себя с воинским контингентом и по праздникам, чтобы раздумчиво и без избыточных помех обсудить свои как глубоко личные, так и прочие профессиональные тайны. Те же редкие представители подземных молодых служак, которые не успели изжить в себе домашний земной инфантилизм, опекаемые стариком Франком, а также те, кто в принципе любили семейную тишину, пришли в столовый отсек. Его переоформили под заснеженный сказочный лес. Голография казалась настолько реальной, мерцала заснеженными, колеблющимися от несуществующего ветра ветвями. И верилось, что, выйдя за их пределы, окажешься на той самой опушке, где розовощёкая девушка хрустела подмосковным яблоком. Снежинки украшали её шапочку и рыжие кудри тоже…
Он тотчас же поймал себя на том, что видит лицо Нэи, а лица Ксении он не помнит. Было тоскливо. В углу неприязненной глазастой «совой на балу» сидел доктор Франк, и только им двоим было невесело посреди веселящейся молодёжи. На докторе была нарядная, просторная трольская рубаха, пошитая ему Нэей. Таких рубах у него было несколько, и он в последнее время щеголял только в них. А когда гулял в горах, то и трольскую шапочку натягивал на свою седую гриву.
Дочь Лора сидела на коленях у Антона, и они ели одно яблоко на двоих. Красное. Яблони вот уже как двадцать лет тому назад посадил в горах доктор — затейник Франк, не терпящий и часа безделья. В подземном городе никто не болел, сказывалась местная природа, очищенная неведомой силой от большинства зловредных вирусов и микробов. Поэтому-то доктор переквалифицировался в садовника, пропадая на насыпных террасах, устраиваемых роботами. Земные технологии позволяли выращивать плодовые деревья в сказочно-быстрые сроки.
Казалось, что снег с ветвей упадёт на изумрудное платье Лоры. Она смеялась, глядя в глаза Антона, и не замечала отца. Да и вообще никого. Она каким-то непостижимым образом была сейчас похожа на Лору земную, к которой не могла иметь никакого отношения. Как такое возможно? И почему он не замечал такого вот странного сходства прежде? В ней замечалась очевидная перемена, и не только та, что искусно скрывалась просторным платьем, а перемена во всей её внешности. Счастливый красавчик тоже никого не замечал, прижимался к ней. После укуса их совместного яблока, проглотив его, лез к её пунцовым губам. Она, смеясь, брызгала в него яблочным соком, кусая непомерное яблоко — мутант.
— Не подавитесь! — грубо сказал он им под всеобщее и внезапное к себе внимание, неодобрительное. Угрюмый, безмолвный доктор Франк — та самая «сова в углу» из сказки, которая пришла на бал и весь вечер проторчала в углу за печкой, — сузил свои круглые, непримиримые к Рудольфу глаза. Давал понять ему его всегдашнее недостойное поведение.
— Как Сове поплясать захотелось/Целый день перед зеркалом вертелась/А пришла и на балу/Сидит за печкою в углу… — Рудольф с ухмылкой проговорил скороговоркой всё это доктору. Прозвучало глупо, и никто не понял его, в том числе и Франк. Тем не менее, он ответил ему.
— Какие удивительные у вас познания в древнем фольклоре, и всё это пропадает втуне. Из вас выйдет замечательный дедушка — радость для будущих внуков. — Франк засмеялся своей собственной шутке, сузив глаза, всегда недобрые по отношению к Рудольфу. Но само определение «дедушка» настолько мало подходило Рудольфу, что все дружно засмеялись вслед за доктором. Не обратили внимания на всеобщее веселье только Антон с Лорой — Икри. Они пребывали под непроницаемым ни для кого волшебным куполом своего счастливого уединения, наполненного мерцающим счастьем. И видя это, Рудольф вовсе не горел желанием развязывать ссору с доктором, к чему тот и порывался, столь очевидно ревнуя его к Нэе, к её будущему материнству.
— Не смею оспаривать у вас столь почётный статус подземного всеобщего дедушки, который вы имеете тут уже два десятилетия, — Рудольф мило улыбнулся доктору, — кажется, пора вам навесить белую бороду и раздать подарки. Я припас в углу целый короб, да не мог придумать, кого назначить дедом Морозом. А то у меня нет артистических способностей. Вы же дед по факту.
— Стихи вы декламировали превосходно. Жалко урывками. Хотелось бы услышать полную версию сказочных событий. Ваш выход — сказка у ёлки для детей, мой выход следующий — подарки.
— Шеф! — засмеялись подчинённые, окончательно ставшие детьми у голографической ели, на которой блестели пузатые и блестящие шары всех цветов радуги, — Хотим сказку на ночь!
Рудольф искренне сопротивлялся, не желая быть смешным.
— Да отстаньте, блудные дети Космоса, вам не к лицу слушать сказки.
— Расскажи, папа, — вдруг вымолвила Икри, она же Лора, — я никогда не слышала, как ты рассказываешь сказки. И вообще никогда не слышала сказок. Только дедушкины рассказы, но они были правдой, хотя и похожей на ложь. Какие они, земные сказки?
— Как сове поплясать захотелось/Целый день перед зеркалом вертелась/А пришла и на балу сидит за печкою в углу/Появился воробей — в перьях праздничный репей/Увидал тут воробей грустную сову/Ну-ка, я её на танец возьму и позову/Расплясался воробей — наступил на пятку ей./Разоралась тут сова — удалая голова:/Попадись мне воробей вечером в лесочке/Покажу, как наступать мне на коготочки/Воробей в свой уголок еле лапки уволок./И за печкою без дела сова весь вечер просидела.
Молодёжь засмеялась, как будто это был детский утренник. Лора совершенно не понимала языка сказок, что было очевидно. Хотя русский язык она выучила необъяснимо быстро и лопотала на нём вместе со своим возлюбленным, словно и забыла язык Паралеи. Лицо её выражало безразличие к услышанному смешному стишку. Безразличие к нему как к отцу, безразличие ко всем, кто не Антон. Маменькина ледяная копия, она розовела и оживала, только обращаясь к Антону. Но обижаться было глупо.
— Что это «печка»? — спросила она, разглядывая огрызок яблока, как будто боялась обнаружить свою насмешку над нелюбимым отцом и его нелепой импровизацией.
— Большая конструкция из камней для обогрева древнего жилища, в которую пихали дрова для того, чтобы их там сжечь, — объяснил Антон.
— Разве птицы строили дома, где была такая печь? Они это умели? И разве у них были зеркала? У вас на Земле птицы умеют говорить и плясать? Они как люди?
Все опять засмеялись, приняв вопросы Лоры за розыгрыш. Доктор Штерн не собирался от него отставать и по-прежнему занозисто предложил, — Поскольку вы тут главный, то и тост ваш главный. Конечно, распитие вин — это порочная архаика, и у нас его нет. «Ночные лианы» и прочие ползучие и сладко-токсичные заведения мы не посещаем, но витаминные коктейли я приготовил знатные. — И он поднял свой бокал с густо- алым, томатно-овощным соком. С выражением ожидания чего-то такого, что