную игру? Кое-что о подобных случаях он слыхал. Какой странный сон! Хоквату пообещали право на исполнение желания – любого желания. И если он попросит уйти от дикой природы, ему это удастся сделать.
– Катсук, а что такое сон духа?
– Это такой, когда во сне ты видишь духа – проводника твоей второй души.
– Ты сказал, что это мог быть бог.
– Им может стать и бог, и дух. Он говорит тебе, что следует сделать или куда надо идти.
– В моем сне не говорилось, что мне надо куда-то идти.
– Твой сон сообщил, что ты еще не готов.
– К чему?
– Идти куда-нибудь.
– Вот как. – Молчание, затем: – Этот сон напугал меня.
– А-а, видишь, хокватская наука не смогла освободить вас перед страхом божьим.
– Катсук, ты и вправду в это веришь? – Голос тихий, но напряженный.
– Послушай! У каждого есть две души. Одна остается в теле. Другая ходит в нижнем или верхнем мире. Это зависит от того, какую жизнь ты ведешь. Вторая душа должна иметь проводника: духа или же бога.
– В церкви учат не этому.
– Ты сомневаешься? – фыркнул Катсук. – Было время, и я тоже сомневался. И это чуть не погубило меня. Больше я уже не сомневаюсь.
– Ты нашел себе проводника?
– Да.
– Тебя ведет Ворон?
Катсук почувствовал, как Ловец Душ внутри зашевелился.
– Ты ничего не понял про проводника, – сказал индеец.
Дэвид напряженно заглянул в темноту его глаз.
– Это что, только индейцы могут?..
– Не называй меня индейцем!
– Но ведь ты же…
– Дурацкое название – индеец. Это вы назвали нас так. Вы не захотели согласиться с тем, что не нашли Индии. Так почему я обязан жить с этой ошибкой?
Дэвид вспомнил о миссис Парма.
– А я знаю настоящую индианку, из Индии. Она работает на нас. Мои родители забрали ее из Индии.
– Куда бы вы, хокваты, не пришли, повсюду местные жители работают на вас.
– Если бы она осталась в Индии, то умерла бы с голоду. Я слышал, как мама говорила про это. Там люди голодали.
– Люди повсюду голодают.
– А у настоящих индийцев проводники есть?
– Каждый может взять себе проводника.
– А ты сделал это по наитию?
– Пойдешь в лес, там будешь молиться…
– Но ведь мы уже в лесу. Могу я помолиться сейчас?
– Конечно. Попроси Алкунтама дать тебе проводника.
– Вашего бога зовут Алкунтам?
– Можно сказать и так.
– Это он дал тебе проводника?
– Ты ничего не понял, Хокват. Спи.
– А как тебя ведет твой дух?
– Я уже объяснял. Он разговаривает.
Дэвид вызвал в памяти свой сон.
– Что, прямо в голове?
– Да.
– И это дух сказал, чтобы ты похитил меня?
Катсук почувствовал, что вопрос мальчика его задел, разбудив дремлющие внутри злые силы. Ловец Душ зашевелился, заворочался.
– Так это дух тебе сказал? – настаивал Дэвид.
– Замолчи! – вздыбился Катсук. – Замолчи, иначе я свяжу тебя и заткну рот. – Он отвернулся, протянул ноги к остаткам тепла в камнях возле костра.
«Это я, Таманавис, говорю тебе…»
Катсук слышал слова духа так громко, что даже странно было, как не различает их мальчик.
«У тебя уже есть Совершенно Невинный.»
– А когда этот твой дух разговаривает с тобой?
– Тогда, когда есть нечто, что ты должен знать, – прошептал Катсук.
– А что я должен знать?
– Как принять в себя мое смертельное острие, – опять прошептал индеец.
– Что?
– Тебе надо знать, как жить, чтобы правильно умереть. Но первое, тебе надо жить. Большинство из твоих хокватов вообще не живет.
– Неужели твой дух говорит тебе такие глупости?
Чувствуя в груди нарождающуюся истерику, Катсук сказал:
– Спи. Или я убью тебя еще до того, как ты заживешь по-настоящему.
Дэвид услыхал в этих словах что-то такое, что заставило его задрожать. Этот человек сошел с ума. Он уже кое-что сделал. Он убил человека.
Катсук почувствовал эту дрожь, подвинулся к мальчику, положил руку на плечо.
– Не бойся, Хокват. Ты еще поживешь. Я тебе обещаю.
Но мальчик все еще дрожал.
Катсук сел, вынул из сумки на поясе древнюю флейту, мягко подул в нее. Он почувствовал, как песня вырвалась наружу, как бьется она в задымленном пространстве их маленького укрытия.
На какой-то миг он представил, что находится в каком-то древнем, безопасном, уютном месте с другом, братом. Музыка сроднила их. Они думают о завтрашней охоте. Они охраняют святость места, заботятся один о другом.
Дэвид слушал музыку, и она его убаюкала.
Потом Катсук перестал играть и положил флейту назад в сумку. Хокват мерно дышал во сне. Внезапно Катсук почувствовал как нечто видимое и осязаемое связь между собой и этим мальчиком. Могло ли так случиться, что они и вправду были братьями в том другом мире, что невидимо и беззвучно движется рядом с миром чувств.
«Брат мой, Хокват», – думал Катсук.
17
Ваш язык переполнен жестким чувством времени, что заранее отвергает пластичность Вселенной. Мое племя представляет Вселенную как единый организм, как сырой, первоначальный материал для творения. Ваш язык отрицает это каждым произнесенным вами словом. Вы дробите Вселенную на маленькие кусочки. Мои соплеменники сразу же распознают, что «бифуркация природы» Уайтхеда – это иллюзия. Это производное вашего языка! Программисты ваших компьютеров знают об этом. Они говорят: «Завелся мусор, убрать мусор». Убирая мусор, они обращаются к программе, к языку. Основа же моего языка, в том, что я, во всех своих поступках, являюсь частью окружающего меня мира. Ваш же язык изолирует вас от Вселенной. Вы позабыли о происхождении букв, которыми записываете свой язык. А ведь предками их были идеограммы, которые запечатлевали движения окружающей Вселенной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});