энергично протестовала, убеждая Отто в том, что это не так. Другой реакции он и не ожидал, и постепенно их общение почти полностью прекратилось.
Как только переводчик Аксель Бекман, сам того не подозревая, сообщил важную новость о медальоне, вернувшемся в семью Оберман, Отто сразу же связался с сестрой. Коротко поинтересовавшись ее делами и жизнью детей и узнав, что мальчики продолжают идти не по той дорожке, Отто рассказал Эльзе о существовании письма их покойного отца и том известии, которое неожиданно принес переводчик с английского Аксель Бекман. Эльза быстро сообразила, что если все это правда и если еще не поздно, то можно получить неплохие деньги. Она не могла ничего посоветовать Отто, но пообещала, что подумает, как действовать дальше. Что надумала Эльза, было не ясно до настоящего времени. С тех пор он еще пару раз звонил сестре, и она не очень трезвым голосом отвечала, что без мальчиков она вопрос получения наследства решить не может, а мальчики еще не готовы. Подробностей Эльза не сообщила, но из ее странных намеков Отто понял, что у мальчиков проблемы с правосудием. У него также не было никаких сомнений, что сестра ведет прежний образ жизни и нет ни малейшего шанса, что она может что-то предложить относительно получения наследства самостоятельно.
Больше Отто не звонил сестре. Несмотря на желание получить наследство, он не очень верил в осуществимость идеи и положился на то, что самые молодые потомки Адольфа Гринберга свяжутся с ним сами. И вот пришла неожиданная весточка… Причем таким странным образом… Вдруг к смерти Вальтера Обермана имеют отношение его племянники? А может быть, здесь и нет никакой связи с его родственниками? Простое совпадение… Но вдруг подумают, что он приложил к убийству Вальтера Обермана руку, вдруг его разыщут, допросят и об этой истории узнают в издательстве? Настроение испортилось еще больше. Выкуренные сигареты горкой лежали в пепельнице. Отто нервничал, не зная, что предпринять и надо ли вообще что-то предпринимать. Вдруг он ошибается и напрасно думает о решении несуществующей проблемы? Ведь прошло почти два года, и за все это время ему не пришлось выслушать от родственников ни единого плана, как получить наследство. Решили действовать в одиночку? Заполучить медальон, а дядю и брата оставить с носом? Что ж, и это возможно в наше время… И разве только в наше? А что они могут без него сделать? Им ведь ничего не известно про историю с медальоном… А что известно ему, Отто Фуксу? Что есть некий медальон, который может принести «несметные» богатства, что есть некая семья во Франкфурте-на-Майне, якобы владеющая этим медальоном… Пожалуй, и все. Он говорил сестре о существовании медальона, но не называл никаких имен и названий населенных пунктов… Или называл? Отто впервые в жизни поймал себя на том, что чего-то не помнит. И он стал успокаивать себя тем, что если даже и сболтнул лишнее про медальон и богатство, то вечно пьяная сестра вряд ли что-то запомнила. А вдруг запомнила? Тогда он, расчетливый Отто Фукс, сам себя подставил. Надо что-то предпринять… Но что именно?..
Отто Фукс решил выждать, хотя интуитивно чувствовал, что случайно прочитанная сегодня заметка в газете имеет отношение и к нему. А интуиция его еще никогда не подводила.
19
Серый день начала ноября выдался прохладным и дождливым. Моросило с самого утра, и, несмотря на то что Томас расположился под навесом овощного магазина, сырость добралась уже до самого края подстилки, на которой он сидел. Томас почувствовал, что прилично продрог. Особенно страдал левый бок, находившийся с подветренной стороны. Именно отсюда по телу распространялся сырой противный холод. Если бы не правый бок, который словно печкой подогревался четвероногим другом Гастоном и тем самым как-то снабжал теплом все тело, Томас давно бы уже смылся в какой-нибудь ближайший магазинчик. Была еще одна причина, по которой он продолжал ерзать тощим задом по начавшей сыреть подстилке – Томас должен был собрать немного денег. Как назло, гонимые ненастьем прохожие не задерживали свой взгляд на давно небритой физиономии Томаса, и картонный стаканчик был почти пуст. Томас еще не завтракал, хотя время приближалось к обеду. С утра он выпил только бутылку пива, которую поставил перед ним сердобольный Якоб из магазина напротив.
Томас глянул на лежавшего Гастона и погладил его. Морда собаки продолжала лежать на ее передних лапах. Гастон лишь скосил свои грустные глаза в сторону хозяина и снова прикрыл их. Томас вздохнул. Он понимал, что Гастон тоже хочет есть.
Из овощного магазина вышел толстяк, что-то мурлыкавший себе под нос. По лицу толстяка можно было судить, что он пребывал в хорошем расположении духа. Глянув в небо, он поднял воротник своего пуховика, поправил суконную бейсболку с очень длинным козырьком, удостоил Томаса коротким прищуренным взглядом и решительно двинулся мимо него. Пройдя метров пять и словно споткнувшись, толстяк остановился. Резко развернувшись, он направился в сторону Томаса, на ходу шаря рукой в кармане брюк. На дно стаканчика тяжело шмякнулась монета в два евро. Толстяк победно взглянул на Томаса, немного поразмыслил, и следом в стаканчик полетела монета в один евро. Она глухо звякнула по предыдущей. Томас забормотал слова благодарности. Толстяк улыбнулся, поднял вверх левый кулак, немного потряс им в воздухе и, не произнеся ни слова, удалился. Томас снова заглянул в стаканчик и поднялся с подстилки. Гастон сразу же вскочил, но Томас сказал: «Оставайся здесь, Гастон. Я в ближайший «Макдоналдс», ты же знаешь. Скоро буду». Собака послушно улеглась на место.
Зал «Макдоналдса» обдал бомжа приятным теплом. Туда-сюда сновали девочки. Они увозили подносы с грязной посудой, привозили чистые, что-то подтирали и делали еще массу мелких, но важных дел. Многих из них Томас знал. Видимо, и они знали бомжа и привыкли к нему. Кто-то ему просто кивнул, а одна чернокожая толстушка даже бросила на ходу: «Привет, Томас!» Он важно прошествовал к длинному прилавку, утопающему в ярком свете. В зале царило то редкое короткое затишье, которое случается в «Макдоналдсе» один или два раза в сутки. За прилавком находился один-единственный сотрудник. Перед ним, задрав голову, стоял приземистый широкоплечий клиент, который только что закончил изучать висевшие на стене красочные плакаты предлагаемого меню и делал заказ. Томас пристроился за ним. Сотрудник назвал сумму, и клиент, запустив руку в висевшую на его плече сумку, достал черное потертое портмоне. Томас заметил, что рука плечистого, державшая портмоне, была покрыта замысловатой татуировкой. Рассчитавшись и получив сдачу, клиент кинул портмоне