Обедница и панихида назначены были с семи часов, человек 30 с детьми христиан собралось к восьми. Отслужили, потом было длинное поучение: объясненье первого, второго и третьего прошения молитвы Господней с приложениями к местным христианам и обстоятельствам. Перейдено — к симбокквай и предложено здесь же избрать людей для кооги, утвердить часы собраний и прочее, что все и сделано. Потом сказано поучение о помиловании усопших и объяснено значение кутьи — Сицудзи представили мне охладевшего в вере Сабина, который, однако, теперь оживился и просит иконы, ибо он после крещения не получил ее, и крестика вместо потерянного им. Даны, равно как и другим, затерявшим свои крестики.
Сегодня мы предполагали посетить дома христиан и к вечеру отправиться на лодке в Сакура. Но дождь рубит беспрерывно целый день; теперь вот уже половина второго часа пополудни, а никуда нельзя выйти, — дождь рубит, — утонешь в грязи. В третьем часу дождь несколько стих, и мы отправились посетить христиан в Фунао и Тадарада, оставив Мацузаки на завтра. Ибо эта деревня у озера, по которому нам плыть в Сакура, посетили сначала в Фунао пять домов, потом в Тадарада четыре, потом опять в Фунао два, ибо Фунао разбросано на довольно большом пространстве, и Тадарада ближе к церковному дому, чем большая часть Фунао. Сначала посещенные пять домов все — незажиточные, но и не бедствуют. В Тадарада два дома очень богатые: Давида Тосима (которого покойный отец — Авраам, пожертвовал землю под Церковь) и одного молодого человека, которого отец и все в доме еще язычники, и у которого поэтому иконы в доме не оказалось — не волен повесить, тогда как буцудан — великолепный; попросил, впрочем, ныне у меня икону; еще один дом зажиточный; только самый старый христианин Симеон Тосима бедно и очень грязно живет, «потому что ленив», говорят. Остальные два дома в Фунао, оба Тоба, один старика Моисея, quasi ученого, — зажиточный, другой Александра — первейший по богатству здесь. Этот Александр Тоба крещен мною в Токио, пятнадцать лет тому назад; я потом был у него — принятый во втором этаже надворного строения. Он совсем охладел к вере, и до сих пор не заявлял себя христианином; Благодать Божия, однако, хранила и у него икону, как у Петра Катори (с которым они вдвоем — первые люди по округе по богатству и почету). Ныне он оживился. Вчера пришел в Церковь, участвовал в молитве, слушал все поучения и проповедь к язычникам, зазывал стоявших вне Церкви язычников войти; он здесь окружной староста (сончё); его пример может привлекать к слушанию веры других, если он, так как вчера, открыто будет заявлять себя верующим, что он обещался делать отныне. К сожалению, у него отец есть, в 67–летний старик, нехотящий приникнуть ухом к христианству, вероятно, потому, что держит наложницу, которую — знает — что должен бросить, если сделается христианином. У Александра Тоба приемышем Иоанн Тоба, родом из Киороси, но должен быть до времени только, ибо у него родился свой сын; приемыш учился в Семинарии и вышел при недавнем беспорядке в оной; а юноша добрый — жаль, что вышел. У Александра Тоба иконы не оказалось. Ибо после крещения не было такой, какой он хотел — Спасителя с державой; после же он охладел и не позаботился приобрести. Ныне я дал ему икону Спасителя и советовал выписать из России — в серебряном окладе, соответствующую его богатому дому.
При посещении христиан меня таскали в тележке, ибо иначе к завтрему сапог не стало бы; на всю округу здесь всего одна тележка и оказалась, потому о. Фаддею и катихизатору пришлось месить глубокую грязь пешком, что в гета, впрочем, почти нипочем. Во время нашего путешествия дождь, наконец, стих. К сумеркам вернулись домой; я сильно прозяб и потому с удовольствием напился чаю. В восьмом часу пришли несколько христиан и малость язычников. Отслужили вечерню, причем Павел Такахаси читал, и плохо, какой–то прерывающийся голос у него, притом же, по–видимому, малограмотен. После службы я рассказал историю Товита в назидание, как Господь хранит чрез Своих Ангелов людей благочестивых. Потом о. Фаддей говорил поучение оставшимся двум язычникам (прочие язычницы, пришедшие с детьми за плечами разбрелись до окончания моего рассказа). О. Фаддей говорит поучения хорошо; слово его — живо и умно, подобиями и примерами умеет пользоваться. Когда все разошлись, мы втроем и Павел Такахаси остались в Церкви, и учли Павел Такахаси и катихизатор Акаси жаловаться на Николая Судзуки, что он никогда не ходит в Церковь, жаден до прибыли и прочее, — на других тоже, находят, что здесь, кроме некоторых, совсем нет хороших христиан; очень уж Такахаси рисует все мрачными красками, кажется; я убежден смотреть любовно, снисходительно к недостаткам, ибо и достоинства — хоть бы у того же Судзуки есть, — он первый по времени здесь христианин и немало сделал для Церкви, по крайней мере, прежде, если не теперь; теперь он, действительно, сделался плох, по–видимому, тоже просил не брать кёокиу с сей Церкви, 70 сен, — и это его дело, другие приложили печати по его настоянию.
Акаси — катихизатору, положили мы заботиться о приобретении новых христиан в Киороси, Фуса и Оомори, ибо там он останавливается подолгу; в других же Церквах пусть имеет заботу только о христианах; и пусть посещает другие Церкви по два раза в месяц, по крайней мере первые два месяца отныне, чтобы завести назначенный по Церквам симбокквай: в первое посещение пусть укажет, что готовить для кооги, во второе — пусть посмотрит, приготовили ли, и поможет приготовить, если нужно. Когда собрания заведутся и установятся, тогда он может посещать христиан по разу в месяц, чтобы иметь больше времени говорить катихизации новым слушателям в Киороси, Фуса и Оомори (каковые три места, по близости, составляют одно). На путешествия ему будет даваться помощь от Миссии.
О. Фаддею я сильно внушал не принимать таких прошений с отказом от кёокиу, какие ныне подали Като в Накане и Судзуки здесь (они, впрочем, отослали эти прошения в Миссию, и о. Фаддей оттуда захватил их).
Он должен в таких случаях говорить наедине с человеком, пристыдить его (мол, мне стыдно и доложить Епископу такую просьбу, он — иностранец, и что подумает о нас, грошовиках!) и прочее.
В один час мы легли спать, и холодно же было ночью! В драповом подряснике под драповой рясой нельзя было согреться — в первый раз в нынешнем году так холодно.
7/ 19 октября 1892. Среда.
Мацузаки. Сакура.
Утром, простившись с несколькими собравшимися христианами Фунао, отправились в Манузаки: посетили семь домов; ни одного дома нет бедного; а Фурукава — купец, Деяма (у которого развешаны были по комнате писанные приветствия мне), Ханасима, сосед Николая Судзуки, вместе с ним самый старый христианин в Мацузаки, очень зажиточный, Николай же Судзуки и совсем богатый. У всех есть иконы и молитвословы. Пока достигли дома Николая Судзуки, последнего из посещенных, был почти полдень, так что кстати Николай Судзуки предложил обед.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});