И все же «такое снятие стражи с ворот разума», как это называет Шиллер, подобное погружение в состояние самонаблюдения без критики отнюдь не является чем-то сложным. Большинство моих пациентов делают это после первого указания; да и я сам вполне могу это сделать, если при этом помогаю себе, записывая свои мысли. Сумма психической энергии, которой таким образом лишается критическая деятельность и с помощью которой можно повысить интенсивность самонаблюдения, значительно колеблется в зависимости от темы, на которой должно фиксироваться внимание.
Первым шагом при применении этого метода является то, что объектом внимания следует делать не сновидение в целом, а лишь отдельные фрагменты его содержания. Если я спрошу неопытного пациента: «Какие мысли приходят к вам по поводу этого сновидения?» – то, скорее всего, он ничего не сумеет уловить в своем умственном поле зрения. Я должен предъявлять ему сновидение по частям, и тогда по поводу каждой части он приводит ряд мыслей, которые можно назвать «задними мыслями» данного фрагмента сновидения. Следовательно, уже по этому первому важному условию мой метод толкования сновидений отличается от популярного, исторического и легендарного метода толкования посредством символики и приближается ко второму методу, методу «расшифровки». Он, как и последний, представляет собой толкование en détail, а не en masse; в нем, как и в последнем, сновидение с самого начала понимается как нечто скомпонованное из разных частей, как конгломерат психических образований.
В ходе моей психоаналитической работы с невротиками мне довелось истолковать, пожалуй, уже больше тысячи сновидений, но этот материал мне бы не хотелось использовать здесь для ознакомления с техникой и теорией толкования сновидений. Не говоря уже о том, что мне могли бы возразить, что это сновидения невропатов, которые не позволяют сделать вывод о сновидениях здоровых людей, к отказу от них меня вынуждает и другая причина. Темой, на которую нацелены эти сновидения, разумеется, всегда является история болезни, лежащая в основе невроза. Поэтому для каждого сновидения понадобилось бы пространное предварительное сообщение и ознакомление с сущностью и этиологическими условиями психоневрозов. Эти вещи сами по себе являются новыми и неосвоенными, а потому они бы отвлекли внимание от проблемы сновидения. Мое же намерение, скорее, заключается в том, чтобы через толкование сновидений подойти к разрешению более сложных проблем психологии неврозов. Но если я отказываюсь от сновидений невротиков, от основного своего материала, то я не вправе быть слишком привередливым в отношении остального. Остаются еще только те сновидения, которые иногда мне рассказывали мои знакомые – здоровые люди – или которые я находил в качестве примеров в литературе о сновидениях. К сожалению, во всех этих сновидениях мне недостает анализа, без которого я не могу найти их смысл. Ведь мой метод не так удобен, как популярный метод расшифровки, который переводит данное содержание сновидения в соответствии с установленным ключом; скорее, я склоняюсь к тому, что одно и то же содержание сновидения у разных людей и в разном контексте может скрывать разный смысл. Поэтому я отношусь к своим собственным сновидениям как к богатому и удобному материалу, который происходит от нормального в целом человека и относится к разнообразным моментам повседневной жизни. Разумеется, можно усомниться в надежности такого «самоанализа». Произвол при этом отнюдь не исключен. Но на мой взгляд, ситуация при самонаблюдении более благоприятна, чем при наблюдении за другими; во всяком случае, можно попытаться установить, насколько в толковании сновидений помогает самоанализ. Другие трудности мне пришлось преодолевать внутри себя самого. Каждый человек испытывает понятную боязнь раскрывать интимные стороны своей душевной жизни, рискуя при этом встретить непонимание со стороны окружающих. Но эту боязнь необходимо отбросить. «Tout psychologiste, – пишет Дельбёф (Delboeuf, 1885), – est obligé de faire l’aveu même de ses faiblesses s’il croît par là jeter du jour sur quelque problème obscure…»[78] И у читателя, позволю себе предположить, первоначальный интерес к интимным деталям, которые мне придется разглашать, очень скоро уступит место исключительному полному углублению в освещаемую ими психологическую проблему[79].
Итак, я приведу одно из моих собственных сновидений и на его примере попытаюсь разъяснить свой метод толкования. Каждое такое сновидение нуждается в предварительном сообщении. Я должен, однако, попросить читателя на все это время превратить мои интересы в свои собственные и вместе со мной погрузиться в мельчайшие подробности моей жизни, ибо без такого переноса понять скрытое значение снов невозможно.
Предварительное сообщение
Летом 1895 года с помощью психоанализа я лечил одну молодую даму, которая находилась в близких дружеских отношениях со мной и моей семьей. Вполне понятно, что такое смешение отношений может стать источником разнообразных сложностей для врача, особенно для психотерапевта. Личная заинтересованность врача больше, его авторитет меньше. Неудача угрожает подорвать старую дружбу с родственниками больного. Лечение закончилось частичным успехом, пациентка избавилась от истерического страха, но не от всех своих соматических симптомов. В то время я еще не был полностью уверен в критериях, свидетельствующих об окончательном избавлении от истерии, и предложил пациентке решение, которое показалось ей неприемлемым. Из-за такого расхождения во мнениях мы на лето прекратили лечение. Однажды меня посетил мой молодой коллега, один из ближайших моих друзей, который недавно побывал в гостях у моей пациентки – Ирмы – и ее семьи. Я спросил его, как он ее нашел, и услышал в ответ: ей лучше, но пока еще не совсем хорошо. Я помню, что эти слова моего друга Отто или, вернее, тон, которым они были сказаны, меня рассердил. Мне показалось, что в этих словах прозвучал упрек – нечто вроде того, будто я обещал пациентке слишком много, и объяснил себе – обоснованно или нет – кажущуюся предвзятость Отто по отношению ко мне влиянием родных пациентки, которым, как я считал, никогда не нравилось мое лечение. Впрочем, неприятное ощущение было у меня еле заметным, и я никак его не проявил. В тот же вечер я описал историю болезни Ирмы, чтобы в свое оправдание передать ее доктору М., нашему общему другу, который в то время пользовался большим авторитетом в нашем кругу. Этой же ночью (пожалуй, скорее к утру) мне приснилось следующее сновидение, которое я записал сразу, как только проснулся[80].
Сновидение (23/24 июля 1895 года)
Большой зал – много гостей, которых мы принимаем. Среди них Ирма, которую я тотчас отвожу в сторону, словно хочу ответить на ее письмо, упрекнуть ее в том, что она до сих пор еще не приняла «решения». Я говорю ей: «Если у тебя по-прежнему боли, то только по твоей вине». Она отвечает: «Если б ты знал, какие у меня боли в горле, в желудке и в теле, меня буквально сжимает». Я пугаюсь и смотрю на нее. Она выглядит бледной и отечной; мне приходит в голову мысль, что я проглядел какое-то органическое заболевание. Я подвожу ее к окну и осматриваю ей горло. При этом она слегка противится, как все женщины, которые носят вставную челюсть. Я думаю, что ей-то этого не нужно. Рот открывается, и я вижу справа большое белое пятно, а чуть дальше – непонятные сморщенные образования, напоминающие носовую раковину, удлиненные серо-белые струпья. Я тотчас подзываю доктора M., который повторяет осмотр и подтверждает мое мнение… Доктор М. выглядит совсем не так, как обычно; он очень бледен, хромает и почему-то без бороды… Мой друг Отто тоже стоит теперь рядом с ней, а друг Леопольд производит перкуссию ее легких и говорит: «У нее приглушенные звуки слева внизу». Он указывает также на инфильтрированный участок кожи на левом плече (несмотря на одежду, я ощущаю его, как и он…). Доктор М. говорит: «Несомненно, это инфекция. Ничего страшного: у нее будет дизентерия, и яд выйдет…» Мы сразу же понимаем, откуда эта инфекция. Недавно, когда она себя почувствовала нездоровой, приятель Отто сделал ей инъекцию препарата пропила – пропилена… пропиленовой кислоты… триметиламина (его формулу я отчетливо вижу перед глазами)… Такие инъекции нельзя делать столь легкомысленно… По всей вероятности, и шприц не был чист.
По сравнению со многими другими это сновидение имеет одно преимущество. Сразу понятно, с каким событием прошедшего дня оно связано и какой темы касается. Информация об этом приведена в предварительном сообщении. Слова, которые я услышал от Отто о состоянии Ирмы, история болезни, которую я писал до поздней ночи, занимали мою душевную деятельность и во время сна. Тем не менее никто, ознакомившись с предварительным сообщением и с содержанием сновидения, не сможет догадаться, что означает мой сон. Я этого и сам также не знаю. Я удивляюсь симптомам болезни, на которые жалуется в сновидении Ирма, ибо они совсем не похожи на те, что я у нее лечил. Я улыбаюсь бессмысленной идее об инъекции пропиленовой кислоты и утешению, высказанному доктором М. В конце сновидение кажется мне более туманным и непонятным, чем в начале. Чтобы выяснить значение всего этого, я должен решиться на подробный анализ.