на улице Элвиса в спортивном костюме DEA в сопровождении всей своей охраны. На концерт он прибыл, опоздав на час и объяснив свое опоздание технической неполадкой. Но сам концерт был весьма похвальным, а шоу в Индианаполисе на следующий день в честь дня рождения Полковника и вовсе продемонстрировало энергичность, неожиданный запал и своего рода жизнестойкость, которых так не хватало во всех остальных концертах тура. Возможно, это объясняется тем, что Элвис решил больше не связываться с отелями и отправился после концерта в Цинциннати домой в Грейсленд, откуда в Индианаполис он вернулся на самолете с огромной компанией друзей и родственников. Ритм — гитарист Джон Уилкинсон вспоминал, что перед концертом Элвис был непривычно взволнован, но он с блеском пропел все восемьдесят минут, увеличив на треть свою привычную программу. В конце шоу он великолепно спел «Bridge Over Troubled Water и Hurt». Затем он вывел на сцену отца, представил публике своих всевозможных друзей и родственников, и, исполнив последнюю песню, он положил на пол микрофон и начал обниматься и пожимать руки всем участникам и почетным гостям в своей трогательно искренней манере. Создавалось впечатление, что ему очень не хотелось покидать сцену.
Глава 19 «ГОСПОДЬ ВСЕМОГУЩИЙ, ВОЗЬМИ МЕНЯ ЗА РУКУ»
(лето 1977)
Дни шли чередой, но не происходило ничего, что различало бы их между собой. В Мемфисе стояло жаркое лето, но Элвис жары не ощущал, потому что редко покидал пределы своего гостиничного номера, оснащенного мощным кондиционером. В этом году был отменен салют в честь Четвертого июля, и Джинджер, как сказали ему ребята, ушла на танцы в честь праздника, сообщив при этом, что отправляется прямиком домой. Элвис был все еще взбешен и разочарован ее неспособностью посвятить себя их отношениям. «Неужели она не понимает, что я нуждаюсь в ней? — спрашивал он обиженно то доктора Ника, то своего кузена Билли, когда его посещала меланхолия. Но со временем он стал терпимей относиться к ее выходкам, списывая все на издержки ее юного возраста. Он продолжал одаривать ее подарками; драгоценностями, одеждой, компактными спортивными машинами, — он даже собирался купить ее семье дом в Уайтхэвен, чтобы она могла быть ближе к нему, но, когда приемлемый вариант все — таки не был найден, он предложил оплатить купчую на дом, в котором они в настоящее время проживали, и выделить сумму на строительство бассейна. Не надо говорить, что мистер Элден и девочки были крайне благодарны — они воспринимали его как разбогатевшего родственника, щедрого покровителя или кого — то в этом роде, — но его широкие жесты, увы, не сблизили его с Джинджер, как он надеялся: она упорно отказывалась постоянно поселиться в Грейсленде. Ему казалось, как он однажды признался Чарли, что с Джинджер он наяву переживает ситуацию из одной известной песни, ведь их отношения все больше напоминали одностороннюю любовь.
Он редко встречался с кем — либо помимо Чарли, Билли, Джо Смит и доктора Ника. Он пытался заставить Джинджер ревновать его к другим девушкам, но у него самого не хватало уже ни энергии, ни интереса к подобным авантюрам. Иногда к нему приходил Джордж Кляйн или какой — нибудь еще приятель из прошлых дней, но он вяло наблюдал за ними в мониторе камер слежения и просил передать, что он смертельно устал или сильно занят, может быть, они могут зайти как — нибудь в другой раз. Он так и не сблизился ни с кем из своего нового окружения. Сэм Томпсон и Дик Граб отлично делали свою работу, организуя охрану певца на высшем уровне, Эл Страда был постоянно рядом, как первоклассный денщик, — но не было ни одного человека, с кем он мог бы откровенно поговорить. У Элвиса начало постепенно формироваться недоверие к своим сводным братьям Рики и Дэвиду Стэнли, которые вели его личный бизнес. Насколько возможно, он пытался донести до них все те знания и опыт, которые он накопил за все эти годы, но до Рики он не мог достучаться, а Дэвид, как он подозревал, имел очень много общего с Джинджер (во всяком случае, больше, чем он сам): они постоянно о чем — то шептались, а Дэвид часто покрывал ее проделки и принимал ее сторону в любых разбирательствах. Он действительно не знал, кому он мог доверять, поэтому ото всех бед и бурь он скрывался в своей комнате вместе со своими книгами, где, медитируя, он пытался избавиться от боли, которая никогда не покидала его душу.
«Мы только и делали, — вспоминал Билли Смит, — что сидели в его комнате и разговаривали». Иногда разговор целиком был посвящен воспоминаниям о былых днях и тех безумствах, которые они тогда совершали, временами они просто обсуждали старые шоу Монти Пайтона и не более этого, но в основном их общение отличалось угрюмой одержимостью, с которой Билли никогда не приходилось сталкиваться раньше, это была самая настоящая паранойя, которая прослеживалась во всем: в отношении к людям, в воспоминаниях, в ожидании будущих событий, в мотивации прошлых поступков. Книга Реда и Сонни была единственной темой, к которой Элвис постоянно возвращался. Иногда он признавался Билли, что приказал их убить. «Однажды я сказал: «Послушай, они не стоят того. И ты сам понимаешь, что это ничего бы не изменило. Это не изменило бы даже твоего к ним отношения. Ты сам понимаешь, что в глубине души ты все еще очень сильно к ним привязан, и это очень сильно задевает тебя». Он сорвался и заплакал. Он проронил всего несколько слез. Он всхлипывал. И я плакал вместе с ним, потому что я не мог видеть, как он сильно страдает… Но вдруг он вскочил и сказал: «К черту их!.. Если они разрушат мою карьеру, я точно прикажу их убить».
Ночь была самым тяжелым временем: он боялся уснуть, также он боялся, что сон так и не придет. Снова и снова ему снился один и тот же сон, иногда с легкими вариациями и изменениями, но постоянно это был привычный кошмар, который преследовал его еще с тех давних пор, когда неожиданный успех впервые постучался в его двери. Суть сна всегда оставалась неизменной: все деньги кончились, его поклонники отвернулись от него. Полковник его бросил, он остался совершенно один. Что подумают фанаты, когда прочтут эту книгу, постоянно спрашивал он Билли. Он начал придумывать мудреные объяснения в свою защиту на случай, если кто — нибудь попытается его подколоть во время